Роман века [вариант перевода Фантом Пресс]
Шрифт:
Видимо, у мужа на душе накипело, потому что он никак не мог остановиться:
— Или взять ту же вежливость! Сколько слышишь вокруг — милиция грубая, милиция невежливая! А откуда им быть вежливыми, если так называемые порядочные люди брезгуют с ними общаться и приходится беднягам вращаться среди всяких подонков? Откуда набраться хороших манер? Или вот…
Я прервала этот бесконечный гимн нашей славной милиции:
— Ничего подобного! На грубость милиции жалуются те, кто сам невоспитанный и грубый или милиция им чем насолила. По личному опыту знаю. Сколько раз приходилось мне обращаться к милиционерам с самыми идиотскими просьбами, и ни разу меня ни один к черту не послал! Это же какое ангельское терпение надо иметь, чтобы хоть выслушать и попытаться понять, чего хочет от них эта взбалмошная баба? Правда, хотела я самых правильных вещей, но ведь пока разберешься!.. Хотя, должна признаться, один раз встретился мне грубиян в отделении милиции и послал куда подальше, и как раз тогда, когда лично мне от милиции ничего не надо было, а наоборот, я хотела оказать им большую услугу. Но так уж устроена жизнь. Моя мамочка только раз в жизни порола меня и именно тогда, когда я ни в чем не была виновата. Вот так! Ошейником.
Ошейник сбил мужа с толку, он сразу забыл, о чем говорил.
— А почему именно ошейником?
— Потому что оказался под рукой.
— А какой?
— Что какой?
— Какой собаки ошейник?
— Какая тебе разница? Ну пастушьей овчарки. О Господи, оставь собаку в покое, мы же говорили о свиньях!
По лицу мужа было видно, что он пытается представить себе свинью в ошейнике. Потом он энергично тряхнул головой, отгоняя и свинью, и ошейник, и вернулся к своим дифирамбам:
— Вот и я говорю. Одно дело — донос, и совсем другое — честная помощь порядочных людей. Так ты роняла? Я против доносов, но за помощь. А ты? Я была всецело «за», но проблема оказалась настолько серьезной, что разговоров хватило на полночи, тем более, что ничего конкретного предложить любимой милиции мы не могли. Решили ждать дальнейшего развития событий.
Стефан Паляновский вновь проявился по телефону на следующий день.
Я корила себя — полночи проболтали на отвлеченные темы, а не догадались обсудить конкретные шаги на самое ближайшее время.
— Рыбонька моя, — начал нежный любовник, — ты же знаешь, как беспокоит меня твое ценное здоровьечко. Душа изболелась из-за всех гадостей, которые устраивает тебе этот подлый человек. Вот и теперь еще этот пакет, вечно мозолит глаза, действует на нервы моему сокровищу дорогому. Так ведь? Я нерешительно поотвердила, что да, действует, хотя и не была уверена, правильно ли поступаю.
— Так зачем же тебе так мучиться? — продолжал заботливый хахаль. — Раз этот подлец поступает тебе назло, убери ты пакет с глаз долой, чтобы не раздражал. Ну например, отнеси его в мастерскую. Да, кстати, там по-прежнему этот невыносимый запах? О чем это он? Я молчала, не зная, что ответить, а Стефан Паляновский продолжал щебетать, явно пытаясь мне окольными путями что-то втолковать:
— Я так переживаю за тебя, моя драгоценная, не хочу, чтобы у тебя головка разболелась. От красок всегда неприятный запах, а уж если глазки щиплет, то тебе никак нельзя там работать! Заставляют мою бедненькую… А ты и мучаешься, Так ведь?
. — Не знаю, — неуверенно ответила я, не понимая, к чему он клонит. — Последнее время вроде ничего не чувствую.
— Потому что притерпелась, бедняжка, притерпелась! — настаивал этот конспиратор, чтоб ему пусто было! — А это уже никуда не годится, так и заболеть нетрудно. Обещай мне, моя любимая, как следует проветривать помещение, раз уж тебе необходимо там работать. А лучше всего оставляй приоткрытым окно, пусть за ночь как следует проветрится комната.
Вот в чем, оказывается, дело! Действительно трогательная забота, но не о здоровье драгоценной Басеньки. Пожалуйста! Могу пооткрывать настежь вообще все окна и двери в их доме, но за последствия не ручаюсь.
— Хорошо, — капризно протянула я, — но мне страшно! А вдруг кто влезет в окно? Был тут уже один ворюга…
— Что?!
— Не что, а кто, вор, взломщик, откуда я знаю, кто именно? Ночью влез в окно.
— Ты мне ничего об этом не говорила!
— Ну так сейчас говорю.
Пан Паляновский жутко разнервничался. Из этого я сделала вывод, что взломщик действовал независимо от него, так сказать, по собственной инициативе. Возлюбленный буквально засыпал меня градом торопливых, беспорядочных вопросов. Мне пришлось в подробностях восстановить все обстоятельства той страшной ночи и по нескольку раз заверить встревоженного Ромео, что моему драгоценному здоровью не нанесено ни малейшего ущерба и что в милицию я не обращалась. Я проявила ангельское терпение и с покорностью выслушала идиотские советы о том, как впредь избегать опасных для здоровья потрясений, а также кучу заверений в его неземной любви ко мне. Я понимала, в создавшейся ситуации Стефану Паляновскому будет очень трудно накормить волков и сохранить овец, но надо отдать ему должное — он с честью вышел из положения.
— А насчет окна сделаем так — пусть остается открытым весь день. Нет, нет, у открытого окна не сиди, простудишься, открывай его, лишь уходя из мастерской, и пусть до позднего вечера остается открытым, а на ночь обязательно запирай. А если твой тиран воспротивится, не слушай его, любовь моя! Я обещала сделать так, как он посоветовал, и на этом разговор закончился. Я тут же позвонила капитану:
— Шаманский пакет планируют похитить. Время точно не установлено. Любовник велел отнести его в мастерскую и оставить открытым окно. Что делать?
— Отнести и открыть окно.
— А когда за ним придут — поднять крик?
— Ни в коем случае! Пани должна быть слепой, глухой и глупой. И ваш муж тоже. В случае чего — звоните, но так, чтобы вас не было видно. Вот сейчас прекрасно видно в окно, как вы говорите по телефону. Перепуганная, я сократила разговор, поставила телефон на пол и проинструктировала мужа, как ему следует себя вести. События развивались в хорошем темпе, того и гляди может начаться такое! Наверняка в предвкушении грядущих сенсаций я бы пренебрегла своими ежедневными обязанностями, если бы лично не была в них заангажирована. Я все более склонялась к мысли, что плод моего воображения каким-то боком причастен к тому, что происходит вокруг меня, и через него обязательно что-нибудь со мной приключится. Ясное дело, что-то неприятное, разве может быть по-другому?
Плод моей фантазии уже прогуливался по скверику.
— Очень прошу вас, не позже, чем через час, прогоните меня домой, — сказала я вместо приветствия. — Боюсь, у меня самой не хватит для этого силы воли, а вернуться мне надо во что бы то ни стало.
— Не слишком ли много вы от меня требуете? — мягко возразил он. — Вас ждет что-то неприятное, а я должен этому содействовать.
— Напротив, меня ждет нечто безумно интересное, и оно предусмотрено рамками моих теперешних обязанностей. По правде говоря, сегодня мне бы вовсе не следовало приходить сюда.
— Так зачем же вы пришли?
— Из-за вас. Все время чего-то жду от вас. Не спрашивайте чего, я и сама не знаю, только это будет ни на что не похоже, вот любопытство меня и пригнало.
— Ох, боюсь, не удастся мне оправдать ваши ожидания, я как-то ничего необычного не планирую. А кроме того, проше пани, вы очень странно высказались. Будто бы теперешние ваши обязанности отличаются от того, чем вы обычно занимаетесь. Отсюда вывод, что они какие-то особенные и вскоре закончатся…
Что он мне голову морочит? Ну потеряла я ее, сознаюсь, но не до такой же степени, чтобы не отдавать себе отчета в том, что именно я говорю. Ничего подобного я ему не сказала. Значит, сам придумал. А придумать такое ни с того ни с сего просто невозможно. Значит…