Роман
Шрифт:
Человек, усмехнувшийся позади меня, не был Бобби.
– Ну, я не знаю, что думает Бо, но мне кажется, это звучит прекрасно, Мак.
Как только я поднимаю свою большую задницу с пола и поворачиваюсь, чтобы увидеть Себастьяна, едва не задыхаюсь. Мои глаза несколько раз метнулись за его спину, к нему и обратно, прежде чем я смогла собраться с мыслями и спокойно спросить:
– Себ, пожалуйста, скажи мне, что его здесь нет.
Его зеленые глаза сверкают на фоне оливковой кожи, и он проводит руками по своим грязным светлым волосам, которые уже давно нуждаются
– Нет, дорогая. Его здесь нет. Только я. Хотел зайти и проведать тебя. Знаю, прошло много времени, но я беспокоился о тебе и ребенке. Он уволил меня, черт возьми, думаю, это произошло через несколько дней после того, как вы поженились. С тех пор я о нем ничего не слышал. Я бы пришел раньше, но лишь недавно узнал, что он ушел две недели назад… черт. Извини…
Мои дрожащие руки скользят сквозь пряди волос, а затем приглаживают складки, которых нет на моем эластичном хлопковом макси-платье, пока я мямлю, будучи взволнованной.
– Нет, нет. Все в порядке, Себ, правда. Это было… ну, ты был там, ты знаешь. То, что он сделал, было необходимо для меня и моей дочери, для нашей по-настоящему счастливой жизни. Я благодарна ему за то, что он смог преодолеть свою жажду и ненасытность, и отпустить нас, хотя я просила и умоляла его остаться, - я улыбаюсь ему в ответ, - думаю, иногда, даже ты упускаешь главное из внимания.
Его рука оказывается рядом с моим лицом, и он заправляет мои волосы за ухо прежде, чем я успеваю понять, что он делает, вернее, что уже сделал, обе его руки скользят в карманы его выцветших джинсов. Он опускает голову, чтобы скрыть усмешку.
– Да, мэм. Я бы сказал, что это происходит чаще, чем большинство людей хотели бы признать. Он заглядывает за мою спину, и на его лице мелькает беспокойство, а его темно-зеленые глаза сканируют мои.
– Уверена, что все в порядке, дорогая?
Чувствую, как слезы застилают глаза, и киваю.
– Я не могу позволить себе быть не в порядке, Себ. Я… это все еще больно, но не так плохо, как если бы он остался и продолжил свое «Милый Роман» поведение, чтобы потом бросить меня и Винтер.
Он кивает головой в сторону краски:
– Не возражаешь, если я помогу?
– Вообще-то, я бы не отказалась от помощи, если ты не против. Мои ноги опухают, как сумасшедшие, и я уверена, что ребенок внутри меня думает, будто она голодна до смерти, хотя мы только что съели огромную порцию и два литра мятного мороженого с шоколадными крошками. Я смеюсь, прежде чем подойти к двери и спросить через плечо:
– Я собираюсь прихватить сэндвич, или десять, хочешь чего-нибудь?
От его смеха у меня в животе что-то происходит, то, чего я не чувствовала со времен Романа… до Франции. Бабочки. Я чувствую бабочек и знаю достаточно, чтобы понять, что они не имеют никакого отношения к моей беременности.
– Нет, все хорошо, дорогая. Пойди возьми себе чего-нибудь поесть, а я займусь нефритовой частью твоего плана. Он улыбается перед тем, как вылить краску на поддон.
Я медленно спускаюсь по лестнице на кухню и делаю себе четыре бутерброда с сыром. С тех пор, как Роман забрал Эндрю после своего ухода, я была предоставлена сама себе на кухне.
Как только заканчиваю делать бутерброды, несу их, два стакана и кувшин сладкого чая на подносе в детскую, и после того, как Себ вешает чистые полотняные занавески, там, где будет гостиная, сажусь и ем, разделяя кувшин сладкого чая с моим новым другом.
Самое главное, я смеюсь. Имею в виду, смеюсь аж до коликов в животе впервые за долгое время, что я уже и не помню, так давно это было. И все это время чувствую, как счастье заполняет пустоту, которую Роман собственноручно вырезал, только чтобы оставить меня опустошенной, когда он ушел от меня.
Глава 31
Роман
Хизер должна была родить вчера, в канун Нового года. Где я был с тринадцатого декабря? Спал в моем домике у бассейна, или, скорее, в домике у бассейна Хизер, того самого бассейна, систему обогрева в котором я вывел из строя еще в октябре, чтобы никто не мог плавать в нем и найти доказательства моего проживания.
Я кое-что замышлял и планировал… нечто.
Был ли я вынужден участвовать в сомнительно легальной деятельности… возможно.
Я точно там, где должен быть, когда все огни в доме загораются в три часа утра второго января, сигнализируя об одном и только об одном? Я блядь готов поспорить на свою задницу!
Мои пальцы мельтешат напротив экрана, набирая номер доктора Кэрол, при первом же гудке она отвечает:
– Доктор Кэр…
– Заткни блядь свой рот и слушай. Ты разговаривала с Хизер в течение последнего часа? Не говори лишнего, пока не ответишь на МОИ вопросы.
– Ах… Мистер Пейн?
– Что. Блять. Нахрен. Ты. Не. Поняла?
– выговариваю сквозь стиснутые зубы.
– Нет, нет, сэр, я… - Я слышу, как через секунду зазвонил ее телефон.
– Это она звонит, я перезвоню вам через минуту.
– Ты мать твою не сделаешь этого! Ответь на звонок, я буду на линии!
Телефон щелкает, и я неистово расхаживаю назад и вперед по маленьким квадратным камням, ковер на которых стерся за последние несколько недель. Я делаю единственное, к чему прибегал, чтобы сохранять спокойствие с тех пор, как узнал имя моего душеспасения.
Я повторяю его снова и снова.
– Винтер Иви… Винтер Иви.
Буквы были вытатуированы на моем сердце с того дня, как я впервые услышал имя моего ангела, единственное хорошее, что я когда-либо приносил в этот мир, Меккой всего чистого, созданного олицетворением Сатаны и страданием ее безгрешной матери.
Когда они спросят меня в чистилище, где, я полагаю, нахожусь и почему, я расскажу им о коварном круге ада, девятом круге ада Данте.
У меня было все, и я, как чертов придурок, позволил этому ускользнуть.