Ромул
Шрифт:
Разговор с детьми немного успокоил Фаустула. Сравнение здешних событий с историей Персея поразило его; действительно, прежде ему даже на ум не приходило, что в поступках Акрисия и Амулия столько общего. Каковы, однако, его молодцы, недаром он учил их уму-разуму. Но, может быть, это сам Марс надоумил их? Тогда бог поторопился, ведь дети не понимают опасности и могут разболтать свою сказку любому. Лучше всего было бы на время отправить их куда-нибудь подальше от Альбы. Подумав, Фаустул вместо того чтобы объезжать пастбища, решил сегодня же сходить в город к Гнею Клелию.
Вот что, парни, — сказал Фаустул
Это было на другое утро после запрета играть в Амулия. Они прошли к одинокому тенистому дубу за домом и сели на траву. Не спеша, Фаустул начал:
Я вами доволен. Вы научились обращаться со скотиной, когда надо, помогаете. Не ленитесь, хорошо бегаете и плаваете. Но надо подумать и о будущем. Конечно, вы ещё мало знаете о жизни, но всё же; вот ты, Рем, хочешь ли ты стать пастухом?
Нет, отец, — замотал головой Рем. — Я хочу командовать отрядом, сражаться и побеждать!
А ты, Ромул?
Я бы хотел стать жрецом, научиться говорить с богами.
А как же наше стадо?
Купим пастуха, — ответил Рем, — пусть пасёт и сторожит.
Да, — согласился Ромул. — Ведь Амулий сам не смотрит за своими коровами и овцами, поручил это другим пастухам и тебе. Вот и мы так же.
Фаустул улыбнулся:
Кое-что вы уже соображаете. Так вот послушайте. С тех пор, как меня поставили старшим, мне удалось не только приумножить царские стада, но заметно увеличить и наше. Так что мне будет что передать Плистину, когда он заведёт семью, и вам. Поэтому я хочу, чтобы вы, когда вырастете, смогли заказать хорошее оружие, завести отличных боевых коней и в случае войны сражались бы в коннице: прославили наш род, стали знатными членами общины. Но всадник это не только боец-наездник, способный содержать одного-двух коней. Всадник — это достойный гражданин. Его могут избрать полководцем, жрецом, членом совета. Он отличается от пастуха, земледельца или кузнеца не только богатством или славными предками, он должен гораздо больше знать. Не зря большинство всадников приглашают учителей или отправляют сыновей учиться в другие города. Я всё это вам говорю, чтобы вы поняли причину моего решения. Скоро вы отправитесь на несколько лет в Габии на учёбу. Я советовался с вашим покровителем Гнеем Клелием, он сказал, что лучше всего учат там. Я велю Плистину отвезти вас в Габии и устроить. Так что готовьтесь.
Поражённые браться ошалело посмотрели друг на друга. Кончалась знакомая беззаботная жизнь среди друзей и мальчишеских забав, впереди маячило что-то чужое, неведомое, может быть, враждебное. Но главное — как можно жить вдали от родного дома, мамы Акки, отца, дяди Плистина, так похожего на него, только более стройного и быстрого, от товарищей по играм?
А там будут учить верховой езде? — вдруг спросил Рем.
Конечно, — кивнул отец, и Рем облегчённо вздохнул.
А чтению надписей? — спохватился Ромул.
И этому, и многому другому, — ответил Фаустул.
Война между Тускулами и Лабиками закончилась месяц назад, и дорога в Габии снова стала считаться безопасной. День был пасмурный, прохладный и без дождя — самое удачное время для поездки. Плистин, прихватив небольшой мешок с вещами, уселся на свою Анту, молодую пегую кобылу, ребята залезли на старого отцовского Луцера, которого уже почти не загружали работой, вот и сейчас он вёз только их.
Акка разрывалась между гордостью и беспокойством. Конечно,
Фаустул был доволен: пора уже ребятам вылезать из-под Аккиного крылышка. Он произнёс слова прощания, пообещал, что как-нибудь навестит их, а в летнюю жару возьмёт на время пожить дома. Потом снизу вверх посмотрел на сыновей и дал им последнее наставление:
Помните: учителя слушаться, как меня. Наказания сносить достойно, ни на что не жаловаться. Пусть все видят, что вы альбанцы, потомки Энея.
Плистин дёрнул поводья, кобыла двинулась по каменистой дороге, Луцер понуро зашагал за ней.
Миновали луга и поля, добрались до дороги, ведущей в Габии, и свернули на север, в лес. Здесь мало ездили на повозках, скорее это была не дорога, а тропа для всадников и вьючных караванов. Пешему на ней пришлось бы несладко — в болотистых местах тины иногда было выше колен. Плистин, щадя Луцера, не торопился. Сухой, поблекший в ожидании осени лес застыл, накрытый неприветливым небом. Братья молчали, тишину нарушали только шаги лошадей и хруст ломавшихся под копытами веток.
В одном месте копыта неожиданно гулко застучали по камню — дорога вышла на покатую скальную площадку с мшистыми трещинами, словно наружу выступила окаменевшая спина подземного вепря. Здесь Плистин остановил Анту.
Каменный бугор, значит, до Тускулы рукой подать, — объяснил он и вдруг замер, прислушиваясь. Потом молча соскочил с лошади, знаками показал племянникам, чтобы следовали за ним, и медленно повёл Анту в сторону от дороги. Братья сползли с Луцера, Рем взял его за узду, и скоро они оказались в чаще.
Кто-то идёт навстречу, — прошептал Плистин, привязывая Анту к дереву, — поэтому ни звука.
Ромула охватил страх. Что могло встретиться такое, если даже Плистин решил скрыться?
Тот тем временем вытащил из ножен меч и велел братьям достать ножи. Ромул потянулся к ножнам и не обнаружил ни их, ни ножа.
Я держал нож на коленях, — смущённо прошептал он. — Наверно, отвязался и упал, пока я слезал с Луцера.
— Растяпа! Лучше голову потерять, чем оружие, — шёпотом выругался Плистин.
Ромул покраснел от стыда.
— Можно я за ним сбегаю? — пролепетал он.
— Какой бег? — шепнул Плистин. — Иди, только тихо. Не успеешь до встречных, замри и не шевелись.
Ромул скользнул в кусты, добрался до Каменного горба и сразу увидел свой нож в красивых кожаных ножнах с не вовремя развязавшимся кожаным шнурком. Встречных было не видно, но уже слышались их тяжёлые шаги и шутливая брань. Ромул застыл, но страх того, что кто-то найдёт и заберёт его нож, оказался сильней. Он, пригнувшись, на цыпочках метнулся к потерянному оружию, быстро схватил его и вернулся в кусты. Ромул перевёл дыхание, сердце победно колотилось, таинственные встречные, которые, как он теперь сообразил, могли оказаться и безобидными купцами, ещё не появились. Можно было возвращаться, но тут его охватило любопытство: захотелось хоть одним глазком посмотреть тех, с кем на всякий случай не пожелал встречаться Плистин. Ведь за кустами они его не заметят, а он в просвет между листьями сможет их рассмотреть. Да и возвращаясь, он больше рискует выдать себя, чем стоя на месте. Ромул замер, как велел Плистин, и стал ждать.