Роман Ким

Куланов Александр Евгеньевич

Ответов на эти загадки может быть два. В первом случае стоит принять точку зрения части современных российских корееведов: Роман Николаевич Ким всю жизнь фантазировал, придумывал и раскрашивал яркими красками собственную биографию, привязывая ее к значимым историческим событиям, а на косвенные данные не стоит обращать внимания, поскольку они сильно усложняют понимание истории.

Второй вариант целиком основан на пресловутой «теории заговора» и полностью приводится впервые. Согласно ему, в Токио от руководителей японских тайных обществ и агентов разведки, работавших на генеральное консульство во Владивостоке, было известно о роли Николая Кима в корейском подполье, о приеме им во Владивостоке Ан Чжун Гына, о торжествах по случаю убийства Ито Хиробуми, а потому спокойно относились к детским рассказам Ромы Кима — они просто контролировали ситуацию. А если так, то надо понять, кому это могло быть выгодно. Тут мы неизбежно приходим к истории давнего соперничества двух земляков, двух гениев эпохи Мэйдзи, эпохи грандиозных преобразований Японии, превративших страну из феодальной крепости в современную империю. Первый — уже знакомый нам дважды премьер-министр страны, гэнро, маршал и герцог, создатель армии и полиции нового образца, великий Ямагата Аритомо, выручивший когда-то из смертельной опасности и приблизивший к себе Тояма Мицуру. Второй — не менее великий Ито Хиробуми — четырежды премьер-министр, князь, гэнро, творец японской конституции и первый генерал-резидент Кореи.

Несмотря на то, что Ито и Ямагата вместе сражались во время Реставрации Мэйдзи против военного правительства сёгуна, со временем их пути всё больше расходились, а политические и человеческие амбиции не давали возможности уступить друг другу лавры славы и тайные нити управления страной. К началу XX века, после десятилетий борьбы, этим политическим гигантам окончательно стало тесно в маленькой Японии, в которой оба оставались безусловными авторитетами и полными противоположностями друг другу. Сухой и сдержанный Ямагата был настоящим военным — очень традиционным политиком националистического толка, сторонником расширения экспансии Токио на Азиатском континенте. Ито — порывистый, эксцентричный (в молодости он мазал собственными фекалиями священные реликвии в синтоистском храме, чтобы убедиться: если божественная кара не последует, то богов не существует), общительный человек, обаятельный дипломат и опытный политик, сделал особенно много для проведения реформы образования, избирательной и финансовой систем. Он был человеком сугубо штатским и, хотя поддержал войну Японии с Китаем, возражал против развязывания боевых действий с Россией, о чем в Петербурге знали и что особенно ценили. При этом оба они являлись убежденными националистами, патриотами, различия во взглядах Ито и Ямагата никогда не были настолько катастрофичны, чтобы привести к открытой конфронтации между ними. Тем не менее по окончании Русско-японской войны, на волне роста ультрапатриотических настроений и недовольства условиями Портсмутского мира, которые многие в Японии сочли недостаточно лестными для победителя, влияние воинственного Ямагата усилилось. Ему удалось добиться принятия решения о направлении своего соперника в Корею в качестве генерал-резидента новообразованного японского протектората. Говорят, Ито очень не хотел ехать в Корею, потому что такое назначение могло навсегда удалить его от центра принятия решений в Токио, от императорского двора, а возможно, потому что у него были плохие предчувствия. Но однажды вечером на пороге дома Ито появился специальный посланник от маршала Ямагата — Тояма Мицуру в компании трех боевиков. После долгого разговора Ито Хиробуми согласился с тем, что в Сеуле он принесет гораздо больше пользы родине, чем в японской столице, и в тот год, когда Романа Кима привезли в Токио, Ито убыл к месту командировки.

Это была непростая работа, но сегодня даже часть корейских историков признает, что на новом посту Ито Хиробуми проводил, возможно, единственно правильную на тот момент, относительно мягкую политику по отношению к жителям оккупированного японскими войсками государства. Проблема состояла в том, что власть его, как генерал-резидента Кореи, была далеко не безгранична, а решения сковывались и дискредитировались действиями военных, а также наличием в Корее японских тайных обществ. Не случайно советником Ито был назначен глава Кокурюкай Утида Рёхэй — самый близкий к Тояма Мицуру человек, отличавшийся от него еще большим радикализмом во взглядах и лучшими организаторскими и пропагандистскими способностями. С «западником» и «либералом» Ито он был знаком давно и близко. В 1902 году они вместе даже стали инициаторами создания Японо-российского общества, официально ставящего целью развитие дружеских и добрососедских отношений между этими двумя странами путем, как сказали бы сегодня, интенсификации народной дипломатии. Это при том, что за год до кросскультурной инициативы Утида, по итогам своего изучения нашей страны, подготовил к печати книгу «Гибель России». Издание оказалось настолько одиозным и неприлично антироссийским, что ее первый вариант был запрещен японским правительством, а тираж конфискован и уничтожен. Теперь этот «специалист по дружбе» должен был помогать Ито в Сеуле. Неудивительно, что опытный генерал-резидент чувствовал себя в Корее не просто неуютно, он понимал, что старый друг Ямагата обрек его на политическую смерть.

Репутация Ито в Корее была испорчена не только жестокостью японской армии, но и прежде всего провокационными действиями бойцов Кокурюкай, за которыми просматриваются Утида, а через него — Тояма и Ямагата. По мнению некоторых корейских ученых, японцы (читай — волонтеры Кокурюкай) вырезали за три года пребывания их шефа в Корее тысячи местных жителей, хотя никаких официальных документов по этому поводу не существует. Логичным результатом этих событий стала ненависть оккупированной страны к японскому наместнику, что не в последнюю очередь спровоцировало его отставку 14 июня 1909 года, ставшую оригинальным подарком на день рождения бывшему другу — маршалу Ямагата. Интересно, что в то же самое время у себя на родине Ито постоянно подвергался жесткой критике за нерешительные действия по усмирению бунтовщиков в Корее. Все японские ультра-патриоты — легальные союзники Ямагата в парламенте и в средствах массовой информации работали слаженно, эффективно взаимодействуя с секретной армией «народного гэнро» Тояма. Награжденный почетным постом председателя Тайного совета, Ито тем не менее оказался удален от фактического управления страной, которое взял на себя Ямагата. Но политическая гибель князя Ито была только предвестником физической смерти от разрывных пуль, выпущенных из браунинга Ан Чжун Тына. Япония официально аннексировала Корею, сделав ее своей колонией. Маршал Ямагата, руководители тайных обществ, все японские консерваторы и националисты могли торжествовать: их мечты продолжали сбываться, и Япония на глазах у всего мира становилась настоящей империей.

Гибель бывшего генерал-резидента Ито по большому счету не противоречила планам Ямагата, Тояма и Утида, но вряд ли в эти планы входила. Достаточно было спровоцировать корейцев и не мешать им. Контроль за подпольем во Владивостоке был организован грамотно — тщательно, но с предоставлением наблюдаемым определенной свободы, и свою задачу оно выполнило. Тогда не случайно и то, что, когда после прекращения финансовых поступлений из Кореи отец Кима остановил свою коммерческую деятельность, став неприметным рантье, мальчик продолжал учиться в Кэйо, и уже японский опекун исправно вносил за него немалый ежемесячный платеж. Если же Рома Ким стал воспитанником самого Сугиура Дзюго, то такой шаг иначе как благодарностью одному из лидеров антияпонской борьбы назвать сложно. Роль Николая Кима в таком случае выглядит неоднозначной, и становится понятно, почему японец Оно Каору назвал истинных авторов убийства князя Ито «скрывшимися во мраке». Стоит ли говорить, что доказательств версии Оно нет и никогда не будет — ведь слишком многое в этой истории вообще не было доверено бумаге.

Мы пока даже не знаем точно, когда Роман Ким, он же Ким Ги Рён, он же Кин Кирю, стал воспитанником Сугиура Дзюго, но вряд ли раньше 1910 года — в одном из писем того времени Сугиура упоминает только о двух домашних учениках — Харада и Кубомура. Значит, появление Романа Кима в этом доме примерно совпадает с присоединением родины его предков к Японии и со временем, когда, после смерти императора Мэйдзи и самоубийства генерала Ноги, воспитывавшего кронпринца, новым наставником будущего императора был назначен Дзюго-сэнсэй.

Девятого января 1913 года Кин Кирю был отчислен из колледжа Фуцубу университета Кэйо по семейным обстоятельствам, и дальнейшие его следы теряются на несколько лет ^[76] . 3 ноября того же года двенадцатилетний принц Хирохито был объявлен наследником престола своего отца — императора Тайсё. Немедленно возник вопрос о помолвке. Дело изначально представлялось важным и долгим — ведь следовало выбрать не просто будущую императрицу и мать наследника трона, но девушку, способную стать супругой живого бога, каковым тогда считали наследников самой долгой, никогда не прерывавшейся династической линии, берущей начало от богини Солнца. В течение нескольких лет кропотливого отбора специально привлеченными к этому делу придворными и ближайшими родственниками императорской фамилии в «шорт-лист» претенденток на статус богини попали три девушки. Имена двух были названы родителями кронпринца — императором Тайсё и императрицей Садако. Но наибольшие шансы на успех имела княжна Токико из семьи Исидзё клана Фудзивара, ибо ее предложил престарелый, но упорно добивающийся положения регента, уже видящий себя неформальным правителем Японии, маршал Ямагата. Императрица Садако ненавидела Ямагата, но противостоять всесильному маршалу ей было слишком трудно.

76

По выписке из книги регистрации учащихся Фуцубу, полученной Миямото Татиэ и Мурано Кацуаки.

Четыре года продолжалась эта «схватка двух бульдогов под татами» в центре Токио. В 1917 году, как раз когда Роман Ким, уже появившись из ниоткуда, поступил в гимназию при Восточном институте во Владивостоке, Ямагата сумел отклонить одну из кандидаток, выбранных императорской четой. Со второй — княжной Нагако дело обстояло сложнее. Она оставалась последней надеждой императрицы на победу, и Садако пошла ва-банк. Когда герцог Ямагата по служебным делам ненадолго покинул Токио, Нагако немедленно была сосватана за кронпринца. Срочно вернувшись в Токио, взбешенный гэнро тут же объявил помолвку недействительной, но одного заявления было мало — ведь теперь предстояло бороться с императрицей почти открыто, на виду у японского общества. Для такой борьбы нужны были серьезные аргументы, которые можно будет представить свидетелям конфликта. Ямагата бросился искать их, чтобы расторгнуть помолвку официально. Это удалось сделать только в 1920 году, когда маршал объявил о наличии в роду потенциальной супруги императора наследственного заболевания — дальтонизма и потребовал от отца невесты отозвать кандидатуру. К удивлению японской аристократии, оскорбленный отец ответил неожиданно резко. Вспомнив о своем самурайском происхождении, он пригрозил убить и себя, и свою дочь, а заодно уличил Ямагата в фальсификации медицинских документов. Конфликт выплеснулся в газеты и стал, по выражению иностранных наблюдателей, «одним из самых омерзительных эпизодов во всей японской истории». Ситуация явно зашла в тупик, из которого никак нельзя было выбраться открытым, официальным путем, и тогда гэнро Ямагата решил рискнуть еще раз и обратился к проверенному средству — к помощи «народного гэнро» Тояма Мицуру.

Результат этого обращения потряс маршала настолько, что он до конца жизни так и не сумел избавиться от его последствий. Тояма, Утида и другие главы тайных обществ, многие из которых были земляками маршала, что в Японии тех лет было исключительно важно, его секретные вассалы, десятилетиями служившие ему верой и правдой, — все выступили против него. Народ узнал о кознях герцога против обожаемой божественной фамилии, и буря негодования и протестов захлестнула страну. На улицы Токио вышли демонстранты с плакатами «Смерть Ямагата!» — еще год назад такое нельзя было представить даже в страшном сне. 10 февраля 1921 года был опубликован официальный указ о помолвке наследного принца Хирохито — бывшего принца Мити с княжной Нагако. Униженный Ямагата подал прошение на высочайшее имя об отставке со всех постов и в мае того же года был обесчещен еще раз — очень по-японски: император отказал старому маршалу в его прошении, оставив на всех постах. Больше Ямагата ни разу не переступал порога императорских покоев и в феврале следующего, 1922 года умер. Популярный в то время публицист, ставший позже премьер-министром страны, Исибаси Тандзан точно заметил: «Думаю, не будет большой ошибкой утверждать, что многие действия в нашем правительстве и вокруг него направлялись с помощью нитей, которые держал в своих руках князь Ямагата Аритомо (хотя, конечно, эти действия могли быть обусловлены и многими другими причинами). А нити — это само по себе зло, даже если человек, держащий их в руках, не имеет злых умыслов… когда человек обладает огромной властью, то даже самые чистые и искренние его намерения нередко наносят непоправимый вред обществу» ^[77] .

77

Исибаси Тандзан. Публицистика. Сборник статей // Нити — в руках князя Ямагата, 1912–1968. М., 2004. С. 82.

Много лет спустя информированные источники прозрачно намекнули на причину поражения всесильного гэнро: императрица Садако обратилась за помощью к наставнику принца, который, как она видела, и сам неравнодушен к судьбе будущего императора и одновременно имеет на него некоторое влияние. Сугиура Дзюго — верный конфуцианским принципам служения повелителю, исполнил пожелание его матери и провел секретные переговоры с Тояма. Поговаривали, что помимо конфуцианских добродетелей речь в ходе встречи шла и о неких долгах, которые люди Тояма имели перед бывшим княжеством Сацума, откуда происходила невеста. Правда это или нет, неизвестно, но зато всем теперь известен результат: невестой, а потом и женой императора стала княжна Нагако. Ее кровь течет во всех следующих потомках правящей династии Японии, включая нынешнего императора, благодаря Сугиура Дзюго, человеку, имя которого тогда было известно лишь узкому кругу японского истеблишмента и остается почти неизвестным сейчас. Он выполнил свою миссию решительно и четко — как будто нанес противнику один-единственный, но смертельный удар мечом.