Ромул
Шрифт:
За окошком голоса. Один — отцовский, другой незнакомый, хриплый. Чужой толкует о том, что сейчас большая вода, брод непроходим, а на этрусской стороне стоят три каравана. И как только вода спадёт, этруски перейдут, и тогда он со своими уйдёт за Аниен. Но сейчас до зарезу нужна корова.
Нет, — говорит отец.
Хриплый убеждает, что лучше откупиться, чем воевать. Наконец отец соглашается отдать овцу.
Три! — требует хриплый.
После долгого спора отец соглашается отдать две.
Но шкуры, Кальпур, ты мне вернёшь, — добавляет он.
Зачем тебе шкуры? — удивляется
Покажу. Скажу: волки заели, шкуру бросили, — объясняет отец. — А иначе — потерял или хуже того — продал. Стада-то не мои, царские.
Продолжая спорить, голоса удаляются, но мечты тем временем ушли и больше не вызываются. Наверно, всё-таки пора спать.
Сегодня мы пойдём на речку мимо старого дуба, — говорит Рем.
Но там же Муций со своими приятелями! — возражает Ромул.
Потому и пойдём. Пусть знают, что мы их не боимся.
Ромул боится, но послушно идёт рядом с братом. Они делают вид, что не видят Муция и его друзей, которые играют во что-то вроде суда — привязали одного к стволу, встали напротив и произносят речи. Привязанный послушно ждёт своей участи.
Кажется, удалось проскочить мимо. Но нет, Мудий заметил и кричит:
Смотрите, кто к нам пожаловал! А ну, малявки, зачем пришли на чужую землю?
Мы не пришли, а идём мимо, на речку, — отвечает Рем, — и земля эта не ваша, а альбанская.
Ишь ты, ещё рассуждает! — хохочет Муций.
Шестеро рослых, лет по двенадцать-пятнадцать, парней, забыв о привязанном к дубу товарище, окружают гостей.
Сперва вам придётся с нами поиграть, — Муций потирает руки.
Смотря во что, — возражает Рем.
Как это во что? В войну. Вы будете вонючие рутулы, а мы альбанцы.
Рем цедит сквозь зубы:
Мы не вонючие! Сам такой!
Муций поражён наглостью малыша, но делает вид, что не заметил грубости:
Это понарошку. Не о вас речь. Рутулы воняют, потому что жрут морскую рыбу. Вы будете рутулы, мы возьмём вас в плен, а потом продадим в рабство.
Мы с Ромулом так не играем.
Дурачье, это же понарошку!
Я сказал, что рабами мы не будем! Ищи других.
Ах, им не хочется? — захихикал Муций. — А ты думаешь, других спрашивают, что кому хочется? Эй, центурия, взять их!
Центурия — это сотня воинов. У Муция в отряде их только семеро. Трое с радостными воплями бросаются на малышей, а двое, видимо, не желая связываться с сыновьями старшины пастухов, предпочитают роль зрителей. Рем выскальзывает из рук нападающих, в ярости бросается на Муция и впивается зубами в его правую руку. Муций взвывает от боли и замахивается левой, но Ромул валится на землю и дёргает врага за ногу. Муций падает, а Рем вскакивает ему на грудь. Братьев тут же хватают. Муций, поднявшись и шипя от ярости, кричит:
Эй, отвяжите Анка, тащите верёвку!
Несколько парней бросаются к дубу, а Муций оборачивается к пленникам.
Ну, зверёныши, теперь можете клянчить пощаду, — гнусавит он к слизывает кровь с прокушенной руки. — Но так просто вы её от меня не получите... Будете мне служить, а вякнете отцу, пришибу!
Ромул, которого крепко держат двое молодцов, ощущает свою беспомощность, но его наполняет гордость
Вдруг откуда-то сверху раздаётся знакомый голос:
Вот вы где! Да ещё со свитой...
Ромул поднимает глаза и видит лошадиную морду, а над ней лицо дедушки Аккила, окружённое пушистой белой бородой.
Ну, победитель, — обращается дед к Муцию, — уступи мне этих двоих. Я думаю, они нелегко тебе достались, несмотря на твоё военное превосходство.
Бери, — небрежно соглашается Муций, и его друзья сразу отпускают пленников. — Себе дороже связываться с начальничьим помётом. Зверёныши, привыкли жить на всём готовом.
Аккил хлопает лошадь по шее, и она направляется к дому Фаустула, всё ещё единственному настоящему зданию в Ференте. Дети идут за ним, Рем оборачивается и на прощание кричит Муцию:
А с тобой я ещё рассчитаюсь!
Мама Акка устроила обед на улице перед домом. Все сытно поели, Аккил с отцом вволю наговорились о своих пастушеских делах. Потом отец отправился на Луцере объезжать пастбища, а Акка принялась развлекать старика и детей песнями:
Выхожу я на поляну — Фавн играет на свирели, А вокруг расселись нимфы, Зелены и холодны. Фавн копытом в землю стукнул: «Ты милей и горячее!» Стал меня ласкать и нежить, Бородою щекотать...Потом она уходит стирать на озеро, а дед, как всегда, рассказывает сказки. Солнце клонится к закату, дневные облака рассеялись, наступает прохладное безветрие. Они сидят втроём на скамейке под стеной, и мудрый дедушка Аккил говорит о чудесных событиях: сегодня про великого героя Персея.
Дело было далеко отсюда, у греков, в городе Аргосе. Там царствовал Акрисий, и было предсказание, что его убьёт собственный внук. Тогда Акрисий решил обмануть судьбу, хотя глупо это, идти против судьбы, потому что правильные предсказания непременно сбываются.
А неправильные? — спрашивает Ромул.
Лживые? Конечно, нет.
А как узнать, какое правильное?
В том-то и дело, что никак. Но потому и не стоит бегать от судьбы. Прими её заранее и живи, не загадывая, а то причинишь много лишних страданий себе и другим. Акрисий же решил просто не иметь внуков. У него была дочь Даная, он запер её в медной башне и никого из мужчин к ней не допускал.
Как Амулий Рею? — спрашивает Рем.
Вроде того, — соглашается Аккил. — Но богам никакие стены не помеха. Юпитер увидел девушку внутренним взором и золотым дождём пролился в её темницу. Вскоре она родила божественного младенца и назвала его Персеем. Акрисий сперва хотел убить обоих, но не хватило духа поднять руку на свою кровь, и он велел сделать сундук, запереть в нём мать и дитя и кинуть в море.