Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот
Шрифт:
– Кто этот молодой господин? – спросила Мария-Антуанетта госпожу де Ламбаль.
– Граф Аксель Ферзен, мадам; мне кажется, господин Крейц, посол Швеции, собирался просить оказать честь представить вам его.
– Он очарователен. Что вы о нем знаете?
– Его отец, фельдмаршал, является в Швеции лидером партии «шляп» [23] , в его лице Франция имеет преданного друга, тем более что он тринадцать лет прослужил в королевской армии…
– Стало быть, он вправе ожидать, что его сыну окажут наилучший прием, – заявила дофина.
23
Партия
Через мгновение молодой швед, в голубом камзоле, подшитом мехом и украшенном позолоченными пуговицами, изящно подошел к дофине.
– Рада с вами познакомиться, господин Ферзен, – сказала Мария-Антуанетта. – Мне рассказывали много хорошего о вашей семье, и я знаю, что вы любите Францию.
– Мадам, – серьезно ответил граф, – эта любовь не должна вас удивлять; в моей матери течет французская кровь; один из ее предков, барон де Ла Гарди [24] , некогда находился на службе у Дании…
24
Мать Ферзена происходила из шведского рода де Ла Гарди (Делагарди), основатель которого, французский офицер Понс (Понтус) де Ла Гарди, в середине XVI в. поступил на датскую, а затем на шведскую службу. Он был женат на незаконной дочери короля Швеции Юхана III; от этого брака и пошли шведские Делагарди, давшие стране ряд видных военачальников и политиков.
– Следовательно, вы немного наш, месье, с чем я вас и поздравляю. Вы впервые в Париже?
– Да, я здесь всего несколько дней, мадам. Я покинул Швецию четыре года назад; отец отправил меня в заграничное путешествие для получения образования и подготовки к профессии военного. Я уже посетил Пруссию, Швейцарию и Италию… Сюда я приехал из Милана…
– И долго вы намерены у нас пробыть?
– Еще не знаю… возможно, что вскоре уеду в Лондон.
– Какая же вы перелетная птица! – со смехом заявила Мария-Антуанетта.
Она с любопытством рассматривала собеседника. Он не был похож ни на одного из тех мужчин, с кем она общалась, не пытался выставить напоказ свои достоинства, не рассыпался в комплиментах. Он был не по годам серьезен, оставался спокойным, сдержанным, как бы отстраненным от самого себя. Он произносил банальные вещи медленно, словно спотыкаясь на отдельных словах, и голос его звучал жестче из-за северного акцента, однако молодая женщина испытывала тайное удовольствие от того, что слушала его.
– И вам здесь не скучно? – спросила дофина с лукавой ноткой.
– Где бы я нашел для этого время, мадам? – ответил Ферзен. – Граф Крейц очень добр ко мне и изо всех сил старается меня развлекать. Он уже водил меня к испанскому послу и к госпоже де Брионн; так что от нехватки общения я не страдаю.
– И все же, – произнесла Мария-Антуанетта, – я надеюсь, что до вашего отъезда мы снова увидим вас здесь. Приходите на мою игру…
Ферзен понял, что разговор окончен.
– Ваше высочество слишком добры, проявляя ко мне такой интерес, – произнес он, кланяясь.
И с высоко поднятой головой, изящным шагом удалился так же неспешно, как подошел.
Мария-Антуанетта повернулась к госпоже де Ламбаль:
– Что вы скажете об этом молодом шведе, моя милая?
Принцесса покачала головой:
– Он слишком красив, чтобы когда-нибудь стать счастливым.
– Чума! Тереза, что-то вы слишком мрачны сегодня! – прошептала дофина.
Сама же она, напротив, ощущала прилив необычной легкости. Это было нечто вроде скрытого расцвета, зарождения в сердце чего-то неизвестного, чья странная власть, выплескиваясь из нее, делала свет люстр ярче, воздух свежее, а игре скрипок придавала особую душевность.
И вдруг она вздрогнула. Стоя на своем месте, Ферзен не сводил с нее глаз, точно хотел запечатлеть в памяти улыбавшееся ему очаровательное лицо. На мгновение их взгляды встретились через шорох шелковых одежд танцующих, среди звуков музыки. Мария-Антуанетта отвернулась.
– Шарль, – обратилась она к проходившему мимо графу д’Артуа, – пригласите меня на эту чакону!
И, полуприкрыв от удовольствия глаза, она понеслась среди других пар, сопровождаемая огнем светлых глаз, не отрывавшихся от нее. Она танцевала легко, как в свете занимающегося ясного дня.
Глава XVIII. Смерть Людовика XV
Предзнаменования предсказывали приближение важных перемен. Во время Великого поста два проповедника сделали громкие объявления. Метая молнии в церковь, склонившую голову перед сильными мира сего, они без страха на публике намекнули на развратную жизнь, которую вел король. Их пламенные речи сулили грешнику настежь распахнутые двери ада, в котором жарятся те, кто при жизни слишком предавался похоти.
Людовик XV с ужасом почувствовал на своем лице горячее дыхание демонов. В течение нескольких дней фаворитка и ее клиентела прятались, дрожа, как прячется курица, когда сильный ветер вздыбливает ее перья.
И вот предупреждения становятся еще явственнее. После ужина у госпожи Дюбарри король увидел, как господин де Шовлен, один из дворян его свиты, рухнул и умер прямо у него на глазах. Вскоре после этого дофин, проходя через одну из зал Версаля, оказался очевидцем странного явления: портрет его деда внезапно сорвался со стены и упал изображением на пол.
Тогда Людовик XV догадался о невидимом присутствии рядом с собой смерти. Чтобы спастись от незримой опасности, он побежал, подобно преследуемому животному, которое петляет, чтобы сбить охотников со следа. Сегодня он в Версале, завтра в Ла-Мюэт; он переезжает из Бельвю в Шуази, а из Шуази в Сент-Юбер…
27 апреля 1774 года он просыпается в Трианоне с болью в голове и ломотой в теле. Тем не менее отправляется на охоту, возвращается сильно уставшим и ложится в постель. Ночью у него начинается жар. Примчавшаяся госпожа Дюбарри сразу же вызывает королевского врача. Ле Монье осматривает больного и оптимистично заключает, что это простое недомогание, без осложнений.
Однако на следующий день королю не становится лучше. Срочно зовут первого хирурга. Ла Мартиньер озабоченно хмурится. «Сир, – говорит он, – болеть следует в Версале». Монарха перевозят во дворец, где укладывают в постель и делают кровопускание. Тем не менее его состояние ухудшается.