Роман Галицкий. Русский король
Шрифт:
– Нету, - коротко ответил тот.
– Только и ведомо, что скачут в Венгрию, помочи просить, чтоб назад воротиться.
– Помочи не военной ли?
– обеспокоился Борис Семеныч.
– Это супротив нас-то? Да нешто мы князю враги? Нешто мы когда супротив…
– «Нешто», «нешто», - передразнил боярина Семён Избигневич.
– А кто Романа выкликал? Кто Владимира гнать хотел?
– Так попадью же, - защищался тот.
– И ляхи тогда были…
– Ляхи, - проворчал Кузьма Ерофеич, - под ляхами-то, небось, тише и сподручнее. Живут себе в своей Польше, в наши дела носа не кажут. Ну, поставят наместника - а нам всё едино. Нешто бы своей головой не прожили бы?
Сидел среди
– Гнать Романа надо, - прорычал он сдержанно, - в три шеи гнать. Пока не осел тут совсем, пока нас со свету не сжил!
– Да как его погонишь?
– заволновались бояре.
– Вече разве кликнуть - да вроде не с чего!
– У меня крикуны есть - они начнут, а там завертится, - вставил слово Кузьма Ерофеич.
– Вот они-то одни орать и будут, - осадили его.
– Нет, тут надо по-иному взяться…
– А что, ежели иноземцев на помочь кликнуть?
– сказал Константин Серославич.
– Боярину Володиславу поклониться - у него своя рука в Польше есть. А не то на Владимира-князя надеяться - авось поднимет угров. Отворим тогда ворота - Роман небось не устоит, коли с одной дружиной.
– Не устоит, как есть не устоит!
– закивали бояре.
Старый Тудор Елчич молчал. Со стороны казалось, что боярин уснул. Но на самом деле он прекрасно слышал всё и лелеял свои думы. Не спешил боярин искать подмоги на стороне - ведал он, что есть и другие князья, готовые друг другу глотки перегрызть за жирный кусок Галиции.
Долго сидели в гостях у него бояре. Оголодав от криков и споров, набрасывались на меды и яства. Захмелев, орали друг на друга, поминая старые обиды, и едва не рвали друг на друге бороды. Фома Тудорыч и меньшой брат его Никиша еле усмиряли спорщиков. Отяжелевшие от выпитого, бояре уже заполночь кое-как выползли из палат, повалились в возки, иных холопы втащили на спины коней, и заговорщики разъехались кто куда.
Видно, не ангел, так черт следил за боярами и подслушал их речи. Не минуло и месяца, как примчался от боярина Кирилла Иванковича гонец.
Владимир Ярославич возвращался в Галич, да не один: огромное войско угрского короля Бэлы вторглось в его пределы и уже подходило к Горе.
Глава 4
1
Прямой, строгий, сидел Роман на княжеском золотом столе, оставшемся от Ярослава Осмомысла, до странности походя на него, хоть внешне его не спутал бы с прежним князем никто. Среднего роста - в отличие от высокого Ярослава, коренастый - против сухощавого, тёмноволосый - вместо русого, сдержанно-порывистый - в сравнении с величественно-медлительным Осмомыслом. Да и блеск в глазах совсем иной - у Ярослава глаза последний раз блестели, когда давал он Галичу и боярам роту [14] жить с нелюбимой, некрасивой и неласковой, но законной женой Ольгой Юрьевной «вправду» и навеки забыть свою единственную горькую любовь, сгоревшую Настасью. После того потухли глаза старого князя и не загорались уже никогда. Но тот же огонь сейчас горел в тёмных, чуть прищуренных глазах Романа Мстиславича, и старые бояре, помнившие Ярослава Осмомысла молодым, невольно содрогались.
14
Рота– клятва.
Роман внимательно обводил взглядом притихших бояр. Те сидели, развалясь, уткнувшись носами в бороды, ровно идолы в половецкой степи. Боярская дума, оставшаяся от Ярослава Осмомысла, пережившая за неполных два года двух его сыновей.
– Собрал я вас, мужи галицкие, думать думу важную, - сухим бесцветным голосом заговорил Роман.
– Ведомо мне, что идёт на Галич угорский король Бэла со всем своим войском. Что делать будем, бояре? Моя дружина завсегда к бою готова, но мала она. Не одолеть угров малым числом.
Кузьма Ерофеич, малозаметный среди тучных соседей, проворчал что-то вроде «умеючи и ведьму бьют». Роман услышал.
– Умеючи можно и корову пополам поделить - перед варить, а зад доить, - откликнулся он громко.
– Да не про то речь ныне.
– Ты, князь, воин храбрый, - пробасил Фома Тудорыч, сидевший возле него, - тебе и честь. А мы - что мы? Наше дело - градом править да старину блюсти.
– Никак я, боярин, в толк не возьму, что ты молвишь, - холодно усмехнулся Роман.
– Градом править - вы, старину блюсти - вы, с угодьев дань брать - вы. А князю что же?
– Князю честь - в поле ратном!
– Постой, князь-батюшка, за землю нашу, - подал голос Борис Семеныч, - а мы уж тебя уважим…
Роман нашёл глазами говорившего, обласкал его долгим взглядом.
– Вот это дело молвлено, бояре галицкие!
– воскликнул он.
– Одна головня и в печи гаснет, а две и в поле горят. Поднимайте свои дружины, кликните вече - пущай собираются мужики. Пашню доорали [15] , новину посеяли - самое время в поход идти.
Бояре заволновались на лавках, забормотали. Борис Семеныч, с языка которого сорвалось неосторожное слово, прятал глаза и пожимал плечами, озираясь на соседей.
15
Орать– пахать, оратай - пахарь, землепашец.
– Батюшка князь, - послышались со всех сторон взволнованные голоса, - не вели казнить… Батюшка князь, Роман Мстиславич! В поход идтить ныне не можно! Не готовые мы! Как есть не готовые!
Роман переводил взгляд с одного лица на другое. Бояре выставили носы из бород, поблескивали глазами, преданно напирали сзади вперёд. Иные вскочили на ноги.
– Не можно! Не можно, - как заклинание, твердили они.
– Совсем мы оскудели! Не губи, князь! Не отымай животов наших!
Поражённый этим порывом, Роман сидел, не шелохнувшись. Но не страх владел им - нетерпение и изумлённое негодование отразилось на его лице, когда с места степенно поднялся Фома Тудорыч.
– Князь, - раскатисто бухнул он, и все бояре разом притихли и воротились на свои места.
– Не вели казнить, вели слово молвить. Истину рекут мужи галицкие. Летось уже пережили мы войну - прошёл по земле с ляхами Олег Настасьич. Прошли ляхи как раз по нашим же деревенькам и угодьям, а после, как встали ляхи на постой, мало не всю округу позорили. Тащили чужое, безобразили, насилье творили. У меня в одной деревеньке трёх мужиков прибили. И каких - один кузнец, один рыболов, один древоделя. Да терем недостроенный пожгли, - перечислял боярин.
– Да часовню спалили. Да поля потравили…