Роман
Шрифт:
Он злобно мне улыбается, записывая мои слова, а затем говорит:
– И все то время, пока ты крутила свою прекрасную внутреннюю камеру, я влюблялся в тебя искренне, безумно и глубоко…
Глава 24
Роман
Если бы у вас было перо в этот момент и вас звали Хизер, вы бы легко могли пнуть меня по заднице. Очаровательная. Ошеломительная. Пленительная. Восхитительная. Эта женщина околдовала не только меня, но и мой
Знаю, вы читали где-то в моих ранних рассуждениях, что я не был способен любить, я был выше того, чтобы стать жертвой кого-либо, и тем более отдать ему власть, которую Хизер только что у меня отобрала, ничем иным как своей красотой и словами.
Она хмурит брови, прежде чем ухмыльнуться и произнести:
– Мистер Пейн… верно? Ты только что признался мне в любви?
Я бы хотел, чтобы ее голова была откинута назад, в то время как один из моих кулаков был обернут вокруг ее длинных волос, а другой сжимал ее шею, оставляя следы от ногтей. Недолго думая, я загнал ее в угол, повернув лицом к стене. Мои руки оказались в точности там, где я их представлял несколько секунд ранее.
Рука, запутавшаяся в ее волосах, ослабила хватку, опускаясь и срывая легкое платье с ее тела. После того, как моя рука снова захватывает светлые локоны, и я оборачиваю шелковистые пряди вокруг своего кулака, я дергаю голову Хизер, рыча ей на ухо:
– В тот день, когда ты хоть на секунду решишь, что я позволю моей любви к тебе КОГДА-ЛИБО контролировать меня, это станет днем, когда ты совершишь свою последнюю ошибку.
Мой нос скользит от изгиба ее шеи к уху, прежде чем зубы впиваются в плоть:
– Imperium Romanum (Романская Империя, лат.), детка. Я - империя. А ты… ты никогда не станешь чем-то большим, чем лишь моей собственностью. Моей любовницей, моей рабыней, моей шлюхой, той, кем я, черт возьми, захочу тебя видеть.
Я скольжу пальцами от ее горла к промежности и улыбаюсь, когда чувствую, насколько она влажная.
– И ты будешь любить каждую секунду этого.
Она невольно прижимает свою задницу к моей эрекции и стонет, на что я ухмыляюсь, что происходит довольно редко, прежде чем я ввожу в нее два пальца и обвожу ее опухший клитор большим пальцем. Я чувствую, как ее киска сжимается вокруг моих пальцев, как оргазм разрывает ее тело; мой член становится тверже, до боли желая погрузиться глубоко в нее.
Мои расстегнутые брюки падают на пол, когда я поворачиваю ее, толкая к стене и закидывая на свои предплечья каждое из ее бедер. Я раздвигаю их как можно шире и трусь о ее влажность. Хизер увлажняет мой член, покрывая его соками, что заставляет любые мои сомнения, которые я, возможно, сдерживал, вылететь в окно. Я вогнал себя по самое основание, и из ее горла вырывается крик.
– Такая тугая. Боже, ты, мать твою, такая узкая.
Ее голова откидывается назад, и вид ее длинной изящной шеи разжигает мою страсть, заставляя меня погружаться в нее, утоляя свой голод. Я облизываю и целую дорожку от верхушек ее груди, пока мой рот не достигает сухожилия между ее шеей и плечом. Я погружаю свои зубы в мягкую плоть ее шеи и плеч, отмечая ее и рыча.
– Боже, как же мне это нравится. Твоя тугая киска сжимает мой член, мышка.
Мои резкие толчки ускоряются, когда я сдвигаю руки, которые позволяют легче ее поднимать и опускать, используя ее же вес, чтобы еще сильнее прижать ее спину к стене и глубже насадить ее киску на мой член. С ее спиной, трущейся о стену, она все сильнее и сильнее сжимает кулаки в моих волосах, когда ее киска начинает содрогаться вокруг моего пениса.
Звук ее хриплого стона и касания влажных губ возле моего уха, почти заставляет меня перейти черту.
– Ты не кончишь, Хизер! Ты понимаешь? Ты не кончишь, пока я не скажу тебе.
– Пожалуйста, я не могу… я не могу… — умоляет она.
– ТЫ МОЖЕШЬ, И ТЫ, БЛ*ДЬ, СДЕЛАЕШЬ ЭТО!
– кричу я, снова и снова вколачиваясь в нее сильнее, и, как только я чувствую, как мои яйца напрягаются, я требую:
– Сейчас!
– Когда она кончает, мои зубы снова сжимаются на ее плече, и я извергаю каждую каплю, которой обладаю, глубоко внутрь нее, рык вырывается сквозь зубы, впившиеся в ее плечо.
– Бл*дь, я, черт возьми, обожаю, как крепко твоя киска сжимает мой член!
Я не уверен, как долго прижимаю ее к стене, с моим членом, похороненным глубоко в ней, наши потные лбы упираются друг в друга, пока мы пытаемся отдышаться. После того, как я смог собраться с силами, я медленно ставлю ее на ноги, а затем, подхватив ее одной рукой за спину, а другой под коленями, переношу ее в мою главную ванную. Я включаю воду, и теплый душ омывает нас.
Я нежно омываю ее тело и мою волосы шампунем. После того как я вымыл нас обоих, я завернул ее в полотенце и отнес в свою комнату, лег вместе с ней на простыни, накрыв нас одеялом.
Несмотря на то, что ее глаза закрыты, а дыхание выровнялось, я знаю, что она не спит, но решаю позволить ей этот мгновение тишины.
Вскоре после захода солнца и наступления темноты в комнате она шепчет:
– Ты думаешь, что любишь меня, Роман?
Ее слова оседают между нами, как тикающие бомбы. Чтобы не дать им взорваться на нее, я проворачиваю с ней ее же маленькую уловку «я сплю» и остаюсь тихим и неподвижным с закрытыми глазами.
Через десять минут она вздыхает и нежно целует мое плечо. Я чувствую, как кровать смещается под весом Хизер, когда она скользит к краю кровати. Прежде чем встать и уйти, я едва слышу ее шепот.
– Я не знаю, смогу ли когда-нибудь полюбить тебя настолько, чтобы по-настоящему избавить тебя от скрывающихся внутри демонов. И после того, как этот ребенок родится, я оставлю тебя, как только ты сорвешь свою маску. Я оставлю тебя, и ты никогда больше не увидишь ни одну из нас.
Следующий звук, который уловили мои уши, - это скрип двери, когда она уходит.
Я лежу в постели, позволяя себе погрузиться в смысл ее слов до тех пор, пока не взошло солнце. И до того, как мое сознание покинуло меня, мое обещание, которое я могу дать, - никогда не позволить случиться тому, чтобы моя маска сорвалась. Или бежать во всю силу, оставив свою жену и дочь до того, как это произойдет.