Романовы
Шрифт:
... законы в государстве все пренебрёг, судебные места и дела презрел, и вовсе об них слышать не хотел, доходы государственные расточать начал неполезными, но вредными государству издержками, из войны кровопролитной начинал другую безвременную и государству Российскому крайне бесполезную, возненавидел полки гвардии, освященным его предкам верно всегда служившие... А напоследок стремление так далеко на пагубу нашей собственной персоны возрастать стало... от чего наипаче помыслы его открылися и до нас дошли, вовсе нас истребить и живота лишить...
И для того, призвав Бога в помощь, а правосудие его Божественное себе в оборону, отдали себя или на жертву за любезное отечество, которое от нас то себе заслужило, или на избавление его от мятежа и крайнего кровопролития. По чему вооружася силою руки Господней, не успели мы только согласие своё объявить присланным к нам от народа
Так завершилась самая долгая и самая массовая дворцовая «революция» XVIII века. 2 сентября 1762 года не имевшая никаких прав на русский престол Екатерина была коронована в кремлёвском Успенском соборе.
Наступило долгое и славное, но поначалу очень трудное царствование. Государыня настолько не была уверена в будущем, что переводила деньги за границу. Бумаги Тайной экспедиции Сената содержат два десятка дел гвардейских офицеров и солдат, намеревавшихся «переиграть» ситуацию в пользу заточённого Ивана Антоновича, а позднее — наследника Павла. Так, в 1769 году отставной конногвардейский корнет Илья Батюшков и подпоручик Ипполит Опочинин мечтали захватить карету императрицы на царскосельской дороге и постричь её в монастырь.
В том же году к следствию были привлечены Преображенский капитан Николай Озеров и его друзья — бывший лейб-компанец Василий Панов, отставные офицеры Ипполит Степанов, Никита Жилин и Илья Афанасьев. «Прямые сыны отечества» (так называли себя приятели) не просто ругали императрицу, а были возмущены тем, что не выполнены «разные в пользу отечества обещании, для которых и возведена на престол». Заговорщики планировали возвести на престол Павла, рассчитывая на то, что при нём земли дворянам раздадут «безденежно» и ликвидируют откупа, поскольку «винный промысел самый дворянский». Екатерину же они намеревались заточить в монастырь; а если бы она пыталась вырваться оттуда, «во избежание того дать выпить кубок». Озеров накануне ареста даже успел приготовить план Летнего дворца.
В июне 1772 года обнаружились замыслы группы Преображенских солдат-дворян во главе с капралом Матвеем Оловян-никовым. Тот считал возможным уничтожить наследника и обвинить в этом императрицу с целью оправдания её убийства, а затем самому занять трон: «А что же хотя и меня!» Своих друзей, из которых не все «умели грамоте», капрал заранее производил в генерал-прокуроры и фельдмаршалы. Оловянников был лишён дворянства, выпорот кнутом на плацу перед полком, заклеймён буквой «3» (злодей) и отправлен в Нерчинск на каторгу; его сообщников сослали в сибирские гарнизоны. Екатерина не смогла сдержать удивления: «Я прочла все сии бумаги и удивляюсь, что такие молодые ребятки стали в такие беспутные дела; Селехов старшей и таму 22 года...» Едва ли самодержице пришло в голову, что дерзость юных солдат была побочным результатом её собственных действий по захвату власти.
Первые реформы и крестьянский бунт
Екатерина II вступила на престол относительно молодой, уверенной в том, что на новом поприще ей предстоят великие дела.
Английский посланник при русском дворе граф Джон Бакингемшир описал новую государыню:
«Её императорское величество ни мала, ни высока ростом; вид у неё величественный, и в ней чувствуется смешение достоинства и непринуждённости, с первого же раза вызывающее в людях уважение к ней и дающее им чувствовать себя с нею свободно... Черты лица её далеко не так тонки и правильны, чтобы могли составить то, что считается истинною красотой; но прекрасный цвет лица, живые и умные глаза, приятно очерченный рот и роскошные, блестящие каштановые волоса создают, в общем, такую наружность, к которой очень немного лет тому назад мужчина не мог бы отнестись равнодушно, если только он не был бы человеком предубеждённым или бесчувственным. Она была, да и теперь остаётся тем, что часто нравится и привязывает к себе более, чем красота. Сложена она чрезвычайно хорошо; шея и руки ея замечательно красивы, и все члены сформованы так изящно, что к ней одинаково подходит как женский, так и мужской костюм. Глаза у неё голубые, и живость их смягчена томностью взора, в котором много чувствительности, но нет вялости. Кажется, будто она не обращает на свой костюм никакого внимания, однако она всегда бывает одета слишком хорошо для женщины, равнодушной к своей внешности. Всего лучше идёт ей мужской костюм; она надевает его всегда в тех случаях, когда ездит на коне. Трудно поверить, как искусно ездит она верхом, правя лошадьми — и даже горячими
Начались первые реформы. Генерал-прокурор А. А. Вяземский сосредоточил в своих руках управление юстицией, администрацией, финансами, почтовым делом; ему же подчинялся орган политического сыска — Тайная экспедиция Сената. Как главное доверенное лицо монарха он противостоял попыткам возвысить власть Сената и держал под контролем местных администраторов. Сенат, разделённый на шесть департаментов, стал органом контроля за деятельностью государственного аппарата и высшей судебной инстанцией.
Закон 1763 года утвердил новые штаты государственных учреждений, их служащие стали впервые в России регулярно получать жалованье. Вместе с новыми штатами и окладами в 1764 году у чиновников, опять же впервые, появилось право на «пенсион» по выслуге тридцати пяти лет. «Пенсионы» вначале выплачивались весьма узкому кругу лиц, далеко не сразу удалось добиться порядка в чинопроизводстве и оформлении «послужных списков» чиновников, а уж тем более обеспечить учреждения «достойными и честными людьми»; но это были первые практические шаги по созданию эффективного и современного государственного аппарата.
Несмотря на борьбу придворных «партий» (Н. И. Панина, братьев Орловых, Г. А. Потёмкина), Екатерина сумела сделать работу своей «команды» эффективной и работоспособной. Она осуществляла продуманное обновление высшего звена государственного аппарата. Место «слова и дела» заняли более гибкие методы контроля над настроениями и намерениями элиты, хотя начальника Тайной экспедиции Сената «кнутобойцу» С. И. Шешковского императрица по-прежнему принимала во дворце. К концу царствования регулярным занятием Екатерины стало чтение перлюстрации иностранной и внутренней почты, в том числе переписки наследника. В столицах появились профессиональные информаторы, следившие за подозрительными, с точки зрения властей, фигурами. Казалось, даже дворцовые стены имеют уши. Весной 1789 года в пустом зале Зимнего дворца француз-волонтёр на русской службе граф Роже де Дама, наблюдая за маршем отправлявшихся на фронт гвардейских частей, произнёс: «Если бы шведский король увидел это войско, он заключил бы мир» — и был крайне удивлён, когда через два дня Екатерина напомнила ему эту фразу.
Больше не было полунезависимых органов, подобных Верховному тайному совету 1726—1730 годов или Кабинету министров Анны Иоанновны. Екатерининский Совет при высочайшем дворе не обладал самостоятельностью предшественников: императрица с помощью генерал-прокурора решала массу дел помимо него по докладам Сената, коллегий и других учреждений.
Екатерина была прагматична. Она не одобряла крепостничества и в первые годы правления осторожно высказывалась в пользу его смягчения. В «Записках» она отмечала: «Предрасположение к деспотизму... прививается с самого раннего возраста к детям, которые видят, с какой жестокостью их родители обращаются со своими слугами; ведь нет дома, в котором не было бы железных ошейников, цепей и разных других инструментов для пытки при малейшей провинности тех, кого природа поместила в этот несчастный класс, которому нельзя разбить свои цепи без преступления. Едва посмеешь сказать, что они такие же люди, как мы, и даже когда я сама это говорю, я рискую тем, что в меня станут бросать каменьями... Я думаю, мало людей в России даже подозревали, чтобы для слуг существовало другое состояние, кроме рабства».
Но дворяне XVIII столетия искренне не представляли себе, как можно жить без крепостных, и императрица пошла им навстречу: в 1765 году помещики получили право ссылать крестьян на каторгу, а с 1767-го жалоба крепостного на помещика стала считаться уголовным преступлением. Так при Екатерине II завершилось формирование крепостного права: теперь по закону крепостного нельзя было только убить.
Тридцатого июля 1767 года в Успенском соборе Кремля торжественным богослужением открылась работа законодательной ассамблеи — Комиссии «для сочинения проекта нового уложения». Для участия в ней в Первопрестольную съехались 572 представителя российского общества: 223 дворянина, 192 выборных от городов, а также депутаты от казаков и народов Поволжья, Приуралья и Сибири. Помещичьи и дворцовые крестьяне никого не выбирали — их интересы представляли господа, а государственным крестьянам досталось только 20 мест.