Ромул
Шрифт:
Братья осторожно уложили мать на скамью, она слабо улыбнулась, устало закрыла глаза. Ромулу показалось, что, произнеся это признание, она избавилась от давно давившего её груза. Акка приподняла руку, словно искала что-то рядом. Ромул протянул ей пальцы, она нежно погладила их и заснула.
Она умерла во сне через два дня. Её тело сожгли на священном участке над озером. Акку любили в Ференте и проводить её собрались почти все жители селения. Четверо осиротевших мужчин — Фаустул, Плистин, Рем и Ромул — понуро стояли, соприкасаясь плечами. Ромул смотрел в погребальный огонь и вспоминал обгоревшие
Ночью шёл дождь, в землянке скопилась сырость, за открытой дверью стояла туманная мгла. Братья сидели одни, Фаустул и Плистин пасли чужих овец на дальних лугах и могли появиться только дня через три. Можно было разжечь очаг, но до обеда было ещё далеко, и братьям не хотелось понапрасну жечь дрова.
Они снова и снова обсуждали признание Акки.
— Кто же мы? Приёмыши, схоронившие неродную мать, потерявшие всё, на что могли рассчитывать? — с грустью спросил Ромул.
— Да, мы потеряли всё, — согласился Рем, — но зато получили полную свободу.
— А долг перед отцом?
Рем усмехнулся:
— Отец сам не хотел, чтобы мы стали пастухами. Если он наш отец.
— А почему бы и нет. Может статься, мы его побочные дети от какой-то пастушки или рабыни, умершей при родах. Но даже если он и не отец, кто больше него сделал для нас? — возразил Ромул.
— Знаешь, брат, — голос Рема стал жёстким, — а твоя колдунья оказалась права, мы ведь действительно потомки Реи и Марса, последние отпрыски царского рода.
— Что значит: оказалась?
— А то, что я нашёл доказательство. Помнишь, мать сказала, что нас принесли в корзине? Так вот, вчера я случайно нашёл любопытную корзинку. Сейчас покажу.
Рем отодвинул ящик, достал из-за него и швырнул на пол какие-то тряпки, потом вытащил небольшую цисту и позвал Ромула к дверям, чтобы лучше её рассмотреть. Тот, волнуясь, принял из рук брата драгоценную находку.
— Видишь, — показывал Рем, — она очень старая. Прутья рассохлись, кожа покоробилась и треснула, никуда не годится. Почему же её хранили? Можно решить, что о ней просто забыли, но это не в обычаях матери. А самое главное доказательство: вот это клеймо.
Ромул пригляделся и увидел сбоку выдавленные на коже сцепленные буквы «А» и «М».
— Амулий? — предположил он.
— Да, это циста из его хозяйства. Но, конечно, Фаустул получил её не от Амулия, а от кого-то из близких к нему людей, — кивнул Рем.
— От Гнея Клелия, — уточнил Ромул. — Ты прав, скорее всего, это та самая корзинка, в которой отец принёс нас из города. А кто кроме Гнея смог бы перехватить и спрятать детей несчастной Реи? Но для всех мы остаёмся детьми Фаустула и Акки, и твоё доказательство ничего не меняет.
— Ошибаешься, — возразил Рем. — Меняет и очень многое. Если бог не дал нам погибнуть, значит, он ждёт, что мы воцаримся в Альбе и дадим ей процветание
— Но почему же он в последний момент передумал? — усомнился Ромул. — Ведь всё так отлично складывалось! Мы стали бы всадниками, после твоих побед на состязаниях нас уже заметили. Гней отдал бы за тебя Приму, а за меня замолвил бы словечко Фламину Юпитера. Я привёз бы Герсилию, и мы бы прекрасно зажили в ожидании часов, когда детоубийцу Амулия призовёт Плутон. А тогда мы тут же предъявили бы свои права на альбанский престол. И Гней бы нас поддержал...
— Размечтался, — остановил брата Рем. — Боги помогают людям, но ничего не делают за них. Марс шлёт нам испытания, и наше дело их выдержать.
— Но у нас же ничего нет!
— Ещё раз ошибаешься, — Рем уложил цисту на прежнее место. — У нас есть очень много. Мы молоды, здоровы, образованы, полны сил. Чего ещё? Остальное зависит от нас.
— И с чего ты предлагаешь начать? Может быть, попроситься на службу к Гнею?
— Никогда, — Рем покачал головой. — Мы должны оставаться свободными, а для этого, — он помолчал и закончил, — нужно достать много денег. Иначе ничего не выйдет.
— Но сперва, — нахмурился Ромул, — нужно найти разоривших нас налётчиков и отомстить им.
— Согласен, — кивнул Рем, — вот с этого и начнём.
Холодный ветер завывал в атрии. Агис укрылся в угловой подветренной комнате, но и там не было покоя, когда солнце вдруг скрывалось за очередной тучей. Он заканчивал предпоследнюю песнь «Энея», сцену победы над Турном. Эней ранит врага копьём, подходит и собирается пощадить, но неожиданно замечает на его груди украшение, снятое с тела троянского юноши Паланта. И тогда в порыве гнева Эней убивает Турна. Агису никак не давалась последняя строфа. Он писал стилосом на воске:
Крикнул: «Кровью плати!» и железо в сердце Погрузил. И от тела в холоде смерти Отлетела жизнь к теням преисподним С жалобным стоном...Агис переворачивал стилос, заглаживал шариком неудачное слово, писал новое, читал и возвращался к прежнему варианту. И тут слуга сообщил, что приехал Герул из Пренесты. Это было некстати, но от дел не уйдёшь. Агис вложил стилос в ремённой кармашек вощёной дощечки и вышел к гостю, который ждал его в передней комнате.
Герул, рассыпав своим хрипловатым голосом льстивые похвалы хозяину, предложил дать ему в рост значительную сумму.
— У тебя большая торговля, — объяснил он, теребя спускавшиеся на лоб волосы, — и ты сможешь хорошо заработать на моём серебре, а я через полгода возьму сверху только пятую часть.
— Почему же ты сам не пустишь их в торговлю? — спросил Агис. — Если повезёт, за полгода серебро можно удвоить.
— Не любит меня Фортуна, — объяснил Герул. — В прошлый раз я потерял почти всё, в этот хорошо заработал, и вот на меня напал страх, что снова прогорю.