Роман
Шрифт:
Она - эссенция красоты в ее чистейшей, редчайшей форме. Гордость мгновенно раздувается в моей груди, когда она, наконец, поднимает взгляд, и наши глаза встречаются. И когда она улыбается… я вспоминаю, почему выбрал Хизер, я вспоминаю, что делает ее такой уникальной, что именно в ней делает меня столь никчемным человеком, и тогда я обещаю себе никогда не забывать все, выжигая все эти причины в лобных долях своего мозга, обещая, что никогда не забуду этот момент.
Единственное, что я помню из самой церемонии, это ее отрепетированные клятвы и выражение лица, когда были
– Хизер Джослин Маккензи, я понятия не имею, почему был благословлен тем, что ты и твоя любовь проникли в мою жизнь, мой разум, мое сердце и мою душу. Тем не менее, я обещаю тебе сегодня перед нашей семьей и перед Богом, что проведу каждое мгновение, каждый день, пытаясь стать лучшим мужчиной, мужчиной, который заслуживает такую редкую и изысканную женщину, как ты. Ты выжигаешь тьму моего пустого сердца и заполняешь пустоту своим пламенем и счастьем. За это я всегда буду у тебя в долгу. Ты подарила мне жизнь, которую я никогда не заслуживал. Я буду любить тебя с этого дня, в болезни и в здравии.
– Ибо именно ты заставила меня осознать смысл следующего Библейского писания, а также зажгла во мне стремление жить этими словами, я надеюсь стать таким же хорошим и достойным человеком и быть им до конца наших дней. Любовь терпелива. Любовь добра; любовь не завидует и не хвастается; она не высокомерна и не груба. Она не требует своего. Она не раздражается, и не держит обиды. Она не радуется лжи, но радуется истине. Любовь никогда не сдается, она заставляет уверовать, никогда не теряет веры, всегда полна надежд и все переносит. Любовь никогда не кончается. Наша любовь, именно такова, и с этого дня и всегда впредь, я буду следовать этим клятвам.
Глава 27
Хизер
Я понятия не имею, что увидела в глазах Романа, когда он произносил клятвы, которые я не была готова услышать. Знаю только то, что это напугало меня до чертиков; это также укрепляет мою решимость. Месяц назад его слова превратили бы меня в глину в его руках, и я бы сделала кувырок, только чтобы услышать еще.
Роман имеет склонность верить, что любые эмоции, которые он чувствует в данный момент, являются подлинными, и без сомнения в такие моменты как этот они таковыми являются, однако, за последний год я узнала, что они также весьма переменчивы.
Урок был усвоен, неважно, что говорит Роман, сколько раз он это говорит, или когда он это говорит, я всегда буду оставаться бесчувственной. Он ответственен за подобную реакцию от меня… мне больше нечего ему дать. Он эффективно погасил любой оставшийся свет, который я когда-либо несла внутри.
Я прохожу через церемонию и прием, как идеальная «степфордская жена», киваю, улыбаюсь и говорю, когда это уместно. Однако внутри я мертва, мои осознанные мысли - это тиканье минут, отсчитывающие конец отвратительного притворства, конец этой свадьбы.
Когда последние гости уходят, и я могу сбежать в главную ванную комнату, я закрываю за собой дверь и включаю душ, прежде чем упасть на пол. Вода смешивается со слезами, и я впервые позволяю мучительной боли, которую я держала внутри, выплеснуться наружу. И, черт возьми, это больно, все намного хуже, чем я ожидала.
Моя кожа сморщивается к тому времени, когда боль утихает достаточно для того, чтобы усовершенствовать мою маску и отделить разум от души. Я надеваю шелковое платье до пола и заплетаю волосы. Наношу увлажняющий крем, когда Роман стучит в дверь.
– Хизер?
– Да, я выйду через минуту. Прошу прощения, что задержалась.
– Я намыливаю руки перед тем, как вытереть их полотенцем, смотрю на свое отражение в зеркале и иду в спальню, чтобы обнаружить Романа, сидящего в кожаном кресле «Вингбэк» с откидной спинкой в угловой гостиной главной спальни. Первые несколько пуговиц его смокинга расстегнуты, а галстук до сих пор висит у него на шее. Он откинулся на спинку стула, оперевшись головой на сцепленные пальцы. Он не замечает, что я зашла, продолжает смотреть в потолок.
Не говоря ни слова, я откидываю одеяло и проскальзываю на простыни. После того, что кажется вечностью, я слышу, как он вздыхает и кожаное кресло скрипит за секунды до того, как я слышу, что дверь тихо закрывается.
Первую ночь в качестве миссис Роман Пейн я спала в нашей кровати одна. Мой сон беспокойный, я просыпаюсь несколько раз, плача и борясь с кошмарами, атакующими мое подсознание. Кошмары о человеке, который одновременно злой и любящий, ангел и сатана, человек, с которым я связала свою жизнь, отец моего ребенка. Злой или любящий, ангел или дьявол, это то, что лежит под поверхностью, не портит красоты, олицетворяющей Романа.
И после этой самой первой ночи я остаюсь одна в течение следующих дней и ночей. Проходят недели, а я все еще не вижу Романа. Провожу дни в стенах своей позолоченной клетки поместья Пейн. От моих братьев по прежнему нет новостей и, поскольку Роман убрал все телефоны в доме после срыва моего разговора с Бобби, я осталась без ответов о том, почему они так ко мне и не пришли.
Но в глубине души я уже знаю, почему. Сомневаюсь, что Роман когда-либо говорил с ними по телефону.
Родители Романа остались после свадьбы. Они хорошие, очень дружелюбные и любящие, но это не помогает заполнить нарастающую пустоту, которую я чувствую с каждым прожитым днем, плюс Романа нет рядом.
Если бы я была честна с собой или, черт, даже с тобой, я бы признала существование пустоты, но я знаю до мозга костей, насколько скользка эта темная пропасть… и я избегаю ее, как чумы.
Мы с Долорес продолжаем общаться, используя наши старые методы: я говорю, а она отвечает, кивая, качая головой или грустно улыбаясь. Наши беседы остаются краткими и поверхностными. Это довольно таки раздражительно, до такой степени, что мне приходится выходить из комнаты, чтобы не ударить ее, удерживая в удушающей хватке за горло напротив стен, с которыми она постоянно пытается слиться, и требовать ответов. Мы с Эндрю почти не разговариваем, затрагивая лишь безопасные темы, такие как погода.