Роман о девочках (сборник)
Шрифт:
– А я не буду переводить «Могилу», – сказала Лена.
– Почему?
– Потому что… потому что она… про английскую аграрную реформу… А я в этом ничего не смыслю.
<1969 или 1970>
Парус
Ветер дует в мою бога душу, рвет, и треплет, и подгоняет, чтобы быстрей, быстрей. Мачты стонут, парус натянут до предела, как кожа на ребрах, готовая лопнуть. То колет, то бьет наотмашь. Он дует
Надо залатать, а ветер и этому мешает, – он нетерпелив, как боксер после того, как послал противника в нокдаун и хочет добить. А ветер хочет, чтобы я плыл быстрее – туда, куда он дует. Но ведь у меня есть руль – и можно, используя силу ветра, плыть другим путем. А тот, который он предлагает… Можно поворачивать влево или вправо, можно даже идти галсами против ветра.
Научился ходить против! Корабль борется с ветром. А я стою, и ветер злится, что не может сдвинуть меня с места. Но страшно, что я сам тоже хочу двигаться. Здесь наши желания совпадают. Хочу… и не могу.
Но уже, я слышал, есть корабли с мотором, – они не подставляют щеки своих парусов под удары ветра. Они возьмут меня на буксир.
<июль 1971>
У моря
И, конечно, был шторм. Вечерний, с багровым закатом и тучами, бегущими за горизонт в море. И волны с белыми головами ломали себе кости на скалах и на камнях пляжа. Они грозно ревели, разбегаясь для прыжка, бились в берег и, превратившись в белое кипящее молоко, злобно шипели, возвращаясь в море.
Эта история сложилась в Югославии, в этом сказочном уголке земли, в городке, который называется Дубровник. Был конец сентября – золотое время для всех любящих одиночество отдыхающих, да и для жителей, потому что волны туристов схлынули в Италию, Германию, Францию и Россию и восстановилось подобие покоя. Даже музыка из ресторана звучала мягко и сентиментально.
Но… повторяю, был шторм, и ветер, и волны, и все что положено. А какая-то женщина плыла совсем близко от берега, взлетая на волнах и снова исчезая. Она пыталась выбраться на пляж, но снова и снова море затягивало ее обратно. Она еще не успела испугаться, потому что силы пока не покинули ее и берег был так близко. На пляже сидел только один человек, голый по пояс. Он рисовал шторм и закат и глядел поверх волн, а потом снова в альбом. Вот он что-то подправил, понаклонял голову вправо, влево и… заметил женщину. Конечно же, он бросил альбом и кисть и бесстрашно прыгнул в пучину. В 2–3 взмаха оказался он рядом с женщиной, взял ее за руки и… одна особенно огромная волна швырнула их вместе на песок – мокрых, тяжело дышащих и, безусловно, красивых.
– Любишь плавать в шторм? – спросил он по-русски и довольно грубо на «ты», потому что ведь все равно не поймет.
В ответ она подняла голову и просто и безгрешно поцеловала
– Вы русская? – спросил художник.
– Нет.
– Впрочем, это неважно – все национальности тонут одинаково. А все-таки откуда Вы?
– Из Франции. А ты? – она перешла на «ты», наверное, из-за плохого знания русского.
– Из России! Разве не заметно?
– Заметно.
– Хорошо еще, что вчера у меня не получился рисунок и сегодня я пришел снова! – сказал он.
– Хорошо, – ответила она.
Они продолжали лежать на камнях, а языки пены пытались схватить их за ноги и утащить в море. Говорили они пустяки, но почти кричали из-за грохота, и могло показаться, что они ругаются.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Катерина. Катя! Как хочешь! А тебя?
– Александр! Очень приятно!
– И мне.
– Может быть, встанем.
– Нет! Так хорошо!
– Ничего хорошего в мокрых штанах. Кстати, нужно идти по городу. Где твои вещи?
– Там, – она указала в море и улыбнулась.
– А? Ты оттуда! – догадался он. – Русалка! Дочь Посейдона!
– Что такое русалка?
– Отложим изучение русского фольклора! Я серьезно.
– И я серьезно. Вещи смылись.
– Смылись! – передразнил он. – Не смылись, а смыло. А как пойдем?!
– Если пойдем вместе, ты дашь мне брюки.
– Что? – удивился он – А я?
– У тебя есть альбом!
– У меня есть альбом! У меня еще есть кисть, – сказал он, – и палитра.
– Пол-литра – это замечательно! – воскликнула она, – потому что мне холодно! Отвернись!
Она встала, отошла в темноту и, когда он отвернулся, стала выжимать волосы и купальник, и потом крикнула:
– Давай брюки!
Он послушно разделся и отдал. Она выжала джинсы, надела их и хихикнула:
– Как раз.
Здесь они впервые взглянули друг на друга и остались довольны. Из ресторана доносилась та же ласковая мелодия, она пробивалась сквозь шум моря, а когда они пошли прочь от воды, звук стихии ушел, а мелодия стала внятнее и громче.
По набережной шла странная пара: белая женщина в мокрых джинсах и купальнике и мужчина в плавках и рубахе, неловко прикрываясь альбомом. Люди, улыбаясь, смотрели на них, а они продолжали знакомиться:
– Откуда ты знаешь русский? – спросил он.
– Я работала в Москве 3 года и была замужем за русским переводчиком.
– А теперь?
– А теперь я не замужем за переводчиком.
– Почему? – задал он глупый вопрос.
– Он плохо переводил, – ответила она.
– А теперь?
– Теперь он переводит лучше.
– Нет! Что ты делаешь теперь?
– Преподаю в колледже русский.
Они подошли к отелю на самом берегу, к отелю, где она жила.
– Я пойду переоденусь, – сказала она. – Хочешь зайти?
– В таком виде? Тебе удобно?
– Конечно, нет, – согласилась она. – Но совсем не лучше выходить с мокрыми брюками. Хотя я тебе брошу с балкона.
– Ромео надевает брюки под балконом Джульетты. Бедный Шекспир.
– Так и договорились! – сказала она. – Дай мне твою рубаху и жди здесь.