Ромео с большой дороги
Шрифт:
– Уехал в Новомосковск, – пояснила Зайка, – вернется завтра к вечеру.
– По-моему, этот доктор хам, – ожил Дегтярев. – Пришел, раскомандовался…
– Семен Петрович хороший специалист, – попыталась я защитить врача.
– У нас в заводской поликлинике есть терапевт, – прогудел Тёма, – такой противный! Но лечит хорошо, просто глаз-алмаз. Я один раз к нему обратился, пожаловался на одышку, а он заявил: «Жрать меньше надо, а то диабет получишь, вместе с атеросклерозом».
– Вот, вот! – радостно закивала Зайка. – Дегтяреву мы то же самое говорили.
– Вы служите на заводе? – решила я сменить тему беседы.
– Уже нет, – слегка покраснел Тёма, – неинтересно стало. Я такой человек увлекающийся, ни в жизнь не стану делать ничего против своего желания. Вначале мне на предприятии хорошо жилось, интересно, но потом я заскучал и занялся в основном, торговлей. Живое дело!
Я молча слушала Тёму. Все понятно, мальчика, выросшего в детском доме, определили после девятого класса в ПТУ и отправили затем в цех. В тех местах много металлургических комплексов, стоять у доменной печи или трубопрокатного стана очень тяжелое дело, а платят рабочим не слишком густо, вот Тёма и подался в челноки. Катается, вероятно, в Китай, привозит в клетчатых сумках всякую ерунду: одежду или косметику, а может, обувь – и продает в России. Наверное, имеет лоток на местном рынке.
– А чем вы торгуете? – поинтересовалась Маня.
Тёма заулыбался:
– Думаю, ты бы сумела найти себе в ассортименте кой-чего по вкусу. Понимаешь…
Дверь моей спальни с треском распахнулась.
– Какой идиот распорядился дать больной гоголь-моголь? – грозно спросил Семен Петрович.
– Нельзя было? – испуганно вскочил Тёма. – Яички свежие, я понюхал.
– Женщина жалуется на дискомфорт желудочно-кишечного тракта, – рявкнул терапевт, – ее тошнит, а вы гоголь-моголь подносите. Убить несчастную задумали?
– Нет-нет, – жалобно протянул Тёма, косясь одним глазом на полковника, чьи щеки медленно наливались кровью. – Она так просила, настаивала… вот… подумали… бедняжке не следует нервничать…
– Если она у вас желе из крысиного яда поклянчит, – неожиданно ласково осведомился эскулап, – тоже дадите? Чтобы не капризничала…
– Нет, – забубнил Тёма. – Но от яичек какой вред?
– Темнота большинства людей поражает! – завозмущался Семен Петрович. – У госпожи Борейко острый панкреатит. Диагноз, правда, предварительный, завтра утром необходимо сделать анализ крови.
– Здорово, – заорала Машка, – то, что надо! Суперски! Спасибо, Семен Петрович!
– Почему ты так обрадовалась? – поразился врач.
Машка опустила хитрый взор.
– Ну… э… прикольно! Иголка, пробирка!
Семен Петрович крякнул и с укором посмотрел на меня.
– Современные дети слишком увлекаются компьютерными играми, у них снижены моральные критерии. Я не психолог, но рекомендую показать девочку специалисту, который скорректирует ее поведение.
– Вернемся к панкреатиту, – перебила я терапевта. – Что нам делать?
– Вам? Дать градусник. Надо измерить температуру, – снисходительно велел врач. – А больной следует соблюдать классический режим: холод, голод и покой.
– Ее нельзя перемещать? – осведомилась Зайка.
– Нежелательно, – отрезал врач.
– Минуточку, а мне что, спать на коврике у камина? – испугалась я.
– Скажете тоже, Дарь Иванна, – укорила Ирка. – Ночку в гостевой проведете.
– Лучше перенести туда Таню, – уперлась я.
– Но ведь ее нельзя шевелить, – напомнил Тёма.
Мне захотелось стукнуть «сыночка». Какого черта он вмешивается?
– Градусник? – вдруг удивилась Оля. – Так ведь он у Тани во рту торчит.
– Да? – изумился Семен Петрович. – Не заметил.
Я быстро отвернулась к книжным шкафам. Хорош гусь! Как же он производил осмотр больной?
– Она так бойко разговаривала, – продолжил доктор.
Зайка вскочила и бросилась в спальню, мы побежали за Ольгой.
– Мне плохо… – простонала Танюшка, – умираю…
– Где градусник? – перебила нытье Зайка.
– Во рту, – ответила Таня.
– Его там нет, – сказала Ирка.
Больная на секунду примолкла.
– Куда ж подевался? – спросила она через секунду.
– Вот именно это мы и хотим выяснить, – занервничал Дегтярев.
– Небось на тумбочку бросила, – предположила Ирка.
– Там пусто, – оповестила Машка.
Все забегали по комнате, издавая замечания:
– На пол упал!
– Под кроватью гляньте!
– В футляре посмотрите…
– Отодвиньте столик!
– Я его проглотила! – обморочным голосом выдавила из себя Борейко.
По моей спине пробежал холод.
– Ерунда! – бодро откликнулся Дегтярев. – Человек неспособен слопать термометр.
– Запросто! – заспорила Машка. – Животные чего только не едят! Нам в ветеринарной академии рассказывали, орангутанг схватил…
– Мамочки… – прошептала Танюшка. – Чувствую…
– Что? – бросились мы к кровати.
Борейко положила правую руку на живот.
– Вот он. Шевелится.
– Термометр неспособен двигаться, – возразила я.
– А этот ползает, – почти неслышно продолжила Таня. – Ой, там же ртуть. Я умру!
– Нет, – быстро сказал Семен Петрович, – опасны лишь пары металла.
– Скажите пожалуйста! – восхитился Тёма. – Не знал. Следовательно, можно закусывать ртутью, главное, не нюхать ее?
– Верно, – подтвердил терапевт.
– А стекло? – всхлипнула Борейко. – Если оно разобьется?
– Следует немедленно ехать в клинику, – откровенно испугался врач. – Срочно! На операцию!
– Не-е-ет! – простонала Танюшка. – Останется шрам! Как у Сереги! Ему делали что-то, весь живот изуродовали, такой рубец остался красный…