Романы в стенограмме (сборник)
Шрифт:
Вряд ли можно поставить мне в упрек, что я носился с мыслью сбыть Генриха, но он был подарком друга, и если уж я таковой принял, то должен был его сохранить, кроме того, я не знаю случая, когда кто-нибудь сказал бы другу, протягивающему ему подарок: «Оставил бы лучше себе».
Правда, мне известны случаи, когда неподходящий подарок друга, «к сожалению», падал с консоли или, «к сожалению», оказывалось, что его кокнули милые детки, но, увы, с Генрихом ничего подобного нельзя было проделать, даже передарить его не удавалось, как, например, анодированное ведерко
У нашей соседки была гусыня-одиночка, по весне она ходила в деревенском гусином стаде, клала оплодотворенные яйца, высиживала и растила гусят, а осенью опять становилась гусыней-одиночкой.
Я решил сочетать ее браком с холостяком Генрихом, отправился к соседке и, надеясь осчастливить ее (так же в свое время поступили и мои друзья), сказал:
— Матушка Мертен, я решил подарить вам своего гусака.
— Что ж, дело хорошее, — отвечала соседка, а я добавил:
— С одним условием, что вы его не зарежете.
Тут соседка ответила:
— А на что же он мне зимой-то сдался?
Я пошел к рыбаку, который держал целое стадо гусей, и сказал:
— Я дарю вам своего гусака, дядюшка Форкель.
Тот спросил:
— У него, верно, печень больная?
Я заверил его, что Генрих здоровехонек, а он отвечал:
— Почему бы мне и не взять его?
Тогда я сказал:
— Только при условии, что вы этого гусака не зарежете.
А он отвечал:
— Эдакая важная птица не про нас.
Я пошел на птицеферму нашего кооператива и сказал заведующему, что у меня есть гусак, который мог бы обновить кровь его стада, он объяснил мне, что для обновления крови ежегодно выписывает на свою ферму элитного гусака.
Я сказал, что за гусака дорого не возьму, что в конце концов отдам его даром, а птицевод отвечал:
— Ладно, так дело пойдет.
Я назвал ему свое условие, и он сказал:
— По рукам.
Я опешил. Но меня испугало предчувствие, что заведующий все же прирежет моего гусака, а осенью покажет мне другого, и поторопился сказать:
— Ты не вздумай мне голову морочить, я неплохо разбираюсь в птицеводстве.
Он рассердился и отвечал:
— Ну и держи при себе своего гусака.
Так Генрих остался у меня, и мне пришлось смириться с тем, что вся деревня потешается надо мной.
В доме культуры после телефильма о новой деревне разгорелся спор, кое-кто пытался на примере нашего кооператива уяснить себе, что называется «типическим». Бургомистр заявил:
— Если у нас еще нет того, что со временем появится, а по телевизору это уже показывают, вот, значит, типическое, но если то, что встречается на каждом шагу, не показывают по телевизору, то, значит, это нетипическое.
Бургомистр сердился на тракториста Вернера Корни, который настойчиво спрашивал:
— А в писателе что надо считать типическим?
— Сочинитель что хочешь сочинит, лишь бы посочнее было, — решительно заявил электрик Кинаст.
Заведующий
— Вы, вероятно, хотите сказать «неучтимый», — поправила его молодая учительница, птицевод же настаивал на своем определении, приводя в пример нерентабельность моего гусака, но молодая учительница вступилась за меня, сказав, что я держу гусака, чтобы сделать приятное своим друзьям, и это называется «интеллектуальное рыцарство».
Лестное утверждение, но все умные речи не могли помочь мне избавиться от Генриха.
Я пошел к пастуху Шульте, человеку рассудительному, который на общих собраниях кооператива нередко вносил дельные предложения, и рассказал ему историю моего гусака, а он спросил, едят ли колбасу мои столичные друзья, я отвечал утвердительно.
— Причуда, значит, что нельзя им съесть гусака.
Пастух Шульте посоветовал мне сказать, что осенью Генрих улетел с дикими гусями. Я не решился солгать друзьям, ибо ложь всегда ложью останется, а ложь но необходимости всего-навсего человеческая близорукость, и любая неправда, сразу мы ее учуем или нет, вносит путаницу в миропорядок, пусть даже самую малую.
Но в глубине души я все же лелеял надежду, что осенью Генрих улетит вместе с дикими гусями, ибо я человек, как уже сказано выше, а человек иной раз цепляется даже за самые дурацкие надежды.
Дикие гуси пролетели над нашим хутором на зимнюю свою родину, Генрих напутствовал их радостным гоготом и махал им вслед растопыренными крыльями, но остался дома, и мои надежды исчезли вместе с последними каштановыми листьями. Я знал, что наступит новый год беспощадной тирании.
В отчаянии я написал господину профессору и директору зоопарка:
«Дорогой и многоуважаемый господин профессор, очень, очень Вас прошу в одном из ваших воскресных выступлений по телевидению сказать, как долго живет гусак, которого нельзя зарезать: речь в данном случае идет обо всей моей дальнейшей жизни».
Из книги «СИНИЙ СОЛОВЕЙ, ИЛИ ТАК ЭТО НАЧИНАЕТСЯ»
Перевод Э. Львовой
Как я познакомился с моим дедушкой
Я родился в среду, в десять часов утра, если кого интересует точное время. Хотя месяц август дружит с грозами, гром не гремел и солнце не стояло в созвездии Девы, и рождение мое происходило отнюдь не по-гётевски.
Матушка моя утверждала, что, едва появившись на свет, я огляделся вокруг так, словно мир наш был мне давно знаком. Впрочем, рассказала она об этом только после того, как напечатали мою первую книгу. Всезнающий взгляд, которым я обвел все вокруг, едва появившись на свет, был с моей стороны уловкой, и мне еще много раз в жизни приходилось прибегать к этой уловке: ведь стоит тебе только показать, что ты удивляешься, как прослывешь наивным и сразу окажешься во власти своих современников-хитрецов.