Роспись по телу
Шрифт:
– Не поняла, – заинтересовалась Юля. – Как это ничего не делаешь? Вы имеете в виду проституцию?
– Ну уж нет, Катя не из таких. Хотя она довольно эффектная, когда приоденется, и ее можно принять за эту самую… Но она не проститутка и никогда бы на это не пошла. Она всегда хотела семью и страдала, что у нее нет денег, чтобы завести ребенка.
– А вы ничего не слышали про парня, которого зовут Олег?
Но Ира ничего не слышала. Получалось, что визит в магазин ничего не дал. Разве что она узнала в общих чертах, что представляла собой Уткина.
Юля вернулась в агентство, где на крыльце обнаружила заплаканную Наташу Зиму. Только этого мне не хватало.
– Я же сказала тебе…
– Юля, но ведь я же ничего такого не сказала… Я
– Нет, Наташа, прошу тебя, не надо устраивать сцен…
Юля как могла подавляла в себе захлестнувшую ее от одного вида опухшего лица Наташи волну благотворительности; ей не хотелось, чтобы Зима работала с ней, не хотелось видеть ее каждый день, как напоминание о ее близости с Игорем Шубиным, с которым Юлю так много связывало…
– Он все равно любит тебя, хотя и живет со мной. Ты думаешь, я не понимаю, почему ты меня уволила? Да тебе был нужен только повод. И если бы на моем месте был кто другой, ты даже не обратила бы внимания на эти слова. Женя Рейс – моя хорошая знакомая, и я имела право разговаривать с ней в таком тоне…
– Да, Наташа, ты права. Я не хочу, чтобы ты работала у меня. И поскольку я хозяйка этого агентства и мне никто не указ, я прошу тебя больше не приходить сюда, не показываться мне на глаза. И уж во всяком случае мои отношения с Шубиным тебя уж точно не касаются.
С этими словами Юля поднялась на крыльцо, достала из сумочки ключи и открыла дверь. Наташа смотрела на нее с ненавистью. Хлопнула дверь – Юля окунулась в полосатый от жалюзи полумрак своей территории, прохладной, просторной, без посторонних звуков и запахов. И ей не было дела до Наташи, оставшейся за дверью.
Глава 2
7. Москва, Гел
Ей нравилось, когда мужчины смотрели на ее тело, которое змеей извивалось в свете мощных прожекторов, постепенно сбрасывая последние фрагменты кожи – невидимого полупрозрачного одеяния в блестках. Костюм стриптизерши сложен, он держится, кажется, одним воздухом или невидимыми нитями, которые рассыпаются при определенном движении, и тогда Гел предстает перед распаленной толпой пьяных мужчин во всей своей жестокой плотской красоте…
Однажды Гел избили. После представления. Когда она возвращалась домой на Софийскую набережную. Сначала ее попытались изнасиловать трое пьяных и злых подростков, которых она «завела», танцуя на сцене, но потом, когда услышали из ее разбитых, окровавленных губ (ее одним ударом по лицу повалили на асфальт и задрали подол платья) шквал отборного мата, поостыли и стали бить ее ногами… Этих подростков вычислил «вышибала» Валера. На другой день, когда эти трое явились в бар как ни в чем не бывало, Валера по очереди распял каждого в мужском туалете, а бездыханные тела выволок на улицу, прямо под проливной дождь. Больше этих молокососов в баре «Черная лангуста» никто не видел. А Гел пришлось на время покинуть сцену и залечивать, зализывать свои раны. Она почти месяц провалялась с бинтами на лице на кровати в своей тихой квартирке на Софийской набережной, устремив утомленный, казалось, самой жизнью взгляд на экран телевизора и пытаясь понять, почему все складывается именно так, а не иначе…
Раньше ее звали Галя Елистратова. Отличница, спортивная и ловкая девочка, она всегда нравилась мальчишкам. Ранний брак – ей 16, «зеленому» мужу – 18 – отравил все представление о мужчинах, которых она с тех пор воспринимала не иначе, как генетических эгоистов, бездельников, живущих за чужой счет, да к тому же еще и дурно пахнувших необузданных самцов. Она возненавидела своего мужа Артура до такой степени, что однажды вылила ему на голову холодные постные щи и наслаждалась тем, как коричневые разваренные фасолины падают одна за другой с его мокрой головы ему на грудь… Он нигде не учился, не работал и постоянно тянул с матери Гали деньги то на сигареты, то на пиво, то на презервативы. Детей он не хотел и говорил, что они – отрава жизни. Галя рассталась с ним спустя полгода и после его ухода обнаружила, что их с матерью попросту
Галя выучилась на парикмахера, устроилась в небольшой салон красоты, где ее и приметила Лиза Воропаева – энергичная молодая дама, устроительница местных конкурсов красоты. «Теперь ты будешь Гел, так звучит интереснее, да и мужики будут сразу западать…» Лиза привела Галю к себе домой, собственноручно перекрасила ее русые волосы в черный цвет, показала, как правильно накладывать макияж, надела на нее свое вечернее платье и в тот же вечер отдала ее на растерзание одному из спонсоров грядущего конкурса красоты… Его звали Саша, Александр Григорьевич Белевитин – директор деревообрабатывающего предприятия. Он повез Галю к себе домой. «Не Белевитин, а блевотина», – так отозвалась о нем Галя наутро, когда явилась перед Лизой с подбитым глазом. Весь ее гордый вид говорил о том, что Лиза ошиблась в своей питомице. «Я – не проститутка!» – с этими словами высокая и стройная Гел, с растрепанными пышными черными волосами и размазанной тушью на глазах, наотмашь ударила Воропаеву по лицу и неспешной походкой покинула начинающую сутенершу и мошенницу. «Встретимся, – услышала она за спиной. – Город маленький».
Но они так и не встретились. Гел работала на дому парикмахершей, стригла и делала прически, делала маникюр и педикюр, пока ей настолько не надоела ее работа и та грязь и вонь, являвшиеся частью ее профессии, что она согласилась поработать стриптизершей в одном из центральных городских ресторанов. Условия были оговорены заранее, но, однако, исполнялись в одностороннем порядке. За то, что Гел не соглашалась проводить время с богатыми и постоянными клиентами, люди из охраны хозяина ее сначала избили прямо в подъезде дома, где она снимала комнатку (мама Гел умерла неожиданно от саркомы, а квартира, оказывается, принадлежала отчиму Гел, свалившемуся как снег на голову и выставившему падчерицу на улицу), а потом изнасиловали вдвоем бесчувственную, с разбитым лицом и сломанной рукой…
И снова ей пришлось лечиться, приводить в порядок лицо и выбитые зубы. Она смертельно ненавидела мужчин и начала уже подумывать о том, чтобы организовать женскую общероссийскую партию. Но случилось так, что ноги сами привели ее на биржу. Она мечтала о чистой, но приносящей хорошие деньги работе, не связанной ни с грязными волосами, ни ногтями, ни ядовитой краской… И она ее получила. Неожиданно. После трехмесячного хождения «по мукам»… Теперь у нее всегда были деньги, кроме того, исполнилась ее давнишняя и казавшаяся несбыточной мечта жить в Москве. Единственно, что омрачало ее в общем-то вполне благополучную жизнь, это условие ее хозяина – она должна работать в этом ночном баре стриптизершей до тех пор, пока не явится некий человек и, как добрый волшебник, не снимет с нее, как со сказочной принцессы, это заклятие… И тогда она будет свободна. Совершенно свободна. Но этот человек, сказали ей, может появиться у нее завтра, а может, и через несколько лет… В надежном месте хранился и конверт, который она должна будет ему передать. В другом, не менее надежном месте была спрятана и фотография этого человека с внешностью киноактера – брюнета с голубыми глазами. За то, что она ждала его в Москве вот уже больше года, время от времени подписывая не глядя какие-то бумаги, которые ей привозил ее работодатель, Гел и платили деньги, переводя их на ее счет в одном из московских коммерческих банков.
Ее хозяина, на которого она молилась, звали Михаилом Семеновичем.
8. Разгромленная квартира
Прохладный кабинет отрезвлял, отгонял все мысли о том, как она проведет сегодняшнюю ночь. После того как Дмитрий закончит свою работу в ресторане, они поедут к нему, заберутся в ванну вместе с бутылкой ледяного шампанского и будут радоваться жизни…
Раздался звонок. Это был Шубин. Бесцветным голосом предложил ей приехать на квартиру Уткиной, в которой он находился вот уже больше часа.