Росс Полдарк
Шрифт:
Блеснули очки в стальной оправе миссис Мартин, и обе стороны ее спокойного лица со сжатыми губами осветились, как разные фазы луны, когда она посмотрела сначала на одного капризного ребенка, потом на другого. У малышки Айнез-Мари можно было разглядеть только серую шаль и маленький судорожно сжимавшийся кулачок, словно подтверждавший ее хрупкое существование. Копна рыжих волос и покрытый веснушками нос беспокойно дремали на другом плече миссис Мартин.
На полу длинные голые ноги Мэтью Марка Мартина мерцали, как две серебристые
Это была самая лучшая неделя, поскольку папаша Заки работал в ночную смену и разрешил своим детям не спать до девяти часов. Привычка приучила Джима к этому установленному порядку, и он понял, что приближается время ухода. В его сознании всплыли все те слова, которые он еще не высказал Джинни. И только Джим отважился их произнести, как в дверь постучали. Верхняя створка распахнулась, явив взору высокую и мощную фигуру Марка Дэниэла.
Заки опустил газету, потер глаза и взглянул на треснутые песочные часы, убедившись, что не затянул свой отдых.
– Парень, ты сегодня рано. Заходи, располагайся как дома, если хочешь. Я провел слишком много времени на ногах, чтобы натягивать ботинки.
– Да и я тоже, - сказала Дэниэл.
– Хотел с тобой перекинуться парой словечек, просто по-соседски, так сказать.
Заки выбил трубку.
– Это запросто. Заходи и чувствуй себя как дома.
– Пару слов по секрету, - уточнил Марк.
– Прошу прощения, миссис Мартин. Пару слов на ухо по одному небольшому дельцу. Может, все-таки выползешь наружу?
Заки уставился на него, а миссис Мартин стала тихо насвистывать капризным карапузам. Заки отложил газету, пригладил волосы и вышел с Марком Дэниэлом на улицу.
Джим с благодарностью воспользовался передышкой, чтобы продолжить шептать: важные слова о том, где они должны встретиться завтра, если она закончит работу на шахте и по дому засветло, а он - работу на ферме... Джинни склонила голову, слушая. Джим заметил, что в какой бы тени они ни сидели, её гладкий бледный лоб и изгибы щек всегда притягивали немного света. И для глаз всегда находился свет.
– Пора вам, детки, всем баиньки, - сказала миссис Мартин, разжимая губы.
– А то будете как дохлые мухи, когда уже настанет пора вставать. Спать. Мэтью, Марк. И ты, Габи. И Томас. Джинни, дорогуша, жаль выпроваживать твоего паренька так рано, но ты же знаешь, как это бывает по утрам.
– Да, мама, - сказала, Джинни, улыбнувшись.
Заки вернулся. Все взглянули на него с любопытством, но тот сделал вид, что этого не замечает. Он вернулся в своё кресло и начал складывать газету.
– Я не знала, - сказала миссис Мартин, - что мешаю секретному разговор взрослых мужчин. Шепчутся как малыши. О чем вы там шушукались, Закари?
– О том, сколько пятен на луне, - ответил Заки.
– Марк говорит - девяносто восемь, а я твержу, что сто два, так что мы решили оставить это, пока не увидим проповедника.
– Я не потерплю здесь богохульства, - сказала миссис Мартин, но без осуждения. За двадцать лет она слишком убедилась в мудрости мужа, чтобы пойти на что-либо большее, чем символический протест по поводу его дурного поведения. Кроме того, она может выпытать это из него утром.
Осмелев в полутьме, Джим поцеловал запястье Джинни и встал.
– Я думаю, мне пора идти, мистер и миссис Заки, - сказал он, используя случившееся, чтобы попрощаться.
– Еще раз благодарю за гостеприимство. Спокойной ночи, Джинни, спокойной ночи, мистер и миссис Заки, спокойной ночи всем.
Он подошел к двери, но Заки его остановил.
– Погоди, парень. Думаю, мне надо прогуляться, впереди еще куча времени. Пройдусь с тобой немного.
Протесты миссис Мартин последовали за ним в темную хмарь. Затем Заки закрыл дверь, и их окутала ночь - промозглая и мягкая, с мелким моросящим дождиком, падающим, как паутинки, на лица и руки.
Они пошли, сначала спотыкаясь в темноте, но скоро привыкли, идя с уверенностью деревенских жителей по знакомой земле.
Джима компания озадачила, и он немного нервничал, потому что в голосе Заки прозвучало нечто мрачное. Как грамотный человек, в его глазах Заки всегда являлся важной фигурой, а когда Заки взял потрепанную "Шерборн Меркьюри", то значительность этого жеста еще раз поразила Джима, а вдобавок Заки был еще и отцом Джинни. Джим подумал: может, он что-то сделал не так?
Они дошли до вершины холма около выработок Уил-Грейс. Отсюда виднелись огни Нампары - два размытых белых пятна в темноте.
– Я вот что хочу тебе сказать. В Марасанвосе видели Рубена Клеммоу.
Марасанвос находился на расстоянии мили от коттеджей Меллина. Джим Картер ощутил неприятное напряжение на коже, как будто его растянули.
– Кто его видел?
– Младший Чарли Барагванат. Он не знал, кто это был, но, судя по описанию, сомневаться не приходится.
– Он с ним говорил?
– Рубен говорил с мальчишкой Чарли. Это было на тропинке между Марасанвосом и Уил-Притти. Чарли сказал, что тот отпустил длинную бороду, а за плечами - пара мешков.
Они начали медленно спускаться вниз по холму к Нампаре.
– Как раз только Джинни начала успокаиваться, - сердито проговорил Джим.
– Это снова её расстроит, если она узнает.
– Потому-то я ничего и не сказал при женщинах. Может, что-то и можно поделать, не посвящая их.
Несмотря на тревогу, Джим почувствовал новый приступ благодарности и дружбы к Заки за то, что тот посвятил его в тайну, что обращался с ним как с равным, а не как с никчемным недорослем. Это также молчаливо признавало его отношения с Джинни.