Ромео стоит умереть
Шрифт:
Олег и еще несколько парней, самых адекватных из группы, тоже поднялись с места, готовые прийти на помощь профессору, но тот справился сам.
— Всем сесть, — сказал он тихо, но внушительно, и даже Никины приспешники опустились на стулья.
Затем он взял старосту за руку и лично вывел в коридор.
В аудитории зашептались.
— Что это? Тут в воздухе носится какой-то новый вирус? — спросила Алиса, глядя на Олега.
— Да, и этот вирус зовут Никой, — ответил он, немного смутившись.
— Она заслужила, — мстительно добавила Юля.
— Может,
Вызов не был принят, и лекция продолжилась.
Ника отсутствовала еще несколько часов и вернулась притихшая.
К директору Волкова вызвали уже вечером.
Наталья Михайловна принимала его все в том же кабинете, но показалась Олегу немного уставшей, даже у глаз появились легкие складочки, которых обычно и в помине не было.
— Волков, Волков, — она покачала головой, — бывают люди, созданные для неприятностей и всяких происшествий. Ты не замечал?
Олег промолчал. Был в словах директрисы некий резон.
— Ты знаешь, что Вадим Петрович Мельников лично за тебя поручился? — Она разглядывала парня в упор. — А это первый случай его личного вмешательства. Что скажешь?
— Если я скажу что-нибудь вроде того, что буду пытаться оправдать высокое доверие, это прозвучит глупо. — Волков пожал плечами. — Поэтому сказать мне нечего. Разве только то, что у меня были проблемы, а я с ними разобрался.
— Садись. — Директриса кивнула на стул. — Я слышала, что у тебя был некий конфликт с однокурсниками. Проблемы связаны с ними? Расскажи, я со всем разберусь.
Ее лицо смягчилось, а голос стал доверительным, почти домашним. Ее не хотелось разочаровывать, напротив, очень хотелось послушаться, поэтому Олегу пришлось максимально собраться с духом.
— Спасибо, я сам, — ответил он, разглядывая массивное серебряное пресс-папье на столе. — Я лучше со всем разберусь сам.
— Зря, — Наталья Михайловна привстала, глядя на Волкова сверху вниз, — произошло серьезное нарушение порядка, и ты должен назвать имя виновного. Всегда есть кто-то действительно виновный.
Олег перевел взгляд на свои ботинки.
— Ну? — в голосе директора зазвенела сталь. — Ты думаешь, угроза отчисления пропала? Если не назовешь имя, можешь сегодня же собирать вещи.
Он встал, тяжело опершись о трость.
— Ты куда? — удивилась Наталья Михайловна.
— Собираться, — выдавил из себя Волков.
И вдруг услышал, что директриса смеется. Это было неожиданно и почти дико: она казалась выточенной изо льда статуей, и вдруг смех…
— Ладно, Волков, спектакль окончен, — сказала Наталья Михайловна, отсмеявшись. — Ты храбрый, отчаянный и из тех людей, которые действительно умеют справляться со своими проблемами. Я рада, что профессор Мельников не ошибся. Нам нужны такие, как ты.
— Но я все равно не стану доносить на своих, — на всякий случай предупредил Олег.
— Да иди уже, — махнула рукой директриса, — никто от тебя этого не требует. Ты думаешь, я в стенах собственной академии не могу узнать правду без твоих доносов? Иди отдыхай, завтра у вас напряженный учебный день, и помни набившую оскомину истину: «То, что меня не убивает, делает меня сильнее» [9] .
— Спасибо. — Олег вышел из кабинета и наткнулся на поджидающую за дверью Юлю.
9
Слова Фридриха Ницше.
На миг ему стало очень обидно, что в коридоре стоит именно она, а не другая девушка, но Олег тут же упрекнул себя в самой черной неблагодарности.
— Как? — спросила Красицкая.
— Оставляют, — выдохнул он.
И Юля вдруг бросилась Олегу на шею, завизжав что-то торжествующее на манер представителя какого-нибудь индейского племени.
…А наутро к нему в общежитии подошла Ника. Бледная, с запавшими глазами.
— Я знаю, что это был ты, — заявила она многозначительно.
«Ну вот, теперь война не на жизнь, а на смерть», — мелькнуло в голове у Олега.
Но Ника неожиданно продолжила:
— И знаю, что ты нас не выдал. Не спрашивай откуда, просто знаю… — Она нерешительно переступила с ноги на ногу. — В общем, мир. Я тебя на самом деле уважаю. Проигрывать тоже нужно уметь достойно.
У Олега и без Ники было полным-полно забот, и ее предложение мира он принял с тем же равнодушием, с которым принял бы и объявление кровавой войны… Как там, кстати, у Вильяма нашего Шекспира?.. «Две равно уважаемых семьи в Вероне, где встречают нас событья, ведут междоусобные бои и не хотят унять кровопролитья…»
— Кстати! — крикнула ему в спину староста, когда Олег уже шел прочь по коридору. — Учти, тебя я уважаю, а Красицкую и Панову — нет!
Волков пожал плечами. Нечто подобное он, признаться, и ожидал.
Он стоял за ее спиной, положив ей на плечи руки. Она чувствовала его горячее, обжигающее дыхание на щеке, но не могла повернуться, не могла посмотреть ему в глаза…
— Ты будешь моей. Уже недолго осталось.
Голос проникал ей в голову, заполняя ее тяжелым дымом, туманил глаза. Ей хотелось вырваться из объятий этого человека, который одновременно и притягивал, и пугал ее, но сил не было.
— Тебе не сбежать, и не думай. Ты обещана мне. Навсегда.
От этого голоса сердце сжималось в крохотный комочек.
На грани возможностей, тяжело, словно прорываясь через каменную стену, она все же оглянулась… и увидела ужасную фигуру, в которой не было ничего человеческого — сгусток тьмы, квинтэссенция древнего страха…
Девушка закричала, захлебываясь собственным криком, и … проснулась.
Подскочив на кровати, Юля прильнула к стене, кутаясь в одеяло. Ей было так холодно, что зуб на зуб не попадал. Ужасный сон казался налипшим на кожу.