Роман на Рождество

Джеймс Элоиза

Улыбнувшись одним уголком рта, Флетч выразил ей свое одобрение: эта женщина и впрямь была то, что ему нужно, поскольку всячески подчеркивала свой интерес к нему как к мужчине и к тому удовольствию, которое он мог ей дать.

– Я уже давно вырос из коротких штанишек, – заметил он.

– И все же вы еще очень молоды.

Ее глаза жадно обшарили его с головы до ног, задержавшись в тех местах, которые Поппи никогда не удостаивала внимания. Флетчу вспомнилось, как восхищенно вскрикивали его французские возлюбленные, когда он

раздевался. Что ж, он, несомненно, не разочарует леди Невилл.

– Увы, уже не так молод, как хотелось бы… – ответил он не без грусти.

– Быть вечно молодым невозможно. – В глазах леди Невилл тоже мелькнула печаль, но только на мгновение.

– Тем не менее вы свежи и прекрасны, как восемнадцатилетняя девушка, – польстил Флетч, поднося ее руку к губам.

– Я вовсе не тоскую по ушедшей юности. Если бы мне было восемнадцать, то вы бы видели перед собой юную новобрачную. Кажется, вы тоже недавно вступили в брак?

– Нет, я женат уже четыре года, а это совсем не то, что быть новобрачным.

– Давайте перестанем говорить о реальной жизни, – запротестовала дама, хотя глаза ее смеялись. – Нет ничего более обескураживающего и скучного, чем правда.

Но Флетчу нравился этот разговор, где правдой было их желание, а слова ничего не значили.

– Самая скучная беседа – та, в которой правда остается невысказанной, – заметил он.

– Да, теперь я вижу, что вы не новобрачный, однако семейная жизнь – весьма утомительная тема. – Леди Невилл снова похлопала его веером по запястью. – Поскольку нас некому представить друг другу, давайте окажем себе эту честь сами.

Флетча охватил восторг – прекрасная дама явно при каждом удобном случае старалась коснуться его, словно веер был продолжением ее пальцев.

– Погодите, я постараюсь угадать… – остановил он ее. – Вы – богиня?

– Только не называйте меня Венерой, пожалуйста. Во-первых, на мой взгляд, эта милая леди весьма скучна, а во-вторых, люди чрезмерно злоупотребляют ее именем.

– Я думал о другом, но если уж речь зашла о мифологии…

– Неужели Елена Прекрасная?

– Надеюсь, нет. Бедная Елена – юный Парис забрал ее прямо с ложа пожилого супруга…

– Неужели прямо с ложа?

– Уверяю вас, именно так. Парис прибыл к берегам… к каким, бишь, берегам он прибыл?

– К греческим, – подсказала леди Невилл с низким горловым смешком, не имевшим ничего общего с невинным девичьим хихиканьем. Напротив, в ее голосе была страсть, заставившая Флетча ощутить волнение плоти. – Как я понимаю, мы говорим об «Илиаде» Гомера, не так ли? В этой эпической поэме Парис отправляется из Трои в Грецию, чтобы похитить царицу Елену.

– Но ведь он, по сути, не похитил ее, поскольку она была ему обещана?

– Ох, эти мужчины! Они всегда убеждены, что та или иная женщина им обещана…

– Неужели мы такие требовательные?

– Конечно. Я же вижу – мужчины живут в лихорадочном ожидании исполнения обещаний, которые им якобы были даны.

– Например?

– Ну, что жены будут их любить до конца дней своих, а они, мужчины, навсегда останутся достойными этой любви, а их дыхание с годами не утратит свежести.

– То же самое можно сказать и про женщин! Да, мы, мужчины, нарушаем обещания, хотя даже не догадываемся, что их давали, а вот женщины постоянно, направо и налево, нарушают свои, отлично это осознавая.

– Скажите, – с восхитительно невинным выражением заглянула ему в глаза леди Невилл, – разве я нарушала данное вам обещание?

– Еще нет, – ответил Флетч, понизив голос, чтобы он звучал более интимно. – Но обязательно нарушите.

– Вот как? – подняла она тонкую бровь.

– Увы, – вздохнул Флетч. – Мужчина признается женщине в любви, и она верит, что он ее боготворит. Однако сильный пол не слишком расторопен, когда дело доходит до коленопреклоненных признаний. Мы идем на это, но без особой уверенности в своих чувствах.

– И все же, – меланхолично покачала головой леди Невилл, – мужчина всегда ждет, что женщина с восторгом бросится перед ним на колени.

Флетч с воодушевлением подумал о том, что могла бы сделать она, стоя перед ним на коленях. Улыбка, заигравшая на пухлых губах прелестницы, подсказывала, что это занятие, возможно, придется леди Невилл по душе.

– Вы так и не угадали, как меня зовут, – напомнила она.

– Мне известно, что вы – леди Невилл, – сдался Флетч. – Но я не знаю самого главного.

– Чего же?

– Вашего имени. – Он снова взял ее за руку. – Имя женщины может сказать так много. Надеюсь, вы не Мери – это имя слишком пуританское.

– Нет, я не Мери. – Она снова издала низкий горловой смешок, и Флетч затрепетал от возбуждения.

– Многие имена рождают в воображении образ типичной англичанки, – продолжал он, проводя пальцами по ее запястью. – Но мне трудно представить себе вас как Люси или Маргарет.

– Конечно. Разве я выгляжу как типичная англичанка?

Воспользовавшись этим приглашением, Флетч оглядел собеседницу с головы до ног: раскосые глаза с чуть приподнятыми уголками, подчеркнутыми сурьмой, щедро напомаженные, почти пунцовые губы, обильно расшитый кружевами лиф с глубоким вырезом, над которым вздымалась, словно стремясь вырваться из заточения, пышная грудь – гораздо пышнее, чем у Поппи.

– Нет, – проговорил он, с трудом сдерживая вожделение, – вы совсем не кажетесь мне типичной…

– Я помогу вам – мое имя начинается на «Л».

– Лили?

– Слишком добропорядочно, – покачала она головой.

– Леттис?

– Вот еще! Похоже на сорт салата.

– Простите. У меня была пожилая тетушка, которую так звали, и это имя мне всегда нравилось. Тогда Летиция?

Леди Невилл снова отрицательно покачала головой.

– Лорелея?

– Мило, но я не Лорелея.

– Лилиан?