Роман, написанный иглой
Шрифт:
— А что, может быть, так и сделать, а? Ну, ладно, пусть простит меня сегодня аллах…
Снова послышался мелодичный звон, выпили одну за другой по две пиалы.
— Да, вы правы оказались, репой очень хорошо водку закусывать. А мы и не знали, — шамкал Хайдарали с набитым ртом. — Вы с Мирабидом поговорите. Пусть он расскажет, из-за чего в своём магазине слёзы лил.
— Слёзы? Не будь, дорогой, неблагодарным, не гневи бога. Удача, кажется, тебе пока не изменяла, — сказал Мирабиду Максум-бобо.
— Да, пока тысячу раз слава
— Спаси, господь, и помилуй! На что тебе ещё жаловаться? — изумлённо уставился на него Максум-бобо.
— Всё тот же старый недуг, — снова вмешался в разговор Хайдарали. — Вон недавно Рустам на машине в город уехал. А после работы Мухаббат зашла в магазин. Купила конфет, печенья. Когда она вышла, Мирабид протягивает мне бутылку водки. «Открывай, — говорит, — выпьем». Вылили. Он осушил залпом два стакана подряд и ушёл куда-то в глубь магазина. Пошёл я следом за ним, а Мирабид сидит и плачет. Да, всё тот же старый недуг. Как только увидит её, так начинает с ума сходить. Вы что-то должны придумать, Максум-бобо, иначе и предположить трудно, что из всего этого может получиться.
— Помогите встретиться с ней — на два платья парчи дам, Максум-бобо, — заговорил, не поднимая головы, Мирабид.
— И один ковёр впридачу, — добавил Хайдарали.
Затем он, видимо, для того, чтобы оставить Мирабида и Максума-бобо наедине, встал и вышел из комнаты. Зашёл на кухню, достал из очага щипцами уголёк побольше и бросил на него несколько крупинок анаши. Загодя сделанной бумажной трубочкой стал вдыхать поднимавшийся с уголька дурманящий дым.
Жена Максума-бобо, ошеломлённая, растерянная, смущённая, прижалась в уголке, не зная, что делать.
Хайдарали, покурив анаши, бросил уголёк обратно в очаг, потянулся и оглядел женщину с головы до ног откровенно оценивающим взглядом.
— Что это вы так уставились? — рассердилась она.
— Эти румяные щёчки, эти необыкновенные глаза…
Хайдарали одним прыжком оказался рядом с женщиной и хотел было обнять её, но здесь ему ответили такую пощёчину, что возбуждение после выкуренной анаши в один миг улетучилось.
— А вы подлец, оказывается, — дрожащим от брезгливости и негодования голосом произнесла женщина.
Хайдарали, потирая лицо, чтобы, не дай бог, не осталось следов от довольно-таки увесистой пощёчины, снова вошёл в комнату. Здесь висела гнетущая тишина. И Максум-бобо и Мирабид сидели, безмолвно уставившись в землю.
— Ну и как, договорились? Твержу же я вам, он и ковёр даст в придачу. А может быть, вы наличными желаете?..
— Пять тысяч рублей даю, — вставил Мирабид.
— Так ты же женат! — укоризненно качнул головой Максум-бобо.
Мирабид, действительно, женился недавно на Гульчехре, дочери Тешабая-ата. Той закатил пышный, роскошный, шумный. Знай, мол, наших.
— Я её выгоню… Разведусь с ней.
— Вот как?
— Человек без любви, что колодец без воды. Ну так как?
— Я вам не сводник, — давая понять, что разговор на эту тему закончен, решительно встал с места Максум-бобо. — Оставьте себе и парчу, и ковры, и деньги ваши. Мне своего пока хватает.
— Знаем, — иронично заметил Хайдарали. — У вас и золотишко водится. Вы богач. Только думалось нам, что вы согласитесь сделать доброе дело.
— Я вам не сводник, — ещё раз повторил Максум-бобо, наливаясь гневом.
— Да, оскандалились мы, — прошептал Мирабид, нагнувшись к Хайдарали. — Я же говорил тебе, ничего путного из этой затеи не выйдет. А ты заладил: клюнет жадный старик, не устоит перед соблазном.
Увидев, что у мужа неожиданно испортилось настроение — он даже побледнел и осунулся — жена спросила с удивлением:
— Что с вами случилось? Вам нездоровится?
— Да вот, заставили выпить. Говорил им, не идёт мне, так нет же, не отстали, пока не выпил, — ответил уклончиво Максум-бобо.
Жена принесла с террасы одеяло, постелила в уголке кухни.
— Идите, прилягте немного. Сейчас я уже плов буду заправлять.
Максум бобо лёг и с облегчением вытянулся на постели. Он что-то проворчал. Жена не обратила внимания, решив, что это спьяну, и продолжала возиться у казана. Потом она налила в пиалу чаю и подошла к Максуму-бобо:
— Вот, выпейте горяченького, сразу полегчает…
Максум-бобо приподнялся на локте, выпил чай и снова лёг, но долго не пролежав, проворно вскочил с места и прямиком направился в большую комнату. Подошёл к нише и сунул руку под одно из парчовых одеял. Достал оттуда внушительную пачку денег и поспешно сунул её в карман.
Проследив за тем, что делает Максум-бобо, Хайдарали рассмеялся:
— Гляди, Мирабид, мы прямо в сокровищницу попали и не знали этого.
— Не деньги нам нужны, Максум-бобо, а жизнь для души, — снова попытался вернуться к прерванному разговору Хайдарали.
— Нет, ничего у вас не выйдет. На такое дело я не пойду. Есть бог, есть какие-то человеческие правила и законы, стыд и совесть наконец…
— Вы это племяннице своей расскажите. У неё-то, между прочим, этого самого стыда как раз и не осталось, — медленно и раздельно проговорил Хайдарали, в упор глядя Максуму-бобо прямо в глаза. — Да, она своё удовольствие получает, а на стыд ей наплевать.
— О чём это ты? — в волнении спросил Максум-бобо.
— Не прикидывайтесь простачком, — раздражённо проворчал Хайдарали и наклонился к Максуму-бобо, уперев руки в колени. — Знаете, о чём. Знаете и помалкиваете. Стыд и совесть, видишь ли…
Максум-бобо начал терять терпение:
— Так о чём же я всё-таки знаю? И перед кем и о чём молчу?
— О Мухаббат молчите. Об этом толстяке молчите. Знаем, как он слепому помогает. Удовольствие своё справляет. Замечательный помощничек!..