Роман, написанный иглой
Шрифт:
И надо сказать: правление в своей настойчивости не ошиблось. Работа в бригаде сразу была организована на славу, к осени здесь вырастили богатый урожай. Накануне Октябрьских праздников бригада выполнила план и завоевала переходящее Красное знамя колхоза. Вот он, трепещет сейчас кумачовым пламенем на свежем ветру, этот трудовой стяг.
Заметив подошедших друзей, Джамалитдин-ака поздоровался с ними, а потом обратился к Фазылу:
— Ты бы, товарищ, почаще приводил сюда Рустамджана. Здесь, на людях, он не так бы скучал, не томился дома одиночеством.
— Да я и сам уж не раз думал, — почему-то смутился
После чая Джамалитдин-ака куда-то увёл с собою Фазыла. Вернулись они скоро. В руках у Фазыла было два больших арбуза. Один из них передали сидевшем в сторонке и оживлённо разговаривавшим женщинам, а другой разрезали для мужчин.
— Прошу вас, — гостеприимным жестом повёл в сторону ярко-красных сочных ломтей Джамалитдин-ака. — Холодные, правда, как лёд. Мы недавно пробовали — аж зубы ломит, но очень сладкие…
Старики, первыми было протянувшие к арбузу руки, вдруг смущённо отдёрнули их и обратились к Рустаму:
— А ну, Рустамджан, сынок, отведай-ка арбуза.
Рустам протянул руку наугад туда, где, ему показалось, должен был лежать нарезанный арбуз, но задел рукой чайник и опрокинул его. Он растерялся, замер. Краска стыда за свою беспомощность густо залила ему лицо. Хаитбай-ата начал добродушно успокаивать гостя:
— Ладно, сынок, ладно, не расстраивайся. Всё это пустяки.
Сидевший особняком, как чужая курица, Максум-бобо злобно проворчал про себя: «Чтоб тебе испытать ещё более тяжкие дни!..» Он был очень зол на Рустама.
Вообще Максум-всё-не-так был натурой сложной и противоречивой. Где-то в глубине души его гнездились добрые человеческие качества, но их заглушала зависть ко всему и всем, порождённая ею злоба.
Он любил свою племянницу Мухаббат искренне, по-настоящему. Так же искренне он считал своим долгом заменить ей умершего отца, сделать всё, чтобы она была обеспечена, а значит, счастлива. Потому так старательно и пытался он заставить Мухаббат отказаться от этого «учителишки» и выйти замуж за Мирабида. Уж он-то в жизни устраиваться всегда умел, как бы круто эта жизнь ни поворачивала.
Но потом, когда Максум-бобо повстречал при въезде в кишлак вернувшегося с фронта Рустама, слепого, беспомощного, когда увидел сияющие от счастья и нежности глаза Мухаббат, сердце его оттаяло. И когда он покаянно говорил Рустаму: «… Мне стыдно. Плохо прожил я жизнь, кособоко. Но ведь покаяние, даже на смертном одре — благое дело. Прости меня… Если можешь. Ваша любовь раздавила меня, как муравья, уничтожила… Уничтожила прежнего Максума, прозванного «Всё-не-так». Этого брюзги и интригана больше не существует на свете», — слова эти тоже звучали искренне, от души.
Но потом натура, и добрая и злобная одновременно, снова взяла своё. Ему стало казаться, что Мухаббат страдает в таком замужестве, и причиной этому страданию — Рустам. Только он, слепой, беспомощный, ни на что не способный, за которого вышли замуж лишь из жалости, из человеческого сострадания к увечью. Но почему же должна страдать и Мухаббат?
Как-то встретив племянницу в безлюдном месте, он заговорил с нею сбивчиво, недобро: «Дочь моя, знаю, тяжело тебе сейчас… Прекрасное лицо твоё увяло от лишений и скорби… Не под силу, видать, тебе навязанная злою судьбой обуза. Муж называется!.. Не он за тобой, как это положено, ухаживает, а ты за ним, словно за маленьким ребёнком, ходишь. Нельзя же в конце концов так мучать себя! А трое-четверо ребятишек обсядут — это дело нехитрое! — что тогда будешь делать, надолго тебя с ними хватит?! Не послушала меня раньше, вот теперь и расхлёбываешь. Чуть ли не за врага меня тогда посчитала. И жуёшь перец, коротаешь горькие дни…»
Мухаббат тогда ответила ему: «Если, дорогой дядя, и треснет голова, то под шапкой, если и переломится рука, то в рукаве… Плохо ли, хорошо ли, трудно или нет, а вместе нам век вековать!» И столько нежности, а вместе с тем твёрдости и достоинства было в её словах, что Максум-бобо только безнадёжно махнул рукой и, рассерженный, зашагал прочь.
…Наконец арбуз был доеден, все встали. Мухаббат заспешила к своему звену. На полевом стане остались только Максум-бобо, Рустам и Фазыл. Вообще-то Максуму-бобо тоже надо было уходить. Но ему именно сейчас захотелось поговорить с Рустамом, попытаться — опять же из любви к Мухаббат — склонить его на одно прибыльное дельце. Потому он так терпеливо дожидался, пока все колхозники разойдутся с полевого стана.
И вот он, приблизившись к Рустаму, заговорил:
— Сынок, я тебе давно собираюсь кое-что сказать. Настоящий мужчина всегда должен уметь добыть лишний рубль-другой, чтобы как следует вести хозяйство, содержать дом и семью. Но ты, к сожалению, работать не можешь. Так уж твоей судьбою аллах распорядился. Даже приобретённые тобой когда-то знания не кормят тебя больше. Или я, сынок, неправду говорю? Ну в какой, например, школе ты смог бы сейчас преподавать?
— Хорошо, пусть будет так. А что вы посоветуете делать? — не совсем понимая, куда клонит старик, спросил нетерпеливо Фазыл.
Он видел, что безжалостные и холодные, как камни, слова эти растравляют и без того кровоточащую душенную рану друга.
— Я бы посоветовал подыскать хорошее, прибыльное дело, которое могло бы обеспечить на всю жизнь прочный достаток.
— И что бы это могло быть за хорошее дело? — спросил снова озадаченный таким поворотом беседы Фазыл.
Рустам же на протяжении всего разговора молчал, горестно поникнув головой. Что он может сделать? Разве он по своей воле только то и делает, что хлеб ест да одежду изнашивает? Знает он и то, что Мухаббат, обременённая грудным ребёнком, продолжает работать. То и дело она говорит бодрым голосом: «Вот сколько я заработала за десятидневку», — и вкладывает в руки Рустама не им заработанные деньги. Возвращаясь с работы, то арбуз, то дыню домой прихватит. Взвалив на себя всю самую тяжёлую работу, по-мужски ведёт домашнее хозяйство.
— Ты муж моей племянницы, сынок, — продолжал между тем Максум-бобо. — И худого и тебе не пожелаю. Если согласишься, я могу обучить тебя своему старому ремеслу. Ты ещё молод, память у тебя цепкая, мозги хорошо работают. Если проявишь должное усердие, коран можешь одолеть за год. И тогда дома, где будут проходить свадьбы, поминки, всякие там другие обряды, все окажутся твоими. И сам всегда сыт будешь, и деньги немалые заимеешь. Вот посмотришь, кем ты станешь совсем скоро — почтеннейшим муллой Рустамом, человеком уважаемым и авторитетным, а главное — богатым.