Романтик. Детектор лжи
Шрифт:
Мне было скверно. Во всех смыслах – и физически, и нравственно. Раскалывалась голова, ныло израненное тело, изнутри накатывала тошнота. Автобус укачивал – я не ездил на нем, наверное, с прошлого столетия.
Открыл окошечко, вдохнул сырой воздух, но легче не стало. Меня трясло. От обиды, усталости, ярости и унижения. Всё на свете казалось теперь не таким, как представлялось раньше. Во всяком случае, многое. Понимал – это после аварии такие произошли перемены. Мир изменился. Жизнь изменилась. Всё изменилось. В плохую сторону. И мир, и жизнь, и сам я утратили незамутненную
Добрался до дома, лег на диван, не раздеваясь – спать, спать, полкоролевства за сон. Впрочем, откуда у меня полкоролевства – битая машина, невыкупленная из кредита, съемная квартира, и ноль целых хрен десятых в левом и правом карманах брюк. Сейчас бы глоточек водки для снятия стресса, но не держу – не хватало ещё в зрелом возрасте втянуться в пьянство.
Лежал, закинув здоровую руку за голову, время от времени поглядывая на окно – светло. Когда же этот кошмарный день закончится? Думал о Светке – жалел, что стер её номер в мобильнике. Позвонил бы сейчас, и она принеслась… наверное. От нежности к ней и жалости к себе на глазах выступили слезы.
Когда первое потрясение ослабело, попробовал просчитать варианты дальнейшей жизни. Бомбить теперь не на чем. Искать работу? Но я уже отвык под кого-то гнуться. В примаки к какой-нибудь матроне пойти – предложения были – хозяйство вести, машину ей мыть… Но там чужие дети и внуки. Не нужен им Анатолий Агарков, да и они мне на хрен нужны.
Варианты были перебраны для проформы. Я все больше склонялся и почти утвердился в суицидной мысли: «Что ж, прожито. Можно бы и подостойней, но уж как вышло, так вышло….». Пистолетик бы мне, и оставить записку: «А ну вас всех…»
Потом подумал, сейчас засну – проснусь, и весь этот кошмар с ДТП окажется недоразумением. Как заведенный, про себя повторял: «Да нет же, нет, нет, нет, не может этого быть…». Так и отчаявшись уснуть, уткнулся носом в подушку и зарыдал. Слезы не принесли облегчения – и голове стало хуже, и сердце схватила боль. А потом совсем неожиданно провалился в сон, который был хреновее яви.
На дороге играли малыши, по которой неслась моя «пятерка». Ударил по тормозам, и машина рванула в небо. Чей-то голос: «К нам айда, божий раб – отмучился». Я не видел, кто это говорил, но возразил: «Я, конечно, смертный, но… Бога нет, нет Ада и Рая». В ответ: «Тогда живи – ты еще не созрел». Машина полетела вниз, кувыркаясь, грохнулась о земную твердь. Я проснулся в холодном поту. Малыши под колесами! Господи, думаю, как хорошо, что ты разбил это бензиновое чудовище!
А вот и вечер – темно за окном. Разделся и залез в ванну. Теперь досуг разглядеть болячки. Ступни опухли и посинели. Сломаны? Потрескались? Мышцы повреждены? Левое колено больше соседнего и саднит, зараза – спасибо, хоть гнется. Правая кисть болит и опухла. И голова постоянно кружится. Форменный инвалид. Из груди вырвалось глухое, сдавленное рыдание – никому не нужный инвалид.
Как разительно отличается сегодняшний вечер от вчерашнего! Как ненужно все, на что падает взгляд. Как сиротливо вокруг. Мир стал пустым.
Почему
Посттравматический синдром.
Пусть горько, больно, обидно, но великая цель требовала великих жертв. Эта мысль укрепила дух только на вечер, а ночь опять провел, как в бреду. Лишь сознание прикорнет на мгновение, тут же вижу малышей под колесами и следом акробатические виражи на машине в заоблачной невесомости. Когда окончательно проснулся, подумал – врача надо вызвать. Но как позвонить с мобильного в «Скорую» не знал. Сел на диване, опустив изуродованные ступни на пол, и горько покачал головой. По щекам, капая на пол, текли слезы, но я этого не замечал. Или не хотел обращать внимания. Однако увидел, как за окном кружатся снежинки – зима не сдавалась.
Позавтракав быстрорастворимой лапшой из пакета, лег и уснул. Уснул и снова увидел сон. Разумеется, неприятный, потому что жизнь начиналась тяжелая, и хорошим снам неоткуда браться. Но этот сон был совсем уж из ряда вон, так что и пересказывать не хочется. Не хочется, но придется – иначе непонятно будет, как я эти дни жил.
Приснилось мне кладбище наше увельское – рядом с двумя могилами яма разрытая, гроб открытый, в гробу я. На лавочке сидят покойные ныне мама и папа, в стороне плачет здравствующая сестра, тычет пальцем в пустую яму, жалуется родителям:
– Это мое место, он без очереди лезет.
Из гроба я:
– Скорей приколачивайте крышку, опускайте и засыпайте – вам со мной будет лучше…
Тут надобно пояснить, что после смерти мамы (папа умер годами раньше), дом родительский продали, и я стал бездомным.
Мама:
– А я тебе говорила: вот помру, выгонит тебя сестра из дому.
Так и случилось.
– Сынок, – сказал папа глухо, – ты обещал книгу обо мне написать. Написал? Всю жизнь на вас, паразитов, положил, и никакой благодарности.
– Ты что ругаешься? – ахнула мама. – В кои веки семьей собрались, а ты аркаешься.
Мамина речь аппетит разбудила:
– Сейчас бы жареной картошечки с луком.
И все разом на сестру посмотрели.
Она вдруг прикинулась пьяной (наша трезвенница?!) и немузыкально запела:
– Как у-па-ительны в России вечера!
Вечер между тем был волшебный. Хоть и темноватый из-за низкой облачности, но свежий, наполненный ароматом сирени.
Положение было двусмысленное, ужасное, и с каждой минутой делалось все невыносимей. Но, положа руку на сердце: могила – то ли самое место, из-за которого стоит драться? Или по принципу: раз кому-то нужна, стало быть, и мне туда. Совковый принцип!