Роман с призраком
Шрифт:
Она неторопливо села, опираясь на тоненькие руки. Длинные локоны падали ей на плечи. Некрасивое личико Гарриет опухло от слез, однако она перестала плакать и, похоже, уставилась на что-то или кого-то позади меня.
Когда она заговорила, я вздрогнула. Хотя последовавшую неземную сцену окружала какая-то аура достоверности, я не ожидала, что она получится такой завершенной.
— Мне все равно, что говорит отец! — капризно сказала она, выпятив нижнюю губу. — Я останусь здесь и уморю себя голодом, а он этого даже не заметит!
Гарриет
— Почему Виктору пришлось уйти? Ты же знаешь, что он не должен был так поступать. Отец хотел, чтобы он остался здесь и работал на заводе. Но нет, Виктору надо было сделать по-своему. Надеюсь, в Лондоне ему станет очень плохо! Он поранится и умрет от заражения ядом!
Когда собеседник Гарриет ответил, ее лицо исказила сердитая гримаса.
— Так вот, можешь сказать отцу, что я запрусь в платяном шкафу и уморю себя голодом. Виктор обещал мне, что никогда не уйдет из дома. Он это обещал.
Гарриет Таунсенд пронзила меня полным вызова взглядом. Однако в следующее мгновение вызов сменился испугом, затем страхом, ее глаза стати большими и уста раскрылись. Она была готова заплакать.
— Не бей меня! — молила она, отодвигаясь к другому концу кровати. — Извини! Я не хотела так сказать! Пожалуйста, не бей меня!
Защищаясь, ребенок поднял руки и кричал:
— Не бей меня!
Подавшись вперед, я не к месту пробормотала:
— Гарриет…
Над моей головой загорелся свет. Я обернулась и удивленно захлопала глазами.
— Что ты здесь делаешь?
Я крепко зажмурила глаза, затем открыла их и увидела бабушку, стоявшую в дверях. Она как-то странно смотрела на меня.
— Я… я…
— Ты должна спать, — сказала она.
В комнате было все по-прежнему. Странный свет исчез, Гарриет тоже, и казалось, что резкий холод немного ослаб. Ничего не понимая, я взглянула на бабушку. Разве она ничего не видела? Разве она не слышала?
— Мои… мои шлепанцы, — запинаясь, сказала я, — я пришла забрать свои шлепанцы.
— Я слышала, что ты разговаривала.
— Да. Получилось глупо, я ушибла ногу в темноте. Да вот же они.
Я наклонилась и подняла свои шлепанцы. Затем мы выключили свет и закрыли дверь спальни. Мне хотелось узнать, как долго бабушка стояла здесь и что она услышала. У дверей спальни бабушка чмокнула меня в щеку.
— Спокойной ночи, дорогая. И не отходи далеко от обогревателя, а то простудишься.
Бабушка вошла в свою комнату, выключила маленькую лампочку, и все погрузилось в темноту. Я стояла на верхней лестничной площадке, понимая, что они здесь, но не видела их и переживала мгновения загадочной встречи с Гарриет. Ее жалобный голосок все время звучал в моих ушах.
Что же я видела? Плод своего воображения, возможно, на мою неустойчивую психику оказало воздействие проживание в чужом доме? А что если я ее и в самом деле видела?..
Внизу пришлось ощупью пробираться в темноте, чтобы найти
— Нет… — невольно прошептала я. Каковы бы ни были истоки этих звуком, у меня не было сил слушать их.
Я отчаянно искала дверь гостиной, и наконец та под напором моего тела отворилась. Но я была не одна. В комнате, прислонившись к каминной полке, стоял молодой человек и улыбался мне. В руке он держал рюмку с каким-то темным напитком.
— Сегодня отвратительная погода, — сказал он, жестом приглашая меня подойти к камину.
Я как идиотка торчала в дверях и глазела на камин. В нем горели поленья и ревел настоящий огонь. Газовый обогреватель исчез. Добрые глаза молодого человека недоуменно уставились на меня.
— Ты промок до нитки, — игриво сказал он. — Так тебе и нужно.
Ничего не понимая, я посмотрела на свои джинсы, футболку, затем оглянулась через плечо. Позади меня стоял еще один молодой человек, он повесил на крючок в коридоре промокшее пальто и стряхнул шляпу о колено. Инстинктивно я прислонилась к серванту. Мое тело онемело, конечности отяжелели и не слушались. Удары пульса отдавались в ушах и, наверно, были слышны во всем доме.
Не знаю, ужас ли придавил меня к серванту, но, когда мимо меня прошел Виктор Таунсенд, я была так заворожена, что не могла даже вздрогнуть, хотя следом за ним ворвался холодный ночной воздух.
— Холод очищает воздух, брат мой, — сказал он звучным голосом, потирая руки над огнем.
Прикованная к месту, я наблюдала, как Джон Таунсенд подходит к шкафу, берет рюмку и наливает из графина янтарный напиток, который сам уже успел отведать. Оба затем выпили за здоровье друг друга и рассмеялись. Они не подозревают о моем присутствии.
Джон и Виктор непохожи. Первый ниже ростом и моложе. Думаю, Джону лет двадцать, Виктору — двадцать два. Первый не так красив, как второй, черты его лица мягче, и он казался добрее, что располагало к нему. Голову Виктора, моего прадеда (как странно представить его в этой роли), украшала грива черных волос, густые баки тянулись до самой челюсти, глаза были большие, глубоко посаженные, брови густые, их разделяла знаменитая борозда. В плечах он шире, чем брат. Его отличала гордая посадка головы.
Одеты оба были похоже и поразительно модно, будто они соперничали по части одежды. Их костюмы конца девятнадцатого века — темные сюртуки и брюки в тонкую полоску — говорили о том, что братья отличаются вкусом и хорошими манерами.
— Вижу, что за время пребывания в Лондоне ты к этому не потерял вкус, — сказал Джон, наблюдая, как Виктор наливает себе еще одну рюмку.
— Брат, меня не было всего один год. Ты говоришь так, будто ожидал увидеть меня совсем другим человеком.