Роман Нелюбовича
Шрифт:
– Может выпьешь? – предложил я.
– Нет-нет! – едва ли не испуганно произнёс Аркашка и даже отступил на шаг назад, зато воспрянул духом и изъясняться стал понятнее. – Нельзя. Завтра в Проскурино надо ехать, заказ есть. Вот я и подумал, может и ты со мной? Деньги не очень большие, но всё по-честному будет, не обижу.
– Я? Знаешь, Аркань, я бы не против, конечно, но я не строитель и не плотник. Я и топор-то в руки брал только чтобы сломать чего-то. Понимаешь?
Аркашка кивнул и тут же поспешно добавил:
– Да там делов-то ничего сложного. Я сам всё сделаю, тебе только подержать надо будет, да подать, ежели чего
Ага, вон как: принеси, подай, сядь в тенёчек не мешай. Нормально. Много на такой работе не заработаешь, ибо подсобный рабочий самая неквалифицированная во всех отношениях профессия. Но почему бы нет? Тем более, сын приезжает, расходы увеличатся, да и телевизор тоже неплохо было бы приобрести наконец.
– Ладно. Когда ехать?
– Завтра. – Аркашка оживился. – Завтра утром. В полседьмого автобус с остановки от хозяйственного отходит. Ты приходи. Инструмент у меня есть, ты только одежонку плохонькую какую возьми с собой, чтоб переодеться. Не в чистом же работать.
Вот и договорились. Аркашка ушёл, я тоже стал собираться. Если завтра на работу, значит надо поспать и проспаться, одним словом, подготовиться. Лёха начал было возражать, дескать, хорошо сидим, какая работа? Но Люська его упокоила, а Галыш предложил выпить на посошок. Ну как же без этого! Выпить на посошок – это святое, иначе пути не будет. Мы выпили, попрощались. Напоследок Люська нагрузила меня провизией, наложила всяких вкусностей в корзину и сунула мне в руки. Я не противился, кто ж от такого отказывается, одна беда – холодильника нет, как бы не испортились продукты.
Вернувшись домой, я поставил корзину на пол, накрыл старой скатёркой и сел на диван. Муська потянулась ко мне, принюхалась. Я дыхнул, и она брезгливо отвернулась. Я развёл руками.
– Да, пьяненький. Извини, дорогая.
Включил будильник, лёг. В голове закружилось; закрыл глаза, вздохнул довольно. Хорошо посидели: банька, шашлыки, песни – славно. И душой отдохнул, и телом. Давно такого не было, если Лёха ещё раз пригласит, пойду непременно.
6
Подъём в шесть утра стал для меня небольшим шоком. Я уже отвык просыпаться так рано, а после вчерашнего праздника и вовсе вставать не хотелось. Однако будильник издавал грубый скрежет, негромкий, но настолько раздражающий, что встать пришлось. Я нажал отбой, скрежет исчез, и в голове зародилась трусливая мыслишка плюнуть на всё и опять лечь спать. Диван ещё хранил моё тепло, да и мыслишка, если задуматься, не такая уж трусливая… Нет, во-первых, обещал, во-вторых, деньги нужны. Пойду.
Я умылся, съел бутерброд, сунул в пакет рабочую одежду. Солнце на улице улыбнулось, и настроение повысилось, не сильно, но достаточно, чтобы успеть дойти до остановки. Там меня уже встречал Аркашка с плотницким сундучком: топор, пила, молоток, гвозди – и ничего из последних достижений науки.
– Я думал, ты какой-нибудь механический инструмент возьмёшь, – хмыкнул я, – шуруповёрт к примеру.
– Зачем шуруповёрт? – не понял Аркашка. – Отвёртка же есть.
Действительно, чего это я? Какой шуруповёрт? Мы же в двадцать первом веке живём, вручную всё делать можем, нам прогресс по боку.
– Ладно, – отмахнулся я, – забыли.
Подошёл автобус. Людей на остановке было немного, поэтому мы вошли спокойно, не толкаясь, и сели на заднее сиденье. За окном поплыл бодрый пейзаж проснувшегося города. В таких местах как Пужаны народ встаёт рано, потому что ложится тоже рано, и пусть день сегодня выходной, привычки никуда не деваются. Я смотрел на дома, на яркие рекламные вывески, на коз, пасущихся у дороги, и всё это мне казалось забавным – забавные козы, забавные дома, забавная реклама. Только люди в автобусе казались озабоченными.
Потом город кончился. Вместо домов за окном появились деревья: сосны, берёзки, маленькие ёлочки, тонкие рябинки – красиво. Рябинки радовали особо, потому что они действительно были тонкие, как в песне, но не склонялись, а легонько шевелили своими листами, будто махали мне рукой: доброе утро. Я коротко кивал, отвечая: и вам того же. Дважды появлялись широкие просеки, которые тянулись далеко, до самого горизонта и я не понимал, зачем они здесь нужны.
Мы ехали минут двадцать. Дорога вильнула, сделала полукруг и автобус остановился. Выйдя на улицу, я увидел длинный ряд домов, точно таких, какие мы только что оставили позади. Ну и чем Проскурино отличается от Пужан? Ну разве что рекламных щитов нет, но дай время, они и сюда доберутся.
Аркашка повёл меня не по улице, а вывел на задворки. Интересно смотреть на крестьянские усадьбы со спины: тёмные от времени и непогоды глухие бревенчатые стены дворов, стожки сена, картофельники, иногда просто заросшая бурьяном земля. Чуть поодаль небольшое коровье стадо и мужичок с кнутом, рассматривающий нас как некую экскурсию. Мелкая собачонка начала гавкать, коровы повернули головы в нашу сторону, а мужичок наоборот отвернулся, потеряв к нам интерес. Вот и пойми их всех.
Мы остановились. Аркашка покрутил головой, выбирая направление, и кивнул: сюда. По узкой тропинке, протоптанной меж картофельных гребней, мы вышли к хозяйскому подворью. Первое, что бросилось в глаза, скособоченная банька с заколоченным фанерой окошком. На ум пришла моя домушка, когда я впервые её увидел. Далее у двора с просевшей крышей широкая поленница и куча навоза, возле которой стоял гусь. Мне стало смешно. Менее всего ожидал я увидеть такую картину, как гусь на фоне кучи навоза.
– Ой, Аркадий, ты что ль? – со двора навстречу к нам шла бабка. – А с тобой кто? Не вижу отсюдова…
Бабка походила на большую сдобную плюшку, только сахарной присыпки не хватало. Зато был платок, чёрный рабочий халат и валенки. Валенки меня удивили более всего, они смотрелись на бабушке как лыжи на фигуристе – большие и совершенно нелепые. Как вообще можно ходить летом в жару в валенках – не понимаю, но бабушка ходила, к тому, же ходила шустро и без стеснения.
– Здравствуй, баб Кать. Это друг мой, Роман. Мы вместе работаем.
– А, вона как. Ну, проходьте в избу, чайник только вскипятила.
Аркашка повернулся ко мне.
– Чайку попьём и приступим.
– А сразу приступить нельзя?
Аркашка замялся.
– Не принято так. Надо сначала чаю попить.
Ах да, конечно, мы же в деревне, а в деревне всё как в сказке: напоить, накормить, в баньке попарить, спать уложить и лишь потом всё остальное.
Внутри изба оказалась чистой, ухоженной и старомодной. По стенам висели самодельные полки, выкрашенные в ужасный синий цвет; стол застелен клеёнчатой скатертью, по краям ободранной; такие же ужасные и старые табуретки; половички, печка… Чайник. Чайник был электрический, новый и я усмехнулся: ну хоть что-то из реальной жизни.