Роман межгорья
Шрифт:
На площади, перед соборной мечетью, одна за другой произносились торжественные речи и приветствия представителей колхозников-дехкан, рабочие давали революционные обещания; иногда задавали вопросы обескураженные правоверные. Обительских ишанов, мулл здесь как не бывало. Их не было видно ни на площади, ни во дворе обители. Даже когда бросились отбирать ключи от всех дверей худжр и складов, нельзя было отыскать ключников-ишанов. Приходилось открывать двери в большинстве случаев при помощи слесарей кзыл-юртовского завода.
Слесаря Сатыка Догдурова Саид взял с собой, когда они пошли осматривать
Директором, совсем неожиданно для Саида, избрали его любимца Каримбаева. За ним в степь послали автомобиль. Саид был рад тому, что избрали именно его. Каримбаев обладал большими хозяйственными способностями и безупречной преданностью делу — качества, которые так нужны были для управления новым предприятием.
Часть членов комиссии во главе с Лодыженко руководила проведением митинга, а вторая пошла осматривать обитель вслед за Саидом Он впервые подходил так близко к дверям с изумительной резьбой. Преувеличенная легендами, покрытая старинной плесенью, красота Дыхановой постройки теперь предстала перед ним во всей своей полноте. Вот он, высочайший купол Намаз-Гоха и арка, о которых с таким восторгом писал историк-поэт:
«Этот купол был бы единственным, если бы небо не было его повторением.
Единственной была бы и арка, если бы Млечный Путь не составил ей пару».
Сатык Догдуров открывал самые сложные, старинные запоры. Когда Саид, читая те или другие надписи на мозаичной кафельной стене, испытывал затруднения, ему на помощь приходил Юсуп-Ахмат Алиев. Он с каким-то особенным увлечением помогал членам комиссии, будто своей старательностью и услужливостью хотел загладить какой-то старый грех. Он прочитал от начала до конца родословную Дыхана до шестого колена, вырезанную на лицевой плите портала соборной мечети. Саид не сразу обратил внимание на этого знатока, словно они и не были знакомы. Все было затоптано грязью и опозорено, как казалось Саиду, дружбой этого арык-аксакала с Батулли. Саид с интересом выслушивал переводы, кивал головой вместо благодарности и шел дальше за Догдуровым, который за это время успевал открыть следующую дверь. Всюду безлюдье и пустота. Только никчемный, никому не нужный мусор валялся в худжрах медресе. Исчезли все сундуки с ценностями. Все исчезло за сутки.
Но куда?
Комиссия направилась к самому мазару Дыхана. Сатык Догдуров удивленно остановился перед дверью мазара. Эта дверь была не заперта.
В эту минуту Саида окликнул подъехавший Карим-баев. Здоровались молча. Саид стоял за дверью в темноте мазара и видел лишь единственный глаз Карим-баева, расширившийся от радостного волнения.
— «Засушу, как дыню!» — наконец промолвил Каримбаев, напомнив давнишнее обещание Саида.
Саид лишь пробормотал ему что-то в ответ, чего не услышали ни Каримбаев, ни Юсуп, стоявший рядом.
Члены комиссии, присвечивая спичками, осматривали нефритовый надгробный камень на могиле Дыхана.
Каждый раз, когда гасла спичка, становилось еще темнее. В черном, сыром, затхлом пространстве терялось всякое представление о свете и объеме. К мазару надо было пройти по извилистому коридору, в который не проникало ни капли света.
Жутко.
У надгробного камня остались четверо — Саид, Юсуп, Каримбаев и слесарь Догдуров. Большинство членов комиссии торопливо покидали это нечистое, затхлое место.
— Ну, пошли дальше, — предложил Саид своим товарищам.
Но вдруг Саид, обернувшись, почувствовал, будто кто-то дохнул ему в лицо. Сразу вспомнилось ему предупреждение Синявина о том, что во время закрытия обители ее защитники постараются пролить кровь Саида. Он отшатнулся в сторону, даже уперся в нефритовый надгробный памятник. Рядом, точно змеиный шепот, раздался приглушенный говор:
— Крови! Крови изменников во имя аллаха!
— Ллоиллага иллалла!
Шаги товарищей Саида затихали где-то возле двери. Саид двинулся было за ними в густой темноте. Он подумал, что, окликнув своих товарищей, выдаст злодеям свое местопребывание.
В одно мгновение, покуда еще не замер шепот по углам, Саид вскочил на черную нефритовую надгробную плиту. Ишаны, будто где-то в пропасти, шуршали своей одеждой. Саид вглядывался во мрак, надеясь заметить хотя бы слабые признаки света, указывающие ему выход. Но темнота, как океанская бездна, поглотила его.
Чем же это кончится?! Саид знал, что его товарищи, подождав несколько минут, непременно вернутся за ним. Они будут освещать спичками дверь и дадут ему возможность сориентироваться. Стоя на надгробной плите, Саид считал себя в безопасности, по крайней мере до тех пор, пока придут его товарищи, и поэтому, испытывая лишь небольшое волнение, был готов к решительным действиям.
А как ему хотелось вот здесь, в темноте, схватить врага за горло и молча, без свидетелей отвести душу. Какой удивительный случай! Вполне вероятно, что в этом заговоре принимает участие и Преображенский. Ведь он действует вместе с ишанами и баями. Это его последняя ставка — спровоцировать резню во время закрытия обители, чтобы дать в руки религиозным фанатикам еще одно оружие: сам аллах против большевиков! Но…
Такая обстановка стала надоедать Саиду, его нервы были напряжены до предела. Время тянется, как вечность, в помещение никто не возвращался.
Вдруг зашуршали спички, и Саид тотчас ощутил будто удар тока: шорох слышался у него за спиной.
Еще не было видно огня. Лишь только синенькая фосфорическая полоска мелькнула в темноте, как Саид обернулся, и в тот же миг…
В тот же миг Саид с отчаянной силой ударил ногой в направлении синенькой полоски. Эффект был поразительный. Саид услыхал, как кто-то зарычал по-звериному, сраженный сильным ударом сапога по голове. И тотчас замертво, как мешок, грохнулся на каменный пол. А с противоположной стороны кричал Каримбаев:
— Саид-ака! Я здесь!..
Саид услыхал, как несколько неизвестных людей, застонав от злости, бросились на голос Каримбаева. Невероятный рев сотряс темноту мазара.
— Во имя аллаха — крови изменников!
— Держись, Карим!
Рука Саида нащупала высокую жердину, на которой висел бараний рог и волосы — священные реликвии. Он в один миг разломал эту палку.
Треск пересохшего дерева зазвенел в пустом склепе. Потом раздался свист — это Саид размахнулся жердью.
— Держись, Карим-ака! — кричал Саид.