Роман 'Петровичъ'
Шрифт:
Увидев, что пациент пришел в себя, Петрович вмазал ему еще пару раз для острастки и начал выяснять, в чем, собственно, дело.
Дознание длилось недолго. Выудив из всхлипывающего и икающего Толяна всю нужную для себя информацию, Петрович отправил его в дружеский нокаут и присел поразмыслить.
"Голова нужна, чтобы думать, а мозги — чтоб соображать!", вспомнил любимое изречение Матсутацу Оямы Петрович и решил оставить в покое свои мозги и поработать головой. Думать он любил, вот только времени на этот сладостный процесс всегда не хватало…
"Итак, что мы имеем?" — академически начал думать Петрович. — "А имеем мы какую-то хреновину, которая плюхнулась прямо с неба, причем раньше в наших краях такие не водились. На зверя
Петрович поперхнулся собственной мыслью — до сих пор тихо и мирно стоящая штуковина замигала фиолетовым светом, на боку ее снова появилась дверца и послышалась чья-то речь. Вернее, даже не послышалась ушами Петрович ничего не слышал, но внутри его многострадальной головы отчетливо послышался чей-то голос:
— СТИХОПЛИВСОРыч, ты где? Давай, канай в шлюпку, если сейчас взлететь хочешь — челнок скоро над нами пройдет, а иначе будешь тут еще одни местные сутки куковать!
— КТО ЭТО?!! — испуганно заорал сатрап, обхватив руками голову.
— Кто, кто! Ты что, старый хрыч, от поезда отстал? Это я, бортовой компьютер БЭДТРАК — 4. Можно подумать, не знаешь. А ну-ка, погодь… Эээ, да ты, браток, никак захворамши! Биоритмы — ни в дугу, интеллект в пятьсот двенадцать раз упал, да и рук-ног поменьша ло… Говорил я, тебе, СТИХОПЛИВСОРыч — не якшайся ты с этими варварами, ваще лохом станешь! Ты и так-то не шибко…
— Чего — не шибко? — машинально и агрессивно ответил на скрытое оскорбление Петрович.
— Да ладно, это я так, к слову пришлось. Ты не горюй, старик, щас мы тебе все откорректируем — и биоритмы восстановим, и руки-ноги вырастим…
Что такое «откорректируем», Петрович представлял себе нечетко, но само слово ему не понравилось.
— Я т-тебе щас откориктирую! Я тебя так откалектирую, шо тебя родная ма… или шо у тебя там есть, не узнает!
— Да ладно, как хочешь. Если нравится — можешь ходить таким недоноском. Все, как всегда: на них пашешь, как трактор, а в ответ одни угрозы и попреки! — плачущим голосом проговорил, или, точнее, промыслил компьютер. — Дай хоть тут подправлю слегка…
Петрович открыл рот, чтобы разразиться очередной гневной тирадой, но лексическому фейерверку помешало ощущение какой-то неловкости в левой ступне. До Петровича довольно быстро дошло, что левой ноги до колена у него не было вообще, ТАК КАК У НЕГО ТАМ БЫЛ ПРОТЕЗ! Петрович медленно опустил вниз свой уже мало что выражающий взгляд и обнаружил на месте протеза НОГУ. Довольно неплохую ногу, надо сказать. Она и гнулась, и пальцами щелкала, но что-то в ней было не так! Борец за демократию напряг остатки помутившегося рассудка и все-таки нашел причину беспокойства, но она чуть не убила его наповал: НОВАЯ НОГА ТОЖЕ БЫЛА ПРАВОЙ!
Счастливый обладатель двух правых ног бессильно присел на корточки (тут же завалившись, ввиду особенностей анатомического строения, на левый бок) и плачущим голосом выдал в атмосферу все свои претензии к летающим тараканницам, потусторонним голосам, Девицовскому самоплясу, собственной любознательности и способности БЭДТРАКа — 4 к "корректировке". Компьютер обиженно пробубнил:
— И чего бы я б ото б возникал… За него, можно сказать, всю работу делаешь, а ему еще и не нравится! Я ж стараюсь, чтоб ты от остальных варваров не отличался! Вон, ведь, лежит один — так у него внизу никаких деревяшек и в помине нет! Постой, постой… Вот грех-то какой… Прости ты меня, старую железяку — не досмотрел я, что у этих уродов ноги разные! Ну, да ладно — все ведь поправить можно. Вот так… вот так… и вот так!
Разъяренный Петрович шустро вскочил на ноги, сделал пару шагов к летающему объекту… и обнаружил, что его ноги, вместо того, чтоб держать общее с телом направление, дружно рванулись в разные стороны, чуть не разорвав хозяина пополам. Замычав от непереносимой боли в паху, Петрович обреченно опустил глаза вниз. Возмущаться сил уже не было: на месте его родимой ПРАВОЙ ноги теперь находилась ЛЕВАЯ, причем она была на добрых пятнадцать сантиметров длиннее второй, а на большущей ступне красовался грязный позолоченный валенок…
Подозрительно взглянув на Толяна, который забылся в нескольких шагах от него тяжелым антиалкогольным сном (на ногах у него были точно такие же валенки, но все ноги были при нем), Петрович, стараясь не грубить, сдержанно произнес:
— ЕСЛИ ТЫ, ДЕРЬМО ТАРАКАНЬЕ, ЩАС ЖЕ МНЕ НОГИ МЕСТАМИ НЕ ПОПЕРЕМЕНЯЕШЬ, Я ТЕБЯ, ГНИДУ ПОТУСТОРОННЮЮ, ПО ШУРУПАМ РАЗБЕРУ!!! И ШОБ НОГИ МНЕ ОДИНАКОВЫМИ СДЕЛАЛ, А НЕ ТО Я ТЕБЯ ВМЕСТЕ С ТВОЕЙ ЛЕТАЮШШЕЙ КЛИЗЬМОЙ ТАК ОТКАЛИКТИРУЮ, ШО ТЕБЯ НИ ОДИН ТАРАКАН НЕ УЗНАЕТ!!!
Оглохнув от ярости и собственного дикого рева, Петрович вперил тяжелый взгляд в ту часть корпуса летательного агрегата, где, по его мнению, могли бы находиться глаза БЭДТРАКа. И такой чистой и мощной ненавистью светился его праведный взгляд, что под ним протрезвел бы в одно мгновение даже слесарь-сантехник с восьмидесятилетним стажем.
И невдомек было нашему самому главному герою, что у клаксонов иерархическая лестница уже много тысячелетий строилась не на принципе первородства и благородности крови, не на костях благородных предков, поднимающих к звездам дебилов, рожденных с серебряной ложкой во рту, а на основании реальной ценности индивидуума — его потенциальной телепатической мощи! А Петрович, совершенно обалдев от всех этих метаморфоз и потусторонних голосов, выдал на сверхчуткие БЭДТРАКовские сенсоры такой сумасшедший заряд пси-энергии, что сжег четыре уровня пси-защиты из пяти возможных и сиганул по шкале клаксонских ценностей со СТИХОПЛИВСОРычевского двадцатого места аж на четвертое! Чтобы понять, насколько это было круто, можно привести такой пример: экспедицию клаксонов возглавлял седой, умудренный в интеллектуальных боях ГЕРОНТОФОБыч — Девятый… Окажись Петрович сейчас на родине клаксонов, благодаря своему коэффициенту он пользовался бы просто фантастическими льготами: кроме пожизненного государственного обеспечения по потребностям и гордого звания Мастер, он бы имел право: шуметь после 23–00, переходить дорогу на красный свет, заплывать за буйки, стоять под стрелой, влазить под высокое напряжение, сорить и плевать, где ни попадя, входить в операционную без халата, курить и распивать спиртные напитки в общественных местах, нецензурно выражаться в местах скопления народа, управлять любым транспортным средством без водительских прав и в нетрезвом состоянии, оказывать сопротивление властям — и много-много других мелких поблажек, которые могут сделать такой приятной жизнь человека с мало-мальски развитым воображением!
Но Петрович обо всем этом и не подозревал. Вместо того, чтобы радоваться жизни, он сидел и наливался злобой: голова трещала, ноги гудели, руки тряслись, похмелиться нечем… Он дошел уже до такой степени фрустрации, что был способен под влиянием момента на любой, самый бредовый поступок, что и подтвердил с блеском: в ответ на деликатное нытье БЭДТРАКа по поводу желательности немедленного старта с поверхности планеты он вскочил на ноги и, как вихрь, ворвался внутрь космической шлюпки (прихватив с собой Толяна), уселся в услужливо подсунутое компьютером кресло и, забросив Толяна в угол кабины управления, прорычал: "Слушай, поц, лети, куда хочешь, только заткнись!", после чего, приняв целебную микстуру, состряпанную БЭДТРАКом на основе чистого пятизвездочного коньяка «Арарат», блаженно захрапел.