Роман межгорья
Шрифт:
Он скрыл от Лодыженко, что на вечере-встрече согласилась быть и Назира-хон. Но, судя по письму Саида, особенно по его фразе — «еще кто-то приедет», — тот догадывался, какой желанный сюрприз ждет его.
Но это были лишь догадки. А как хотелось молодому человеку, чтобы они подтвердились!
Первым вышел из вагона Харлампий Щапов. Синявин и Лодыженко не только успели поздороваться с ним, но и поговорить, пока наконец стали выходить другие. Последним появился Саид-Али Мухтаров, сопровождающий нескольких молодых женщин, среди которых была и прелестная, словно лилия, Назира-хон.
Выходя
Уже садясь в машину, Лодыженко крикнул Синявину:
— Значит, поехали по намеченному маршруту, Александр Данилович?
— Да. Вы поезжайте первым.
Мухтарова Синявин взял в свою машину. Когда проехали станционный поселок и выехали на асфальтированное шоссе, Мухтаров спросил:
— Что это у вас за маршрут, Александр Данилович? Не свадебную ли поездку затеял Лодыженко?
— А знаете, вы почти угадали, Саид-Али. Но все-таки я разрешу себе не раскрывать вам нашей тайны. Ну, разрешите один разок. Больше не буду.
Машины не поехали по прямой дороге, тянувшейся вдоль трамвайной линии, а повернули на Майли-сайское шоссе. Посадки тутовника по обочинам дороги, асфальт между арыками и поля почти зрелого хлопка вокруг, сколько глаз охватывал, сделали эти места совсем неузнаваемыми.
Саид глядел с восторгом, и чувство удовлетворения овладело им. Ведь все это он старательно вычерчивал в своем проекте, а сейчас едва узнает в натуре!.. Снова вспомнил утренний заморозок, хрустящую под ногами ледяную пыльную корку… Комиссия… «Вода сюда не пойдет, уровень к склону горы понижается…»
— Вот тебе и шайтаном или аллахом проклятая пустыня! — не удержавшись, громко сказал Саид.
Синявин молча положил ему на руки теплую ладонь. И это еще больше взволновало восторженного Саида.
Они проскочили через перекресток сифонов и повернули в сторону гор. В роскошной зелени садов показалась больница Советской степи.
— Заедем за Таисией Трофимовной, наверное? — высказал предположение Мухтаров и посмотрел на заднюю машину, где с четой Гоевых ехал радостный, точно обновленный впечатлениями, Евгений Викторович Храпков. Саид приветливо махал ему. Это приветствие Храпков воспринял по-своему: начав свою жизнь в больнице, он хотя и с большими трудностями, но все же пришел в дружную семью коммунистов! У него затрепетало сердце, увлажнились от волнения глаза.
— Таисия Трофимовна работает в больнице Кзыл-Юрты, — немного повременив, ответил Саиду загадочно настроенный Синявин.
Машины въехали во двор больницы. Всюду газоны, цветники. Нет уже и следа от ямы возле трансформаторной будки, где в собственной крови захлебывался Саид.
— Евгений Викторович, на минутку. Э, нет, Саид-Али, это сугубо врачебный секрет, — произнес Синявин.
И Синявин вместе с Храпковым отошли к трансформаторной будке. Саид видел, как во время их разговора Храпков вначале встревожился, потом бросился назад к толпе, но, задержанный Синявиным, вскоре успокоился.
— Есть предложение пойти осмотреть больницу. А вот и администрация! Дора Остаповна, принимайте гостей, показывайте, хвастайтесь…
Синявин старался казаться беспристрастным, даже в какой-то степени равнодушным хозяином. Но от Мухтарова он не мог скрыть глубокого душевного волнения, до краев переполнявшего этого искреннего человека.
Все чинно зашли в главный корпус больницы. Санитарки, сестры одели их в белые выглаженные халаты. Дора Остаповна что-то полушепотом объясняла женщинам. Саид, занятый своими мыслями, не слышал, о чем они говорили. Он перехватывал лишь заговорщицкие взгляды Синявина, главного врача и Храпкова, понимал их по-своему и всегда последним заходил в палаты.
Любовь Прохоровна поднялась с кровати еще несколько минут тому назад, когда медсестры принесли ей телеграмму.
— Любовь Прохоровна, вам поздравительная телеграмма, — сказала одна из медсестер.
— Поздравительная? Мне? — удивилась больная, хватаясь за халат перед тем, как взять из рук сестры телеграмму.
В груди заныло, в глазах замелькали звездочки. Кто же, как не Саид, должен был бы наконец узнать от врача о ее пребывании в больнице и прислать поздравительную телеграмму! Ведь она уже выздоравливает. Краешком сознания она допускала и то, что телеграмму могла прислать Мария — не менее важная весточка от дочери… Но ведь — «поздравительная»!..
«Поздравляю с возвращением к жизни, передайте мою благодарность товарищам за приглашение на встречу друзей степи. Это почетное место на встрече займете вы, уважаемая Любовь Прохоровна. Рад этому, желаю счастья. Выезжаю работать. Поцелуйте от меня друзей, в первую очередь Саида-Али. Прекрасный человек! Жму руку. Ваш Вася Молокан».
Она несколько раз перечитала телеграмму, расставляя не переданные телеграфом знаки препинания, дополняя отсутствующие, но логически подразумеваемые слова. «Вася Молокан» — человек, проявивший исключительную предусмотрительность, когда она оказалась в тяжелом положении.
…Она вспомнила переулок, окутанный вечерними сумерками. Вдруг она заметила силуэт фигуры возле высокого дувала и почувствовала, что ей надо вернуться домой. Но тут мужчина отошел от дувала и направился прямо к ней. «Он!..» — поняла она в тот же миг. Ноги у нее отяжелели, и она вся будто окаменела.
— Что вы здесь делаете, товарищ Федорченко, в такое позднее время? — спросила она, сдерживая волнение. Но ее голос дрожал, дрожали ноги, дрожала душа.
— Ожидаю вас, товарищ Марковская. Должен вам помочь в доставке этого письма…
Он властно протянул руку, требуя письмо, а другую держал в кармане. Любовь Прохоровна ясно представила себе и руку в кармане, и оружие.
— Что вам… нужно от меня?.. — спросила она, сдерживаясь, чтобы не закричать истерически.
— Зайдемте, пожалуйста, в эту калитку, все поймете.
И он взял ее за плечи так, что вырваться не было никакой возможности. За калиткой к ним присоединились еще двое… В глиняной хижине, с толстыми стенами, как в мешке, с нею даже не разговаривали. Преображенский только посмотрел на адрес письма — Ташкентскому ГПУ и спрятал его в карман…