Роман мумии. Ночь, дарованная Клеопатрой (сборник)
Шрифт:
Ученый и лорд захлопали в ладоши.
– Разбивайте здесь стену, – сказал своим людям Аргиропулос, снова хладнокровный.
Скоро образовался пролом, достаточный, чтобы пройти одному человеку. Галерея в скале, обходившая колодец, предназначенный для нарушителей могильного покоя, вела в квадратную залу, в которой голубой потолок покоился на четырех массивных столбах, расписанных фигурами с красной кожей и в белых передниках, которые часто на египетских фресках обращают свой торс прямо к зрителям, а голову в профиль.
Эта зала вела к другой с немного более высоким потолком на двух столбах. Различные картины, мистическая ладья, бык Апис, уносящий мумию на Запад, суд над душой, взвешивание деяний усопшего на весах высшей справедливости и приношение погребальных божествам украшали столбы залы.
Все эти изображения были начертаны барельефами неровной выпуклости, но кисть живописца не завершила работу резца. Тщательность и тонкость работы давала возможность судить о важном значении того человека, могилу которого так старались скрыть от людей.
После нескольких минут, посвященных осмотру этих изображений, высеченных со всей чистотой египетского стиля классической поры, стало видно, что дальше не было выхода. В сгущенном воздухе факелы слабо горели, и их дым собирался в облака. Снова исследовали стены, но без всякого результата; сплошная, пыльная скала всюду отвечала ровным звуком; никаких признаков двери, коридора, какого-нибудь выхода!
Лорд был, видимо, смущен, а руки ученого бессильно висели вдоль его тела. Аргиропулос, страшившийся за свои двадцать пять тысяч франков, проявлял жесточайшее отчаяние. Притом следовало начать отступление, потому что жара становилась совершенно удушливой.
Все они перешли в первую залу, и там грек, который не мог допустить, чтобы обратилась в дым его золотая мечта, принялся самым тщательным образом изучать основания колонн, чтобы удостовериться, не скрывают ли они какой-нибудь хитрый секрет, не маскируют ли они какой-нибудь люк, который откроется, если их передвинуть; в отчаянии он смешивал подлинность египетской архитектуры с фантастическими сооружениями арабских сказок.
Но столбы, вырубленные в сплошном камне скалы среди залы, составляли с ней одно целое, и нужен был бы взрыв, чтобы их поколебать.
Всякая надежда была потеряна!
– Однако же не для забавы устроили этот лабиринт, – сказал Румфиус. – Должен быть проход, подобный тому, который огибает колодезь. Может быть, есть ловко замаскированная плита и ее очертания нельзя различить под пылью на полу, которая скрывает спуск, ведущий прямо или косвенно к погребальной зале.
– Вы правы, дорогой доктор, – ответил Ивендэль, – эти проклятые египтяне соединяют камни точно так же, как шарниры английских трапов, будем искать.
Мысль ученого показалась справедливой греку, который стал ходить сам и вместе со своими феллахами по всем закоулкам залы, стуча о пол подошвами.
Наконец недалеко от третьего столба глухой отзвук поразил опытное ухо грека, который бросился на колени, чтобы рассмотреть это место, сметая отрепьями бурнуса одного из арабов тонкую пыль, скопившуюся в течение тридцати пяти веков во мраке и в тишине. Черная черта, тонкая и ровная, как линия на архитектурном плане, обрисовалась, определяя на полу очертания продолговатой плиты.
– Говорил я вам, – воскликнул ученый в восторге, – что не могло так кончиться подземелье!
– Поистине, мне совестно, – сказал лорд Ивендэль с своеобразной британской флегмой, – тревожить последний сон этого бедного неведомого тела, которое надеялось почивать в мире до скончания веков. Хозяин этого жилища прекрасно обошелся бы без нашего посещения.
– Тем более что недостает третьего лица для этикета представления. Но не беспокойтесь, милорд: я много жил во времена фараонов и могу вас ввести к важному лицу, обитающему в этом подземном дворце.
В узкие отверстия были пропущены два лома, после нескольких усилий плита поколебалась и поднялась.
Лестница с высокими и крутыми ступенями открылась перед нетерпеливыми стопами путешественников, которые поспешно устремились вниз. За ступенями началась покатая вниз галерея, расписанная по стенам фигурами и иероглифами; в конце ее снова несколько ступеней, ведущих к другому короткому коридору, подобию сеней перед залой, сходной с первой, но более обширной, с шестью столбами, высеченными в массе скалы. Роспись была еще богаче, и обычные изображения гробниц во множестве обрисовывались на желтом фоне.
Направо и налево открывались в скале две маленькие крипты – комнаты, наполненные погребальными статуэтками из эмалированной глины, бронзы и сикоморового дерева.
– Вот мы в преддверии той залы, где должен находиться саркофаг! – воскликнул Румфиус, и под стеклами его очков, которые он поднял на лоб, его серые глаза сверкали радостью.
– До сих пор грек выполняет свое обещание, – сказал Ивендэль, – мы, несомненно, первые из живых проникаем сюда после того, как в этой могиле умерший был отдан Вечности и Неведомому.
– О, это, должно быть, было знатное лицо, – ответил доктор, – царь или сын царя, по меньшей мере; я вам это скажу позже, когда прочту надпись. Но перейдем в эту залу, самую прекрасную, самую главную, которую египтяне называли позлащенной залой.
Лорд Ивендэль шел первый, на несколько шагов впереди ученого, менее проворного или желавшего уступить лорду первенство в открытии.
Перед тем как переступить порог, лорд наклонился: как будто нечто неожиданное поразило его взор.
Несмотря на привычку не проявлять своего волнения, потому что всего более противоречит правилам высшего дендизма удивлением или восторгом признать себя ниже какого-либо явления, – молодой лорд не мог не произнести: «О!» – долгого и модулированного на британский лад.
И вот что исторгло восклицание из уст самого совершенного в трех Соединенных Королевствах джентльмена.
На тонкой серой пыли, покрывавшей пол, очень отчетливо обрисовывалась с отпечатком всех пальцев и пятки, форма человеческой ноги, ноги последнего жреца или последнего друга, который за пятнадцать веков до Рождества Христова ушел отсюда, воздав усопшему последние почести.