Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки
Шрифт:
Ладно, лирические сантименты в сторону, живем-то днём сегодняшним, а он же весь, красавец, впереди! На полустанке пыл добытчика остужается – это самая мёртвая остановка «полумёртвого» города. Когда бы ты ни прибыл сюда, ты попадаешь в зону лютой чёрной магии и ровно часа полтора, минимум, будешь ожидать плотно набитой очень провинциальными гражданами маршрутки. Ледяной мрак ожидания (опять это страшное слово) съедает твоё когда-то пылкое сердце, и ты, «одинокий странник», прибываешь домой высосанный этим дьявольским местом и раздавленный нафик «ну очень простыми гражданами» всех полов, объёмов, вероисповеданий, но одинакового, правда, убогого достатку. Чего ж делать, братцы, ждём, терпеливо ждём, а хулиганы Fishbone в обоих ушах дружно нам помогают.
Вижу
«Такси бы мне!» – голосит «хитрая» старушка и кидается ловить жёлтые автомобили, словно стадо разбежавшихся гусей, причём, обращая внимания лишь на кондовые, с советскими шашечками. Других же «такси», ну то есть, бесчисленных частников, для неё не существовало. Я с чистым сердцем начинаю приставать к бедной бабушке: «А куда вам в Сормово-то?». «Да мне бы на кладбище попасть!» – наивно сообщает бабка. Я аж коротенько хохотнул богатырским конём и выдал, почему-то слегка впадая «в народничество»: «Ну, бабуль, сие лекарство нам ещё успеется, поживём покамест! А вот, по-серьёзу ежели, то до погосту можно на автобусе домчать, зачем же на такси-то тратиться?». «Да я бы заплатила за такси, есть деньги-то, лишь бы довезли!» – упорно лопочет старая и всё зазывно сигналит морщинистыми лапками корыстным водилам, которые, словно нарочно, шпарят все в обратную сторону, избегая грустного места на окраине.
Я хватаю доисторическую бабку за шиворот и, отчаянно стараясь спасти её «кровно сбережённые», доверительно убеждаю: «Бабушка, поверьте, я отсюда тысячу раз уезжал, ещё минут тридцать и вы за двадцаточку моментом будете рядом с родовыми склепами!». Не доверяя никому, в том числе и мне, молодому прохвосту с длинными кудрями, который, быть может, и сам желает тюкнуть по голове беззащитную старушку в безлюдном месте, да завладеть её «купеческим» кошельком, она вырывается навстречу жлобам-бомбилам.
На её и мое нежданное спасенье приходит, словно благая весть, задрипанный автобус. Он сияет в скупых солнечных лучах, будто только что спустился с небес, дабы подобрать двух нелепых пассажиров, уже изрядно напугавших друг друга. Довольный, я посматриваю на бабку – ведь спас-таки её маленькие рублики, ай да молодец я, всё же! А удивительная бабка лишь недоверчиво зыркает мне в ответ, мол, «а на такси, всё ж, надёжней бы было…».
Вот так, вроде бы смиренные темы кладбища, да бренности бытия должны способствовать пониманию между далёкими поколениями, ан нет, нет понимания, а снова лишь какой-то забавный курьёз…
Памятник дядьке Руслану
Пересматривая свои судорожные наброски, переслушивая педантично наговоренное на диктофон, перебирая в разрушенной памяти всё, что выдавал в прямом эфире нашего безумного жития-бытия затейник Русёк, я осознал – он достоин Памятника при жизни! Ну, хотя бы бронзового бюстика на родине героя, то есть в далекой и загадочной Воркуте.
У меня в залитом пивом «компе» наличествуют аж две папки, озаглавленные, как «Кренделябры Руслана». Кстати, не без гордости, заявляю, что «кренделябры» – моё словечко, созданное, полагаю, из витиеватых «кренделей» и торжественных «канделябров». Ну это так, жалкая попытка «поконкурировать» с Гением спонтанной словесности. Первая папочка – памятные заметки о речевых «дикостях» моего бородатого гитариста. Вторая – диктофонные «говорилки», что я сбивчиво, до позорного, набалтывал, когда был «крепко уставши», и не было уже никаких сил сопротивляться хмельной лени. Открыть такой сложный «ноут» или нервно записать что-то на манжетах – я вас умоляю, это же так утомительно!
Итак, сегодня представляю все те шедевры Руська, что заплетающимся языком спасены мною, словно братьями Третьяковыми, для равнодушных потомков. Хочу ещё, между делом, заметить, что выслушивать себя в «измененном состоянии» весьма противно, что придаёт моей просветительской деятельности ещё больше заслуг и почёту!
Итак, только вперёд! Первый перл в моей секретной аудиоколлекции: пересматриваем волшебный дебют Никиты Михалкова «Свой среди чужих…», и вдруг неповторимый Русь, встрепенувшись, предлагает такую вот фантастико-героическую трактовку легендарного шедевра – «Цой среди чужих»! Неожиданная концепция такова – подобно бодренькому китчу «Чужой против хищника», наш романтический Цой противостоит слюнявому и коварному Чужому, используя, разумеется, весь свой звёздный арсенал: каратэ, магические зычные песнопения и общий пафос. Не знаю уж, как сие вам, дорогие мои, а я так заворожён небывалым проектом, что даже, собственно, и являюсь литературным разработчиком вербальной идеи Руська, словно тот подлый маститый соавтор, что присваивает пьесу молодого, но плодовитого не по годам начинающего писателя.
Сразу же озвучиваю вторую штучку: опять же традиционно под хмельком балуем себя нашим совершенно изумительным советским «Шерлоком Холмсом», а именно, «Собакой Баскервилей». Есть там такая не шибко приметная сцена, где порочная Лора Лайнс оправдывается перед неуважительно настырным Ватсоном, почему, мол, не пришла на встречу с покойным Баскервилем, хотя им, сердобольным, ей «денюшки-то были обещаны». И красавица Лора высокомерно парирует: «Я получила помощь из других рук!». Чернобровый Руська сумрачно смотрит на экран и неожиданно изрекает: «Я получила помощь из других брюк!». Ну что на это беспомощно скажешь… «Лишь одна награда – смех», вот чего достойны величайшие комики планеты, и мы гогочем громко и долго, я с восхищением, он – с творческим удовлетворением.
Вот уже несколько лет идут ожесточенные споры по поводу авторства следующей сокровищницы дуракаваляния! Рокер Русь или ди-джей Лёнька Липелис отколол это? Ах эта извечная борьба живых артистов с электронными… Но лично я склоняюсь, что всё же это был Русёк… Уже всех своих музыкантов, продюсеров и просто близких я порядочно достал на предмет того, что «неподражаемый» мой голос «просыпается» часов после пяти-шести вечеру, а до этого ни-ни, ни о какой изнурительной репетиции, ни, упаси Бог, записи и речи быть не может. Этим варварством можно просто искалечить нежные связки капризной рок-звезды. Одним словом, вечер. Пытаюсь распеваться, но своенравный вокал не звучит, несмотря на щадящее время – аж около 21–00. Дальше – больше, «голосю» встревоженной белугой, но звонкий тенор не желает просыпаться в груди измученного поэта-баритона. И тут-то бесподобный Руська и бросает бессмертное: «Уж полночь, а голоса всё нет…», – естественно, вызывая в памяти великого Александра Сергеевича, насчёт того же, тока про «а Германа всё нет». А может, это всё-таки был Лёнька? Ежели всё ж обознался, ты, Лёнька, прости! Но посмеялись тогда братья-музыканты отменным фальцетом и от щедрой души!
Сейчас будет жестокая подстава – ну не любит Руська группы «Пилот», уж простите его верные поклонники заслуженного коллектива, не разбивайте крепкой головы его бутылками и не бросайте в могучее туловище различными недешёвыми по теперешним буржуйским временам овощами. Так вот по этому, весьма рискованному поводу он как-то и неосторожно брякнул: «Не так страшен Чёрт… Как его «Пилот»!!!». При всём уважении к прославленному коллективу, фривольная трактовочка известной поговорки феноменальна! Брат Илья и все его дружные «пилотовцы», не обижайтесь, он же не со зла, а токмо из чистой любви к «искусству устной речи»!