Роман межгорья
Шрифт:
— Ну, вот и договорились мы с вами, товарищ Марковская, — сказал Преображенский на рассвете, когда они вчетвером приехали на разбитой автомашине в какой-то горный кишлак. Ее связали, бросили в какое-то сырое помещение и оставили там…
А разбудил ее… Вася Молокан. Развязал, успокоил…
— Нехорошо одинокой женщине писать такие заявления… ГПУ, знаете, орган власти. Не знаю, о чем там вы писали…
— А ничего особенного. Только… Мне не нравятся действия вашего шефа. Он мешает мне вернуться к жизни…
— Серьезная графа!.. За такое крутое возвращение к жизни снимают голову. Если
— Значит, мне снимут голову? Преображенский? — допытывалась Любовь Прохоровна и чувствовала, как у нее стынет кровь.
— Он! Это человек твердой графы, скажу вам по секрету. А снимут ли… наверное, нет, если будете умной женщиной.
— Не замечала за собой таких качеств. А хотела бы… у меня маленькая дочь, товарищ… Вася Молокан, — сказала Любовь Прохоровна и заплакала.
Молокан молчал. Он долго думал, сидя неподвижно на том же месте, где развязал пленницу. Наконец тихо, совсем иным тоном, заговорил с ней:
— О том, что я союзник Преображенского, вы знаете. Но о том, что… друг Саида-Али, прошу и не догадываться… Беру вашу голову на свою ответственность. Этой ночью вы «убежите»… Веревки пусть остаются, скажем, вот здесь, окошко выставите и как-нибудь… Словом, на улице вас «схватят» еще раз… Не кричите, но… сопротивляйтесь, как следует добропорядочной женщине, когда на нее нападают. Ничего не расспрашивайте, ибо это будут узбеки. Знайте, что эти люди не обидят вас.
— Что они со мной сделают? — покорно спросила она.
— Скроют. Придется ждать подходящего времени… Постараюсь проследить за вами…
— Как союзник Преображенского?
— И… как друг Саида-Али… На всякий случай, забудьте о последнем, и было бы лучше, если бы вы никогда не вспоминали об этом нашем разговоре…
Он ушел, не попрощавшись. Трудно было перепуганной женщине, выбитой из нормальной жизненной колеи, разобраться во всем этом, правильно понять такого странного человека. Чей он союзник, кому друг?..
Поздравительная телеграмма из Москвы от Васи Молокана лишь краешком приоткрывала перед ней тайну, ставшую достоянием прошлого. Она почувствовала, как без стука открылась дверь, и в испуге повернулась…
Саид-Али не разобрал, о чем предупреждала Тарусина возле палаты, и не понял, почему именно его женщины ведут сюда. Он вошел, вежливо поддерживаемый под локоть Дорой Остаповной.
Возле первой же кровати Саид увидел Любовь Прохоровну. Похудевшее лицо, глубокая задумчивость в глазах делали ее значительно моложе своих лет. Саид-Али от неожиданности остановился. Снова что-то говорила Тарусина, но он не слыхал. Он только увидел, как шевельнулась женщина, стоявшая возле кровати. Вначале улыбка, будто волна от прибрежного ветерка, разбудила от тяжелой задумчивости это печальное, прекрасное лицо.
«Нет, это уже не та «обвенчанная православная»!..» — молниеносно промелькнула мысль, сразу исчезнувшая. Потом лицо женщины передернулось болезненной гримасой, из глаз полились слезы. Протянув руки, она бросилась к нему навстречу. У нее из рук выпал телеграфный бланк Саид подхватил телеграмму, чтобы вернуть ей.
— Тамарочка! — вырвалось из уст выстраданное имя любви. Это был вопль души. В этом слове слились и мать, и жена, и жалоба, и радость! Женщина зашаталась и чуть не упала. Но могучие руки Саида-Али Мухтарова поддержали ее.
И совсем неожиданно, только глубокой человечностью и искренностью продиктованные, аплодисменты друзей заглушили рыдания женщины.
— Успокойся, Любовь моя! Тамарочка дома… Может, ты бы прилегла? Мы причинили тебе… — Саид понимал: говорит он не то, что должен был бы сказать ей о их счастливой встрече, о мучительном ожидании ее…
Но он только вздохнул, приняв на свою грудь покорную голову Любови Прохоровны.
— Саид-Али! Не состарились ли мы в борьбе?..
— Нет, помолодели, Любовь моя!
ФЕРГАНА — КИЕВ 1926–1955 г.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
ИВАН ЛЕ И ЕГО «РОМАН МЕЖГОРЬЯ»
Иван Леонтьевич Ле (настоящая фамилия Мойся) родился 22 марта 1895 г. в селе Мойсенцах Золотоношского района на Черкасщине в семье безземельного крестьянина, всю жизнь свою проведшего на отхожем промысле. Как и все выходцы из деревенской бедноты, Иван Ле не знал «счастливого детства». Да и юность его прошла среди тех, кто тяжким трудом добывал хлеб свой: он сельский подпасок, затем коногон на рудниках Криворожья, батрак у кулаков Кубани, грабарь на разных работах в Новороссийске, Темрюке, Ейске, Ростове-на-Дону, рабочий на строительстве Уральско-Илецкой железной дороги. Там и застала его война 1914 года.
Как ни далека была от литературы жизнь молодого рабочего, любовь к художественному слову, раз родившись, с годами все больше крепла, превращаясь в истинную страсть. В 1913 году Ле становится корреспондентом черкасской газеты «Приднепровье». Тогда и возник псевдоним Иван Ле, вытеснивший настоящее имя писателя.
Мобилизованный в июне 1915 года в специальные химические части, Ле скоро попадает в действующую армию Западного фронта, принимает участие в армейской печати. С осени 1917 года он с винтовкой в руках борется на фронтах гражданской войны, затем находится на советской работе. В 1922 году Ле вступает в ряды ВКП(б). В этом же году поступает на рабфак Киевского политехнического института, затем переходит на факультет путей сообщения.
Учеба в политехническом институте шла параллельно с активной литературной и общественной деятельностью. Ле печатает очерки и рассказы, отмеченные злободневностью тематики, ведет большую работу в пролетарских литературных организациях того времени — в объединении «Жовтень», затем «Гарт» и Всеукраинском Союзе пролетарских писателей, в редакции журнала «Комунар», заведует киевским отделением РАТАУ (Государственное телеграфное агентство Украины). В 1927 году Ле редактор республиканской «Лiтературної газети», а с 1932 года, после постановления ЦК партии о ликвидации разрозненных литературно-художественных организаций, становится одним из учредителей, а затем и руководителей Союза советских писателей Украины (ССПУ).