Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот
Шрифт:
Мария-Антуанетта, порозовевшая от приятного сюрприза, молчала. Артуа видел в глазах молодой женщины огонек искушения, который он в ней зажег. Он начинал узнавать свою невестку и понимал, что она совершенно не способна сопротивляться предложению, из которого может извлечь удовольствие для себя.
– Главное, ничего не бойтесь, – сказал он. – Мы вернемся до рассвета, и никто не заметит вашего отсутствия…
– Ах, Шарль, – ответила Мария-Антуанетта, – мне кажется, мы созданы, чтобы понимать друг друга… Я подумаю… Вы мне напомните об этом снова.
Артуа понял, что настаивать – значило бы совершить ошибку. Он посмотрел на часы.
–
Он натянул поводья, и лошадь развернула коляску.
– Шарль! – взмолилась Мария-Антуанетта, – позвольте управлять мне, сейчас моя очередь.
– Нет, – ответил принц, – не здесь, вы нас опрокинете в пропасть. Позже, на дорожке…
– И вы еще читаете мне мораль, чудовище! Подвиньтесь!
Молодая женщина решительно схватила вожжи и ударом хлыста погнала лошадь галопом.
– Черт подери! – воскликнул Артуа, цепляясь за край. – Я вижу, в один прекрасный день королевская колесница окажется в надежных руках!
Кабриолет, раскачиваясь и подпрыгивая, несся к Фонтенбло, вздымая тучи пыли…
Глава XV. Художник: Леонар
Закутавшись в батистовый пеньюар с широкими малинскими кружевами, Мария-Антуанетта сидела перед зеркалом. Рядом с ней, на столике, накрытом газовой тканью, теснились баночки с помадами, тенями и магическими эликсирами в драгоценных флаконах.
– Госпожа де Мизери, – сказала она, – пригласите господина Леонара.
Первая горничная вышла, и почти сразу же на пороге появился молодой человек. Несмотря на то что в одной руке он держал небольшой кожаный чемоданчик, а в другой – широкополую шляпу с золотым галуном по краям, он исполнил поклон в самом изысканном стиле.
– Вы великолепны, Леонар! – воскликнула дофина. – Повернитесь, чтобы я вас лучше рассмотрела.
Парикмахер, улыбаясь, подчинился. В парике, с живым взглядом, высокий, стройный, с прямыми ногами, Леонар был красивым мужчиной. На нем был жемчужно-серый камзол, черные шелковые кюлоты, галстук, умело выложенный красивыми складками. На боку висела шпага со стальным эфесом.
– Право же! – сказала Мария-Антуанетта. – Вас можно принять за какого-нибудь маркиза!
– А разве волосы вашего высочества не выдали мне соответствующих грамот? – произнес Леонар, скромно потупив глаза.
– О, сегодня утром вы переполнены парикмахерской гордыни, надо воспользоваться этим моментом! – воскликнула молодая женщина. – Я очень нуждаюсь в ваших услугах. Сегодня вечером я с дофином и моими деверями иду в Оперу на представление «Пирам и Фисба». И вы должны сделать меня красивой.
– Ах, мадам, – сокрушенно вздохнул парикмахер, – природа так постаралась, что на мою долю не осталось практически ничего.
– Ну вы и льстец! Ладно, делайте, как сочтете нужным, я должна иметь вид лукавый и кокетливый, однако сохраняя величие… Итак, что вы мне предложите?
– Что скажет ваше высочество, если я вплету ленточки, как на прошлой неделе?
– Вы снова хотите разместить у меня на голову дюжину локтей розового газа? Вы неразумны, Леонар. Идея была замечательной, согласна, но теперь все кинулись ей подражать. Я хочу нечто более оригинальное.
– Может быть, ваше высочество предпочитает, чтобы я сделал вам прическу феи с изумрудами, жемчужинами и цветами, распускающимися между локонами волос? Я бы выложил вокруг вашей головы гирлянду из золотых звезд, соединенных незаметной тонкой проволокой, и…
– Какая сложная механика! Нет, я была бы похожа на комедиантку… Леонар, неужели вас покинуло вдохновение?
Уязвленный парикмахер с достоинством распрямился.
– Меня, мадам? Меня вдохновляет всё, весь мир, у меня в голове множество идей. Я черпаю их в политике и любви, в героизме наших солдат и моряков, в покое полей и сотрясающих мир катастрофах. Если бы сегодня Неаполь поглотила земля, завтра же… Да что я говорю?! Сегодня же вечером я создал бы прическу «Землетрясение». Мой гребень так внимательно следит за событиями, что, по мнению многих, опережает их. Да позволит ваше высочество привести один пример: астрономы возвещают приближение кометы… едва она появится, как все мои клиентки будут причесаны а-ля комета: светлые локоны и огненные ленты…
– Так чего же вы ждете, любезный, чтобы причесать меня так? – воскликнула Мария-Антуанетта.
– Мадам, – серьезно ответил Леонар, – боюсь, опережать события – это дурной вкус. Но у меня есть другие идеи. Ваше высочество не желает перья?
– Перья? – прошептала дофина. – Возможно… В общем, делайте на ваш вкус, Леонар, но я хочу прическу, которая всех удивит и, главное, которая мне пойдет.
– Положитесь на меня, мадам, я поработаю умом столько же, сколько завивочными щипцами… Госпожа де Мизери, будьте добры, принесите мне белые перья, самые большие, самые густые, какие только сможете найти.
Он быстрыми ловкими движениями разложил на столе свои инструменты, разжег горелку и положил на нее щипцы. Когда ему принесли перья, он на мгновение застыл, призывая вдохновение, и вдруг его руки начали летать вокруг головы дофины, словно птицы. Он завивал локон, вплетал ленту, извлекал из шкатулки сапфир или изумруд и изучал его свечение в волнах волос.
– Да простит меня ваше высочество, – неожиданно сказал он, – но для меня счастье и удовольствие причесывать вас… Только что я завивал Мадам [20] , волосы у нее толстые, жесткие и непослушные, а ваши! Ах, какая мягкость! Какая легкость! Какие отблески! Мне кажется, что я работаю с золотой пеной… Это райское вознаграждение после испытаний чистилища…
20
Мадам – титул жены Месье (старшего из братьев короля), в данном случае – графини де Прованс.
– Чума вас побери! – бросила польщенная дофина. – Вы говорите как поэт.
Леонар пощелкивал над головой клиентки своими ножницами, блеск которых создавал возле ее лба своего рода нимб.
– Ваше высочество произнесли главное слово. Искусство причесывать дам – это свободное искусство, такое же, как поэзия, музыка или стратегия; мой гребень – это смычок виртуоза, шпага военачальника, перо, которым Расин писал свои шедевры… Мадам, мадам, настоящий мастер-куафер рождается раз в сто лет. Легро и – избави меня боже от злословия в его адрес – сам ваш Ларсенер – не более чем заурядные ремесленники. Они используют отвратительные сочетания цепочек, крючков и лент, их прически карабкаются вверх и ломаются. А мои, мадам, устремляются в небо, я даю им крылья! Я считаю, что они являются продолжением души, выражают меланхолию или легкость, томность или побеждающую дерзость. Мои щипцы для завивки – тоже оружие Амура…