Роман с простатитом
Шрифт:
“профессионализировался”, понял, что дружба дружбой, а скафандры врозь, я не могу вешаться с каждым своим пациентом.
Служение, сделавшееся просто службой, я оборвал, заметив, что обрел отвратительную повадку всеведущего снисходительного гуру.
Петя Пилипко пытался спасти меня для психотерапии, перебросив на сексуальное насилие. Жертвами насилия занимался ослепительный
Олег Солнцев – прекрасный, как Аполлон в очках, отпустивший роскошную бобровую бороду, – одна только внешность его могла вновь примирить с мужчинами. Он был умный фантазер вроде меня, только витал по земле, что не в пример полезнее, но и опаснее тоже. Олег взбодрил вечерний семинарчик “Тайны секса для начинающих”,
– Но ведь и хулиганство уничтожает чувство защищенности, и мошенничество уничтожает доверие – в чем специфика изнасилования?
Олег задумался (это он умел), но тут в меня впустила когти черная феминистка – из их новоявленного стана Олег навербовал стайку амазонок от двадцати до семидесяти, от губошлепистых до бритвенногубых: одни (простодушные) желали помочь обиженным, другие (целеустремленные) помочь себе или отомстить обидчикам.
Отрядик возглавляли две вожди… хи? цы? – одна из белой, светской, другая из черной, аскетической, ветви ордена.
– Вот он, маскулинистский цинизм! – готовой вот-вот лопнуть струной прозвенела черная (довольно хорошенькая, седеющий спортивный тип с приподнятым носиком и поникшей грудью). – Как только язык может повернуться – сравнивать избиение и изнасилование! А если бы вам выкололи глаза?!
– Это не ответ на мой вопрос, – промолчал я, потому что она хотела бить, а не узнавать.
Это и был семинар по-феминистически: задавать вопросы запрещалось, ибо это оскорбляло память падших. Как дворянину не понять плебея, буржую рабочего, еврею русского, неверующему верующего, так мужчине никогда не понять женщину. Живут исключительно мужчины – вечно веселые, неизменно здоровые, с ликующим ржаньем галопируют они по жизни, не замечая детей и забот, переваленных ими на женщин. Умрет ребенок – мужчина лишь слегка огорчится, – это говорилось на полном серьезе. И секс для мужчины удовольствие, а для женщины – еще один гнет.
– Удовольствие? Да это страшный долг! Кто-нибудь когда-нибудь повесился из-за пирожных?
– Суицидов среди мужчин в три-четыре раза больше. – Олег умел усмирять непокорных отрешенным взбросом бороды и чином профессионала – умом тут было не взять.
– Распущенность! – Она прожигала меня взглядом. – А у женщин есть ответственность за детей!
– Но попыток у женщин в несколько раз больше…
– Я вижу, вас это радует?
Знать она уже все знала, ее интересовало одно – за женщин ты или против. Все “измы” стряпаются по одному рецепту: пустить простоту в огород. Распихиваешь людей на два стада по любому тавру – можно взглянуть на мозоли, можно в анкету, можно в штаны
– и все, в чем разделенные сотрудничают, отбрасываешь: неполное понимание обратится в полное непонимание, неполная дружба в полную вражду. Важно не избегнуть изнасилования – важно казнить насильника!
Тоска накатывала мертвая: неужто самое мерзкое, что только есть в жизни – борьба, заливает уже и ту последнюю норку, где что-то еще отпускается по любви?..
Правда, с белой феминисткой у нас выстроился некий флирт взаимоуважений. К мужчинам она вообще относилась прекрасно, меняя мужей безо всякой классовой ненависти. Умная (бойкая), смелостью, щедрой улыбкой, прикидом от голливудских зубов до адидасовских кроссовок она была вылитая американка. У нее у первой я увидел ручной компьютер в плоском чемоданчике – дар заокеанских сестер. Это была сказочная профессия – курсируя по ленинским местам из Стокгольма в Цюрих, стараться всколыхнуть последние заводи, где люди как-то сумели притереться к тому безобразию, которым всегда была, есть и будет жизнь как она есть. Из откинутой
3% женщин, а теперь 98% (2% пока еще не определились). В 1953 году только 5% женщин рассматривали свои половые органы в зеркале, в то время как 92% старались поменьше о них размышлять.
Теперь же 83% женщин регулярно любуются их отражением, 78% частенько их ощупывают (сорвалась фреqдистская описка -
“ощипывают”), 71% исполнен по отношению к ним чувством гордости,
63% – восторга, а 59% – благоговения. А давно ли боролись всего только за равенство с животными, за право выставлять сиськи на волю – теперь шерстью, мясом и слизью положено еще и гордитmся!
С другой стороны, престиж мужcких половых органов неуклонно катился вниз: если в 1953 году обманутые, униженные женщины даже не смели о них судить в отрыве от их обладателя, то современную передовую американку они слишком часто разочаровывают – в отличие, например, от крана в ванной. Однако, если взяться за нее с умом, даже на этой флейте можно просвистать небогатенькую мелодийку. Наконец-то и за нас взялись как за неодушевленные предметы – “Поверни за левую сиську”.
Прячась от этой жути, я принялся читать по казенным стенам дидактические плакаты (зальчик Олег выпросил у
Электромеханического техникума): “Шпиндель 1 вводится в разъем 2 и поворотом рукоятки 3 приводится в рабочее состояние” – один в один стилистика передового пособия. Белая феминистка с готовностью покатилась со смеху всеми своими шестьюдесятью голливудскими зубами, черная же буквально побелела:
– Почему вы думаете, что женщины могут писать только глупости?!
– Совсем я так не… Просто применять к челове…
– Еще бы – вы, мужчины, уж такие утонченные!
– Я согласен, я грубое животное, но бывает, я млею от одного только голоса по испорченному телефону, а иногда меня тискают, и только зло берет. А женщины, наверно, еще более…
– Это вы хотите их такими видеть! Сохранить их как безропотное орудие для хозяйственных и сексуальных услуг!..
Понимая, что превращаюсь в посмешище, я – головой в прорубь – публично поклялся на новом евангелии экс махина, что без женщин я готов обойтись и в хозяйстве (у меня бы и хозяйства не было), и в сексе (что у меня, рук нету!), но вот без их душевного эха, без света, который от них исходит…
Наконец-то я почувствовал, что могу с легкой душой хлопнуть дверью и уйти. Однако даже в черной мстительнице шевельнулось что-то человеческое:
– В институте мальчики меня тоже уважали. А потом их распределили в престижные ящики, а меня в открытую контору на девяносто рублей – только потому, что я была женщиной!
– Конечно, это ужасное свинство, – закудахтал я, но створки уже захлопнулись. Зато остальной отрядик начал встречать меня улыбками, и пророчица беспрерывно, на грани хамства, прохаживалась насчет моей неотразимости – не такая уж, мол, она неотразимая.
Ее чрезвычайно высокое мнение о собственном остроумии было далеко не самым несносным – я не выдерживаю ненависти. Я возвращался из техникума сексуальности настолько раздавленным, что мама, быстро подсекши резкое усиление вертикали в моих чертах, настрого запретила мне там появляться. Да и женщины, она считала, не нуждаются в помощи: “Мы все перемелем. Было бы ради кого”. Бедная рабыня – иметь так много для любви и так мало для вражды!