Роман с небоскребом
Шрифт:
На первый взгляд все обстояло вовсе неплохо, если не считать растущего как на дрожжах курса доллара. Стихли криминальные разборки, на лицах прохожих заиграли расслабленные улыбки. Все чаще выделялись в серой будничной толпе ухоженные загорелые девушки, одетые по последнему писку парижско-миланской моды. Расцвел мелкий и средний бизнес, возродилась ценность образования. Все больше появлялось уютных кафешек, сетевых супермаркетов, развлекательных центров. Все сильнее теснили простоватых жигулят эффектные иномарки. Все выше тянулись к небу, презрительно взирая на унылые пятиэтажки, башни монолитно-кирпичных новостроек.
И все же… Слишком легко
– Сань, у тебя паранойя, – полушутя-полусерьезно говорил муж, – пора отдыхать. Вот сгоняем на море, расслабимся… – И довольно жмурился в предвкушении пляжного отдыха.
– Перед отъездом надо забрать все деньги, – талдычила я. – Всегда вся гадость случается именно летом.
– Не всегда. В первый раз цены зимой отпустили, – напомнил Сережка.
– А ГКЧП был в августе. И реформа девяносто третьего тоже.
– Ладно, я сниму деньги, если это тебя успокоит, – согласился Сережка, устав от спора. – Но если в наше отсутствие заберутся воры, они сильно обрадуются…
– Не заберутся. Я договорилась с хозяевами об установке охранной сигнализации.
Сережка изумленно поднял брови, но возражать не стал. Видимо, понял по выражению моего лица бесполезность дальнейших препирательств.
Дефолт случился семнадцатого августа. Гигантские финансовые пирамиды обрушились, увлекая в долговую пропасть шаткую банковскую систему. Из утренних новостей стало известно, что из-за нехватки налички банки приостановили работу. Поговаривали, что некоторые банкиры и основатели пирамид, сделав на доверчивых гражданах миллиарды, попросту заявили о банкротстве, чтобы не платить по счетам.
Я позвонила Сергею. Его голос звучал встревоженно и глухо.
– Что же будет?! – теряя самообладание, кричала я в трубку.
– Не знаю… Новость не из приятных, как ты понимаешь. Инкомбанк рухнул. В европейской штаб-квартире сейчас собрался совет директоров. Решают судьбу российского представительства: закроют или нет. Нам остается только ждать. Чувствую, работы сегодня уже не будет. Может, ее вообще скоро не будет…
Я села на пол возле тумбочки с телефоном. Слезы бессилия и отчаяния душили меня, текли по лицу, мешались с холодным потом, проступившим на висках. Я слишком хорошо знала, чем все это может
Хаос, безработица, голод, очереди, бедность, унижения, страх… Я пыталась повторять заветную мантру: «все будет хорошо». Но она больше не срабатывала…
– Я так больше не могу, – прошептала я в пустоту, – я не выдержу…
Из спальни вышел пробудившийся Ванечка. Подбежал ко мне, испуганно тараща глазенки, крепко обхватил за шею, прижался теплым трепетным тельцем:
– Мамочка, почему ты плачешь? У тебя что-то болит?
Я вспомнила, что обязана быть сильной ради этого маленького человечка, доверчиво прильнувшего ко мне в поисках защиты. Улыбнулась сквозь слезы, поцеловала его в тугую щечку, откинула с лобика непослушную прядь светлых волос, заглянула в доверчиво распахнутые ясные глазки.
– Все хорошо, – проговорила я, стараясь унять дрожь в голосе. – Не бойся, малыш, все будет хорошо.
– Будем играть?
– Конечно. Неси солдатиков.
Я гладила сына по стриженой голове и отчаянно кусала губы, чтобы не зареветь в голос.
Несколько часов ожидания. Томительного, тревожного, невыносимого… бутылка вина… Гора перечитанных детских книжек, раскиданные по полу пластмассовые солдатики… Телеэкран, тупо фиксирующий биржевую панику… Милицейские оцепления, сдерживающие разъяренные толпы возле закрытых банков… Кто сказал, что история повторяется во второй раз в виде фарса? Неправда. Каждый следующий раз страшнее и трагичнее предыдущего.
Сергей приехал усталый, пропахший табаком, с синими кругами под мрачно горящими глазами. Достал из портфеля бутылку водки и сообщил:
– Пока остаемся.
– Что значит «пока»? – У меня дрожали руки.
– Мы же не единственная продовольственная компания… У нас есть несколько крупных конкурентов. У каждого занята определенная ниша, довольно большая и привлекательная. В случае ухода одного освободившуюся нишу моментально займут конкуренты. И вернуться, когда кризис минует и все устаканится, будет крайне сложно. Все это прекрасно понимают и ждут, у кого первого сдадут нервы. Скорее всего, это будем не мы.
Он вгляделся в мое измученное лицо, обнял меня за плечи, прижал к себе так крепко, что стало трудно дышать.
– Ну чего ты… Испугалась? Маленькая моя… Не надо. Все у нас будет хорошо…
Неожиданно у меня похолодело внутри, в ушах послышался противный звон. Комната качнулась, поплыла вбок… Последнее, что я запомнила, теряя сознание, – подхватившие меня руки Сергея, встревоженное лицо, губы, повторяющие мое имя…
И вдруг все для нас стало хорошо до невероятности. В противовес рухнувшему рублю доллар взметнулся, как ртутный столбик на градуснике лихорадящего больного. Человек с сотней баксов в кармане чувствовал себя едва ли не богачом. А европейское руководство компании, где работал Сергей, повысило зарплаты российским сотрудникам «за вредность».
Цены на недвижимость резко упали. Квартира, еще вчера стоившая шестьдесят тысяч зеленых, предлагалась за двадцать пять, но и по новой цене покупателей не находилось. Однажды позвонил хозяин нашей съемной квартиры и виноватым голосом сообщил, что собирается продавать жилье: дочь умудрилась занять крупную сумму денег, чтобы обернуть в пирамиде. Но не успела. Надо отдавать долги.
Мы поинтересовались стоимостью. Хозяин озвучил сумму в двадцать семь тысяч долларов и был согласен на разумный торг. Я повесила трубку и поняла, что мне жаль расставаться с уютной маленькой квартиркой.