Роман за жизнь, или Секреты из-под занавески

Рогачевская Инна

– Яша, шо ты вирядился, как пугало? Где глаза и вкус твоей Розы? Азохен вей!

– Тише мама. Это подарок. Не портите мине настроения, а Розочке талант.

Мама всё поняла, прикрыв ладонью рот. Она даже всплакнула от чувств, положив голову отцу на плечо.

Они всё понимали родители мои. Имея дома целую шоблу детей, отец с матерью всегда находили для нас врэмя и любовъ.

Глава 7

– Яков Хаймович, расскажите, как вы стали артистом, – требовала публика.

– Перэд тем, как стать хорошим портным, я таки один раз имел за счастье стать артистом!

Среди братьев, главный по талантам, был наш старший

брат Семён. Он с детства много читал, любил сочинять рассказы. А как он врал! Это ж было шо-то! Но он називал это фантазией – смешное слово. Из-за этих фантазий страдал его тухес, на котором оставались следы от отцовского рэмня. Но врать или фантазировать, как он это називал, Семён не перэстал. Артист! Он рОдился артистом! Кроме работы на железнодорожной станции, где он водил этот ужасный паровоз, он был главным артистом в театре художественной самодеятельности. Один раз он пригласил нас на спэктакль, которому был рэжиссёром. Ви сибе прэдставляете? Мой брат к тому врэмени уже стал главным режиссером всего театра! Вся семья пришла на прэдставление. Нас, как почётных гостей, усадили на пять пэрвых рядов. Жена Семёна, отец с матерью и младшие братья сидели в центре пэрвого ряда, положив локти на сцену, шобы лучче видеть. Семён очень волновался и его можно било понять. Не каждый раз в зале сидят такие гости!

Но шо-то пошло не так. Артист Колька Нос получил понос и бегал в сортир каждые пять минут. Вийти на сцену он не мог. Колька не мог би дойти до сцены, не говоря о том, шоб играть, прописанную для него Шэкспиром, роль прынца Гамлета.

Ми с Розой устроились в пятом рЯде и приготовились смотрэть спэктакль.

– Яков! Яков! – Семён с потным, взволнованным лицом махал мине со сцены рукой, вопя на весь зал. Народ взбодрился и стал аплодировать, решив, что прэдставление начинается.

– Виручай, брат, – сказал Семён. – Колька обосрался. А у меня Гамлет! Сиграешь?

– Та, шо за вопрос? – согласился я, не раздумывая. – А шо надо делать?

– Яшка, не делай мине нервов. Их есть кому портить, – зашипел Семён. – Надо играть роль! Помнишь, как мы в детстве рожи соседке Ханне строили, придумывали всякие дурости о её толстой дочке, а она драла её рэмнем по попам, за то, шо водится с нами?

– Ну помню.

– В таком разе ты знаешь, шо делать, – выдохнул облегченно.

Семён, рассказал вкратце содержание страшной трагедии жизни прынца. Я до того дня не знал, шо на свете есть такие ужасные семьи. Какой кошмар! Ви читали Гамлета? – обратился к девушке, сидящей рядом на скамейке.

– Конечно, мы в школе учим зарубежную литературу.

– Шо ви говорите? В наше врэмя… Кто учил в наше врэмя зарубэжную литературу? Я вас умоляю…

Миня очень расстроила судьба несчастного Гамлета. Ви знаете, шо там все умерли!? – воскликнул Яков с глазами полными слёз. – Азохен вей! Шо им не жилось? Шо им болело?

– Власть.

– Ви таки немножко правЫ. Власть. Все хотели быть королями? Ой, вей.

– Яков Хаймович, что было потом? – спросила девушка.

– Запомни, – шептал мине на ухо Семён, – если забыл роль, говори своими словами. Зритель должон тибе верить. ШЭкспира никто не читал. Так я тибя прошу, сделай виражение лица и расскажи всем, как хреново жилось прынцу в условиях феодализма.

Я согласился, а шо было делать? Надо же виручать брата и несчастного прынца!

Каждые пять минут зал взривался аплодисмэнтами. Зрителям особенно понравился монолог, который я – прынц Датский, читал со сцены своими словами. Шо я мог рассказывать сидящим в зале людЯм, если сам до этого вечера никогда не читал ШЭкспира? Это было моё первое знакомство с великим писателем и его несчастным Гамлетом.

– Быть иль не быть? – спросил я, и зверским взглядом обвёл притихший зал. – Шо за вопрос! – заорал так, шо зрители испугались. Кто-то перэкрестился, кто-то ахнул, мой папа схватился за грудь, мама за папу. И тут я понЯл, шо как артист состоялся. Вобрав в лёгкие, весь оставшийся в зале воздух, продолжил.

– Мириться лучче со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стрэмиться, – произнёс запомнившуюся фразу. – Ви хочите терпеть безропотно позор? – задал вопрос залу, понимая, шо это последняя фраза из тэкста роли которую я помнил. И я стал говорить все, шо приходило в голову, как советовал мине мой старший брат рэжиссёр.Ведь ШЕкспира никто из зрителей не читал…

– Ой, вейз мир! Где ваше "фэ"? Сопротивление! Таки пора вам возмутиться! Пока ви спали ваше мэсто на троне уже занЯли! Эйзе брох (какой позор)! Кто в доме хозяин? Ви? Ой, не смешите миня. Ви кто? Ви царъ!? Кто вам сказал? Та какой из вас царъ! Надев на голову корону, ви прячете под ней свое лицо! Убийцы! Вам мало смерти моего дорогого папы? Таки я так и думал! Вокруг одни враги! Прэдатели и нет друзей! Офелия! Где моя невеста? Умерла? А шо такое? О, бедный я! О, бедная Офелия. За шо мине такая судьба! – я схватился за голову.

Старик вдруг звонко рассмеялся. На глазах выступили слёзы.

– Верите, – произнёс, закашлявшись, продолжая смеяться, – я совсем забыл, шо прынц, должОн умерэть от укола отравленной шпаги. Мать королева, артистка Белка Щорс, нервничала, глядя на то, шо я витворяю на сцене. Она держала в руках «чашу» с отравленным вином, которое должна випить по ошибке. Я, как адиёт, бегал по сцене. Актёры и зрители смотрэли на миня, не зная, шо ожидать от прынца. Но с ним пора было кончать. Я вихватил у «мамаши» из рук «чашу» с ядом и произнёс:

– Ага, вот стакан, в который яд налит с любовью, – я поднял «чашу» над головой. Потом мэдленно поднёс к роту, випил отраву.

– Ну, вот и всё, – сказал таким тоном, шо самому стало плохо. – Довольны? Ви этого хотели? – спросил зал, покачиваясь на полусогнутых ногах, делая вид, шо вот-вот миня покинут силы и я – прынц, отдам концы. – Уж смэрть моя близка! Вас всех я прэзираю, – и грозно помахал кулаком залу. В это врэмя к мине подбежала Белка – королева-мать, вихватила «чашу» и сделала вид, шо пьет отравленное вино, тут же свалилась мине под ноги, матеря на чём свет стоит.

Зрители рэшили, шо прынц Датский и мать его сказали всё перэд тем, как преставиться, и дружно зааплодировали. А я, ваш покорный слуга, упал на сцене «замертво», рядом с матерью-королевой, набив огромную шишку на затылке. Не рассчитал падение. Шо я артист? Хотя да, ещё тот артист погорелого театра.

– Дедушка Яков расскажите о своих братьях, – просили слушательницы.

– Братья. Ви знаете, какое счастье, когда у вас столько рОдных людей? Нас было тринадцать синовей у матери с отцом. Шо мы витворяли? Мама рожала каждый год. Отец мечтал о дочери, ожидая перэд каждым рождением рэбёнка, чуда. Но чуда не происходило, снова и снова рождались мальчишки. После рождение тринадцатого по счёту сина – сопливого Сеньки, мама пошла работать. Привоз, самое главное место Одессы, да шо я вам рассказываю, ви и сами знаете. Мама торговала на Привозе, а ми ей помогали. Наша семья стала лучче жить, когда мама пошла работать. Ми стали лучче кушать, как ни странно. Со врэменем, когда она была уже на девятом месяце берэменности, отцу пришлось полностью её заменить. Днём он торговал овощами, а ночами шил обувъ. А! Я же вам не рассказал, шо мама неожиданно стала берэменной! Это произошло по недоразумению, как объяснил папа.