Роман с призраком
Шрифт:
Чтобы не ограничивать себя в скорости, граф дважды сменил лошадей. Приближаясь к Эскоту, он с интересом разглядывал неповоротливые повозки, накрытые кленовыми ветками с тем, чтобы защитить от солнца пассажиров – краснощеких и белобрысых сельских жителей.
Повозки были настолько переполнены, что граф содрогнулся при мысли о страданиях несчастных животных, которых заставляют везти непосильный груз.
На дороге ему попалось и несколько легких фаэтонов вроде того, которым правил он, и роскошные ландо с расписными панелями, изображавшими гербы владельцев.
Разумеется, встречались и неплохие лошади, но всякий раз, приглядевшись к ним, граф Треварнон равнодушно отворачивался, определив наметанным взглядом, что они никак не могли сравниться с его упряжкой.
Вблизи скакового поля граф Треварнон придержал лошадей, оглядываясь по сторонам, чтобы не пропустить поворота на Лэнгстон-Мэнор, описанного ему Джерардом.
К обочинам вплотную подступали ели Виндзорского леса. Лишь в одном месте граф Треварнон заметил пыльную проселочную дорогу, сворачивавшую в чащу, Очевидно, об этом повороте и рассказывал молодой Лэнгстон. На всякий случай граф Треварнон придержал свою упряжку, рассчитывая не сворачивать с пути, если заочно снятый им дом издали покажется ему вовсе не пригодным для жилья.
Потом он заметил две старинные сторожки, явно необитаемые. Они стояли по обеим сторонам от железных ворот.
– Это, наверное, и есть Лэнгстон-Мэнор, – пробормотал себе под нос граф.
Граф Треварнон свернул на проселок.
Судя по состоянию сторожек и ворот, ему следовало приготовить себя к худшему.
А что, если Сайдел была права и он действительно снял разваливающийся на глазах тесный старый дом с дырявой крышей?
Пока граф ехал по дорожке, заросшей травой, которой явно пользовались нечасто, он уже начал сожалеть, что не принял предложения короля остановиться в Виндзорском замке. По крайней мере, там ему предоставили бы удобную постель.
Но, вспомнив, что в замке он был бы обречен на общество леди Блэкфорд и едва ли мог бы хоть изредка оставаться в одиночестве, граф сделал вывод, что свобода ему дороже комфорта.
Дорога круто повернула, и перед ним вырос Лэнгстон-Мэнор.
Дом не имел ничего общего с тем, что рисовало графу Треварнону его мрачноватое воображение, и оказался на удивление привлекательным.
Взглянув на массивное каменное строение, граф с удовлетворением заметил, что дом действительно старинный, при этом значительно просторнее, чем он ожидал.
Цветные стекла ромбовидных окон отражали солнечные лучи, на остроконечной крыше грелись ленивые деревенские голуби. Треварнону на минуту показалось, что он вернулся в детство, в те времена, когда он верил в сказки про фей, которые жили как раз в таких спокойных, приветливых, дышащих уютом домах.
Граф поймал себя на мысли, что боится моргнуть: вдруг, когда он снова откроет глаза, эта милая картинка исчезнет, а его взгляду предстанут лишь жалкие руины.
Рассудок подсказывал графу Треварнону, что у него то ли от жары, то ли под действием загадочного леса – всякий лес кажется столичному жителю полным тайн – разыгралось воображение.
Разумеется, все, что он видел, было совершенно реальным, хотя и странно, что, ежегодно наезжая в Эскот, он ни разу не забрел в этот милый сельский уголок.
Как хорошо оказаться в таком спокойном месте! Однако удивительно: все здесь такое ухоженное, а вокруг – ни одной живой души.
Он помнил, что в других местах, где ему приходилось останавливаться, невозможно было укрыться от несмолкаемого скрипа колес, от снующих туда-сюда громко переговаривающихся конюхов и слуг и от общего ощущения суматохи.
Медленно, чтобы как следует оглядеться, граф доехал до специальных столбов, к которым полагалось привязывать лошадей.
Конюх спрыгнул с запяток и подбежал навстречу хозяину, как раз спустившемуся на землю.
– Надо кого-нибудь найти, Джим, – сказал граф Треварнон, – чтобы лошадей отвели в конюшню.
– Они небось вон там, милорд, – ответил Джим, махнув рукой.
Посмотрев в указанном направлении, граф заметил крышу какого-то строения, скрываемого деревьями.
– Пойду спрошу, – сказал конюх.
Граф вошел в незапертую дверь дома и оказался в холле с резными панелями, откуда деревянная лестница вела на второй этаж.
Он сразу же почувствовал сладковатый цветочный аромат и заметил букет белых и алых роз на изящном столике у подножия лестницы. Этот дом начинал ему нравиться не только снаружи, но и изнутри.
Треварнон почувствовал, как на него прямо с порога пахнуло спокойным уютом.
«Интересно, у Лэнгстона есть мать? – подумал он. – Наверное, старая леди следит за порядком в доме».
Пройдя через холл, он оказался в гостиной.
На всех столах и столиках стояли букеты, а французские окна выходили на газон, поражавший буйством зелени и всевозможных цветов. Просторные клумбы с малиновыми рододендронами перемежались кустами белой сирени, чуть дальше виднелись шпалеры из вьющихся роз.
Отвернувшись от окна, граф стал разглядывать комнату.
Все предметы в ней были несколько поблекшими, но в то же время выдержанными в самом изысканном вкусе.
Картины на стенах не мешало бы протереть, рамы освежить. Бегло осмотрев их, граф Треварнон взял на заметку, что позднее их стоило разглядеть повнимательнее.
Обернувшись назад, он заметил приоткрытую дверь и вошел в библиотеку. Едва переступив порог, граф решил, что никому не уступит эту комнату.
Он был совершенно очарован покойными кожаными креслами и массивным письменным столом, стоявшим как раз так, чтобы на него падал свет и в то же время не слепил глаза тому, кто за ним сидит.
Гость все еще не встретил ни одной живой души. Несомненно, кого-то можно было найти на кухне, но, желая получше познакомиться с домом, где ему предстояло провести будущую неделю, граф Треварнон, инстинктивно стараясь двигаться потише, стал подниматься по лестнице. Он заметил, что каждый из столбиков, на которые опирались перила, в прошлом украшала резная дубовая фигура, но теперь часть из них была повреждена, а некоторые фигуры потерялись.