Ромео во тьме
Шрифт:
Ромео молча взял с тумбочки зеркало и заглянул в него. Белки глаз красные, под глазами – черные круги, на половину лица – голубоватый, в прожилках лопнувших сосудов, синяк.
Вот уж и, правда, ангел небесный!
«Ну, спасибо, Люс, дружище! Спасибо, что хоть все лицо не разбил».
Тут он обратил внимание на свои руки: у грузчиков в порту, должно быть, они выглядят получше.
И воспоминания о событиях минувшей ночи вдруг снова захлестнули его леденящей, зловонной волной. Стыд сделал его щеки пунцовыми.
Как там Паулина? Ведь он так и не знал, что стало с ней потом. А что если он покалечил ее? А что если она в реанимации?
«А что если я слишком переоцениваю свои физические возможности!» – внезапно пришло ему в голову.
«Не так уж я и силен, чтобы покалечить или убить кого-то!» Эта циничная мысль, как ни странно, успокоила его.
Все то время, что Ромео размышлял, мать пристально следила за ним. Больше всего на свете ей хотелось проникнуть сейчас в его мысли, ведь она поняла, что он не расскажет ей, что случилось на самом деле. Кто же мог желать зла ее ребенку? Может быть, это…проклятый поляк?
– Мама, – со вздохом произнес Ромео, откладывая зеркало в сторону, – мы репетировали вчера, я увлекся и упал со сцены.
«Ну и силен же ты врать, братец!» – подумал он.
И добавил:
– В оркестровую яму!
Еще одна чушь вроде вчерашнего «Я бегал, мам!» В двенадцать ночи, под грохот музыки, который несся из трубки. Ты бегал. За кем, интересно, ты бегал?…
Она покачала головой, тяжело вздохнула и посмотрела сквозь него.
Сейчас Ромео увидел, как она постарела. Раньше он не замечал этого. И предпочитал не замечать. Он молчал. Больше ему нечего было сказать. Он не чувствовал сыновней нежности, губы его были поджаты. Он ждал, пока мать уйдет. Она поняла это, встала с его кровати и вышла из комнаты. Нет, она не хлопнула дверью, она просто с силой закрыла ее.
Ромео подождал, пока стукнет дверь ее спальни, и тут же вскочил: впереди было много дел. Он схватил телефон и набрал номер Люциуса.
– А, привет! Ну, как ты там, оклемался? Я в порядке. Говоришь, у тебя синяк под глазом? Ну, так это еще ничего, мог быть синяк вместо глаза! Я же тебя люблю, чертов пупс, ты знаешь! Чем заниматься будешь сегодня, Ромео?
– Так, особо ничем…Пойду на лекции. У меня семинар по философии. А ты?
– Я на занятия пока не пойду. Иду на кастинг. Пока не скажу, куда. Если выгорит, тогда расскажу. Ладно, времени нет трындеть. Потом поговорим.
– Подожди…Я…Паулина…
– Да все, проехали! – Оборвал его Люциус. – Забудь. Я уже сделал выводы относительно тебя, ублюдок. – И он неприятно загоготал. – Ладно, все, я шучу. Давай, бывай, Ромео. На связи. – Люциус положил трубку и задумчиво потер подбородок. Он соврал. Его ждали дела совсем другого рода. Но Ромео не следовало о них знать.
Положив трубку, Ромео снова подошел к зеркалу. Он был готов к выходу. Сейчас он поедет искать свою судьбу. Может быть, этот день изменит всю его жизнь. Глядя на свое отражение, он снова подумал о девушке с янтарными глазами. Вид у него был совсем не привлекательный. Синяк его принял малоприятный черный оттенок, который беззастенчиво проступал сквозь два слоя косметического корректора, что он стащил у матери. Мало того, этот самый корректор, почему-то скатался омерзительными комьями на его лице и добавлял исключительной неопрятности всему виду. Ромео попробовал растереть противные катышки, но это привело только к тому, что начала хлопьями слезать кожа, и теперь он напоминал собаку, безнадежно больную чесоткой.
«Ну, и что теперь делать?!» – в отчаянии крикнул он своему отражению. Отражение исказило лицо, словно собиралось заплакать. Ромео со злостью ударил ладонью по зеркалу, и отвернулся.
А где-то там она… И зовущие янтарные глаза снова возникли в его воображении. И вдруг его пронзила совершенно очевидная мысль:
А с чего это я взял, что она должна быть там? Если она продавщица, то ей совсем не по карману это белье. А если – покупательница , то не ходит же она за трусами каждый день! Встретить ее там почти безнадежное дело. Кроме того, если она покупательница, и если она покупает себе такое дорогое белье, то как же с ней надо обращаться? В какие рестораны водить, какие подарки покупать? «Старбаксом» тут не отделаешься!
И он не на шутку задумался.
А ведь, правда… Допустим, что сейчас он пойдет в центр и чудесным образом столкнется с ней. Допустим, он даже наберется смелости и возьмет ее номер телефона и пригласит на свидание. Допустим, она согласится. И, допустим, что они понравятся друг другу и начнут встречаться.
И ЧТО ТОГДА???
А вот тогда-то и начиналось самое страшное.
МАМА.
Мог ли он представить себе, как она отреагирует на женщину, которая вдруг появится в его жизни?
Конечно, мог!
Лучше бы тогда сразу повеситься, чем слушать ее брань 25 часов в сутки. Ему пришлось бы вечно врать, изворачиваться и скрываться. Своих денег у него пока еще было мало, так что резкое увеличение расходов привело бы к тому, что мама в любом случае все узнала, даже если бы он каждый день придумывал самую гениальную ложь на свете! И тогда скажи «привет» бесконечному изощренному унижению и попрекам куском хлеба.
ОНА.
Отношения с женщиной, ПЕРВОЙ женщиной, это не кружка пива.
У нее свои желания, требования и взгляды на мир. То, что они понравились бы друг другу, совсем не означало, что их взгляды совпадут. Она бы ревновала, требовала, капризничала, он бы изворачивался, угождал. Она бы хотела, чтобы он дарил ей подарки, которые вечно были бы не такими, как она хотела. Она скоро захочет, чтобы ее зубная щетка оказалась на его туалетном столике (или наоборот, что не играло никакой роли), и это было бы невозможно, потому что существовала МАМА.
Она бы требовала, чтобы он уделял ей все свое внимание, а ему надо было бы идти на репетицию группы, музыка которой – ее лучшее рвотное средство.
И тут возникала еще одна проблема:
ДРУЗЬЯ.
Их было немного. Вернее, очень мало – знакомые и приятели не в счет. Короче, один Люциус. Но он бы высмеял его самым паскудным образом и заревновал до смерти, потому что их творчество занимало практически все свободное время. Мама, конечно, ненавидела их совместное творчество, но с этим он научился мириться. И его свободное время тогда рвали бы между собой Люциус, Мама и Она, тем самым доводя его до отчаяния.
ОН САМ?