Роман о любви, а еще об идиотах и утопленницах
Шрифт:
— Какой еще Михаил Петрович?
Андрею казалось знакомым лицо этого человека, но где видел его, черт поймет!
— Ну, я Михаил. Помните? Я вас у вашей парадной ногами бил, так это я был… А потом в операционной у Юрия Анатольевича пугал….
— Вспомнил я тебя, гад!
Наконец в запущенном, низкорослом, измотанном страхом человеке Андрей признал шкета, который не любил рослых.
— Так ты чего ко мне влез, хочешь, чтобы я тебя по башке шарахнул…
— Андрей Николаевич, простите меня. Я был человеком подневольным, я не хотел вас бить. Но теперь я свободен, и я в беде. Теперь меня каждый рослый человек может обидеть, за мной охотятся, и это не шутки. Таких, как я, они прячут
— Кто за тобой гоняется-то, Юрий Анатольевич, что ли? — спросил Андрей, холодея внутри от страха, а может быть, ошиблась доктор Скунс, и Юрий Анатольевич жив.
— Если бы! — сквозь рыдания донеслось до Андрея.
Он сходил на кухню, принес чашку воды из-под крана. Он не испытывал ненависти к этому жалкому загнанному человеку, но и сострадания тоже. Михаил, всхлипывая, взял чашку из рук Андрея.
— Я не спал уже целую неделю, — сказал он, заглянув в чашку. — Кипяченая?
— Что? — не понял Андрей.
— Я спрашиваю: вода кипяченая?
— Из-под крана.
— О, нет, я из-под крана не пью.
Он протянул чашку Андрею.
— Я не спал неделю, — снова заныл он. — За мной гонятся уже неделю, мне с трудом удавалось уйти от них, но я знаю, что в покое меня не оставят.
Глаза у него были трагические. Видно было, что человек сломлен. Такие глаза Андрей однажды видел на фотографиях приговоренных к расстрелу в ГУЛАГе.
— Кто за тобой гонится?
— Спецслужбы, — ответил Михаил, оглядываясь, — фээсбэшники, такие здоровые, рослые ребята. Теперь, когда Юрий Анатольевич пропал, они переключились на меня… Помните, со мной был доктор, ну, мы вас еще вместе тогда били… Милейший, добрейший человек — его уже арестовали, — он помещен в психушку, и из него там сделают животное. И это все… Все это из-за чистейшего пустяка.
Он вновь закрыл лицо ладонями и разразился душераздирающими заразительными рыданиями; хотелось зарыдать с ним вместе, но приступ этот скоро прошел.
— Так из-за чего за тобой фээсбэшники-то гоняются? Ты что, шпион какой-нибудь, что ли? — поинтересовался Андрей, опускаясь в кресло напротив.
— Я знаю их тайну… — шепотом проговорил маленький человек. — Их государственную тайну. Я видел карточки из детских поликлиник многих влиятельных людей, стоящих у власти. Они мне этого не простят. Никогда не простят. Почти все члены правительства в детстве… — глаза у него были выпучены от значимости того, что он собирался сказать, но он вдруг прервался. — Я не скажу вам этого, я не хочу подвергать вас опасности.
— Ну и не надо. То, что они все идиоты, я и без тебя знаю. Вон стоит только новости по телевизору посмотреть.
— Послушайте, — заговорил Михаил снова. — Послушайте, это для вас шутка, нечто нереальное и даже, может быть, смешное, но я врач, я отвечаю за свои слова. Это тайна, которую клан, этот самый мощный мировой клан идиотов, постарается сберечь во что бы то ни стало и уничтожит всех нас, тех, кто проник в их тайну. В тайну их рождения и детства. Когда человек достигает высокого роста и положения, его детские карточки уничтожаются, а на их место кладут другие, где написана история болезней совсем иная. То же касается и школьных лет президентов и министров. По телевизору выступают их одноклассники, которые представляют их в таком свете, в каком нужно для поднятия их рейтинга. У них все просчитано имиджмейкерами. Телевидение показывает их в таком свете, как нужно государству… И неважно, поймите, совершенно неважно, кто у власти: коммунисты или демократы, какой в стране строй: социализм или капитализм. У власти всегда стоят и будут стоять идиоты. Приглядитесь к их лицам, к походкам, к повадкам, прислушайтесь к их словам… Это страшная мировая машина! Она перемелет меня, я чувствую… И зачем я влез в эту политику?!
Он снова закрыл лицо руками и хотел зарыдать, но у него не получилось. Он убрал руки от лица и, посмотрев на Андрея, так и продолжавшего стоять перед ним с чашкой в руке, сказал:
— Вот так. Но у вас я ненадолго, я должен уйти. Я знаю, что рослые ребята из ФСБ уже вышли на мой след.
— Послушай, Миша, а как погиб Юрий Анатольевич? — спросил Андрей, присаживаясь на краешек кресла и переводя разговор на интересующую его тему.
— Юрий Анатольевич? — переспросил он. — Ах, Юрий Анатольевич. Так его утопили его жена с бабкой.
— Кристина?
— Конечно, Кристина. У меня такое чувство, что она для этого и появилась, чтобы убить его. Представился случай, ну вот она и…
— Как это?.. — у Андрея закружилась голова, он залпом выпил принесенную для Михаила воду, поставив чашку на стол, откинулся спиной на спинку кресла.
— Несколько лет назад неизвестно откуда появилась Кристина. Ни где она родилась, ни где прописана — ничего узнать о ней не удалось. Ну, а тут Юрий Анатольевич надумал жениться, но жениться не на первой встречной, а на женщине — на своем идеале, по своему чертежу. Тут как раз и подвернулась ее кандидатура. Только она из всех женщин, а их опросили около пятидесяти, согласилась на полное изменение внешности. Гениальный Юрий Анатольевич переделал ее и женился. Кристина зачем-то подставила своего знакомого Гошу, чтобы Юрий Анатольевич приревновал и изуродовал его. Полагаю, с Гошей у нее были свои счеты. Вот такая история. Но основная цель ее появления была в убийстве Юрия Анатольевича. Довольно паршивая история. Юрий Анатольевич был человек рослый и на нас, людей небольшого роста, смотрел сверху вниз, сволочь! Так ему и надо!
Ненависть к рослым людям пересилила в нем даже страх перед ФСБ.
— А где она теперь? — спросил Андрей.
— Кристина? — переспросил Михаил, словно не понял вопроса. — Она вернулась туда, откуда и появилась.
— Откуда? — Андрей пожал плечами. — Ты чего-то темнишь.
Михаил как-то странно, вымученно улыбнулся.
В дверь раздался звонок, вслед за чем стук, поначалу негромкий, костяшками пальцев, затем кулаками.
— Это за мной! — воскликнул Михаил и заметался по комнате, схватил с пола нож, побежал в кухню, потом в ванную и опять вернулся в комнату. Холерический его темперамент, зачем-то прогнав его по квартире, вернул на прежнее место.
— Я пропал, — сказал он, обессиленно опустившись на диван, и махнул ножом в воздухе. — Но живым я им не дамся!
— Спрячь ты нож, обрежешься, — посоветовал Андрей. — Давай сюда.
Чуть приоткрыв занавеску, он выглянул в окно и, убедившись, что под окном никто не стоит, распахнул его. Миша радостно вспрыгнул на подоконник и вдруг обернулся, обнял Андрея за голову, поцеловал в губы и спрыгнул в темноту.
— Тьфу! Придурок! — выругался Андрей. Он не успел увернуться от благодарности низкорослого человека и, сплюнув, пошел открывать.
За дверью уже не звонили, а, не переставая, барабанили кулаками. Андрей посмотрел в глазок и увидел, что на лестнице бесчинствует придурок с детским барабанчиком на шее. Андрей распахнул с силой дверь, так что разгулявшегося инвалида отбросило к перилам. Но дурачок ничуть не огорчился, а, наоборот, увидев Андрея, заулыбался и вдруг грянул барабанную дробь.
— Тебе чего? — рассерженно спросил Андрей.
Дурик барабанить перестал.
— Все уехали, а Андрюшу забыли, — плачущим голосам сказал он.