Романтический манифест
Шрифт:
Генри Дорн сидел за столом и видел то, что человек может видеть, лишь не осознавая происходящее с ним. Видел свои мысли ярче, чем предметы вокруг себя, видел их, не стараясь их вызвать, не контролируя их форму, а как посторонний наблюдатель. Мысли приходили сами, яркие и удивительные. Дорн ничего не создавал, он просто плыл, не помогая и не сопротивляясь, в потоке минут с ощущением, что он вознагражден за все муки, прошедшие и будущие, — ощущением, которое продолжается, только пока его не осознаешь...
И вот тем вечером она сидит в одиночестве на крыше, и звучит выстрел, и то окно разбивается, и тот человек прыгает на ее крышу. Она впервые в жизни видит его — и случается чудо. Он именно таков, каким она его себе рисовала,
Прекрати это! Прекрати! Прекрати!
Ну?..
Возьми себя в руки, приятель. Возьми себя в руки...
Ну? Для кого ты пишешь этот рассказ? Для «Друга домохозяек»?
Нет, ты не устал. Ты в полном порядке. Все в порядке. Ты напишешь этот рассказ позже. После того как у тебя появятся деньги.
Все в порядке. Никто его у тебя не отберет. А теперь посиди спокойно. Сосчитай до десяти.
Нет! Говорю тебе, ты можешь. Можешь. Ты недостаточно старался. Позволяешь сюжету увлечь тебя. Начинаешь думать. Неужели ты не можешь думать, не думая?
Послушай, почему ты никак не можешь понять, что это делается иначе? Не надо думать о фантастическом, о небывалом, о противоположном тому, что пришло бы в голову всякому. Пусть все будет очевидно и просто. Просто — для кого? Давай без отговорок. Вот в чем суть — ты спрашиваешь себя: «Что, если?..». Отсюда все твои беды: «Что, если этот человек на самом деле совсем не такой, каким кажется? А интересно, если?..» Ты задаешь эти вопросы, а зря. Ты не должен думать о том, что могло бы быть интересно. Но как я могу писать что-то, про что знаю, что это не интересно? Не бойся — им твой рассказ будет интересен. По той самой причине, по которой он не интересен тебе. В этом весь секрет. Но тогда как мне понять, что, где, почему?
Послушай, не мог бы ты ненадолго остановиться? Отключить этот свой мозг, так чтобы он работал, но не работал? Поглупеть — сознательно, намеренно, хладнокровно? В каких-то вопросах все глупы, даже лучшие и умнейшие из нас. Говорят, у каждого есть свои слепые пятна. Может быть, сделать рассказ таким слепым пятном?
Боже, сделай меня глупым! Сделай меня бесчестным! Сделай меня высокомерным! Только разок. Потому что я обязан.
Разве не ясно? Нужна перемена полюсов — только одна. Произведи ее. Ты верил, что надо стараться быть умным, своеобразным, честным, не отступать перед трудностями, делать максимум того, на что способен, и расширять свои способности, чтобы делать еще больше. Теперь поверь, что надо быть скучным, банальным, приторным, бесчестным и безвредным. Вот и все. И что, другие действительно так поступают? Вряд ли. Так бы они все через полгода оказывались в сумасшедшем доме. Тогда что это за способ? Не знаю. Это делается иначе, но результат такой же. Может быть, есл и бы нам с самого начала говорили все перевернуть... А нам такого не говорят. Хотя некоторые из нас осваивают эту премудрость достаточно рано — и потом у них уже все в порядке. Но почему все должно быть так устроено? Почему мы...
Оставь это. Ты не мировые проблемы решаешь, а пишешь рассказ для заработка.
Хорошо. Теперь — быстро и холодно. Держи себя в руках и не давай себе полюбить свой рассказ. Главное — не давай себе его полюбить.
Пусть это будет детективный рассказ. Загадочное убийство. В таком рассказе, наверное, вообще не может присутствовать серьезный смысл. Продолжай. Быстро, холодно и просто.
В детективе должны действовать два негодяя — жертва и убийца, чтобы читатель особенно не жалел ни об одном, ни о другом. Так всегда
Что, если все люди, которых он шантажирует, — отъявленные мерзавцы? Люди, которые делают чудовищные вещи, но ухитряются оставаться в рамках закона, так что защититься от них невозможно? И этот человек решил стать благородным шантажистом. Он добывает порочащие сведения обо всех этих людях и принуждает их загладить причиненное зло. Очень многие устраивают свою карьеру за счет того, что знают, где зарыт тот или иной труп. Наш шантажист тоже охотится за такими «трупами», но использует их не для своей выгоды, а для восстановления попранной справедливости. Он — Робин Гуд шантажа. Он находит на негодяев единственную возможную управу. Например, один из них — продажный политик, и наш герой — нет, убийца — нет, герой узнает о нем что-то и заставляет проголосовать нужным образом за определенную меру. Другой — крупный голливудский продюсер, загубивший множество судеб. Ни одна актриса не получает у него роли, не побывав предварительно его любовницей, и наш герой заставляет его дать шанс талантливой девушке без этого условия. Еще один — бесчестный бизнесмен, и герой заставляет его играть по правилам. И когда худший из всех — а кто хуже всех? Священник-лицемер, наверное — нет, это слишком спорная фигура, ее опасно трогать — что за черт! — так вот, когда этот священник ловит героя и готов его разоблачить, герой его убивает. Почему бы и не убить? А самое интересное, что все они появятся в рассказе точно такими, как в жизни. Прекрасные люди, столпы общества, предметы любви, восхищения, уважения. А герой — тяжелый человек, одинокий изгой.
Что за рассказ! Выведи их всех на чистую воду! Выяви подлинную сущность этих наших популярных деятелей! Сорви покровы с общества! Покажи его так, как оно того заслуживает! Докажи, что одинокий волк — не обязательно волк! Что он может быть честным, мужественным, сильным, может стремиться к высокой цели. Докажи это, сделав героем шантажиста и убийцу! Напиши рассказ, где герой — убийца, это получится! Замечательный рассказ! Исполненный глубокого смысла, поскольку...
Генри Дорн сидел неподвижно, сложив руки на коленях, ссутулившись, ничего не видя, ни о чем не думая.
Потом он отодвинул в сторону свой чистый лист и потянул к себе номер Times, раскрытый на странице «Требуются».
Предметный указатель
А
Абстракции, 24, 25 в изобразительных искусствах,
46, 48, 49 в исполнительских искусствах,
66, 68 в музыке, 59 выражение в музыке, 51, 52 и антиискусство, 78 и восприятие литературного образа, 35, 36
и восприятие музыки, 51 и литературные штампы, 108, 109 и образная система триллеров,
138, 139 и художественный вымысел, 36 интеграция когнитивной и нормативной иерархии, 145
искусство как инструмент конкретизации, 16, 30, 31, 44
искусство как средство конкретизации, 34
их необходимость, 24
как основа искусства, 13, 15, 16
когнитивные, 14, 15, 34, 145 конкретизация в языке
и в искусстве, 16, 17
конкретизация посредством искусства, 85
критерии формирования, 34 необходимость конкретизации,
20 нормативные, 14, 15, 34, 145 сложность теоретического описания, 17, 18