Росс Полдарк
Шрифт:
Росс настаивал, но Чоук не поддался.
– По правде говоря, я ничуть не сочувствую вашему делу, - сказал он наконец.
– Нет ничего хорошего в том, чтобы быть столь чувствительным к подобному народцу. Но я напишу записку с пояснениями относительно парня. Подписанную моей собственной рукой и запечатанную по всей форме. Это будет не хуже, чем если бы я сам явился туда и стоял за загородкой, как отъявленный преступник. На такое мы пойти не можем.
Росс неохотно согласился.
На следующий день на Уил-Лежер впервые нанес официальный визит мистер Тренеглос. Он выехал из Мингуза
Он посмотрел всё, что можно было увидеть. Шурфы пробили, но это была тяжелая работа - почти сразу же наткнулись на твердую породу. Временами приходилось пускать в ход стальные буры и подрывать порохом. Пласт шел с востока на запад и, похоже, был довольно широким, так, скорее всего, ближайшие недели грозили стать утомительными.
Что ж, заявил мистер Тренеглос, это выйдет подороже, но обстоятельства пока не разочаровывают. Богатые медные жилы часто находят в твердой породе.
– Природный сейф, - сказал он.
– Природа хранит свои сокровища под замком.
Они подошли к краю утеса и смотрели на хрупкую деревянную платформу на полпути внизу, где восемь мужчин, работая в двенадцатичасовые смены по четыре человека, начали пробивать в утесе штольню. С тех пор они уже давно скрылись из вида, с утеса можно было разглядеть лишь мальчишку двенадцати лет, который появлялся время от времени с тачкой, наполненной отходами этих четырех туннельных жучков, и опустошал ее на песок внизу. Здесь тоже, сказал Росс, наткнулись на твердую породу и пытались ее обойти.
Мистер Тренеглос хмыкнул и сказал, что надеется, что эти две старые бабы, Чоук и Пирс, не начнут на следующей встрече хныкать о расходах. Сколько времени понадобится, чтобы подвести эту штольню к шахте?
– Три месяца, - ответил Росс.
– Это займет все шесть, - пробурчал себе под нос мистер Тренеглос.
– Это займет все шесть, - заверил он Росса.
– Кстати, вы слышали новости?
– Какие новости?
– О моем сыне и Рут Тиг. Они обручились. Собираются пожениться, знаете ли.
Росс не знал. Миссис Тиг будет на вершине блаженства.
– Она неплохо устроилась, - произнес старик, словно отвечая на мысли Росса.
– Неплохо устроилась, заполучив Джона, даже несмотря на то, что он малость налегает на спиртное. Я бы предпочел девицу с приданым, помимо хорошего имени, поскольку мы сами не в слишком хорошем положении. Но всё же она смелая штучка и вполне подходит по всем другим статьям. Третьего дня я слышал о парне, который путается со своей посудомойкой. Не помню, кто это. Ей-богу, это правда, я не шучу. Всё зависит от того, как к этому подходить. Я прекрасно помню, как Джон завалил одну из наших горничных на сеновале еще до того, как ему исполнилось семнадцать.
– Надеюсь, они будут счастливы.
– А? О, да. Что ж, я рад, что он остепенился. Я не буду жить вечно, а в Мингузе уже восемьдесят лет не хозяйничал холостяк.
– Вы судья, - сказал Росс.
– Каково наказание за браконьерство?
– Что-что?
– мистер Тренеглос схватился за свою старую шляпу, чтобы ее не унесло ветром.
– За браконьерство? По всякому,
– Я не виделся с ним в этом месяце.
– Сомневаюсь, что он снова станет судьей. Полагаю, он не беспокоится на этот счет? Возможно, он слишком много внимания уделяет врачевателям. Я лично им не доверяю. От всего лечусь ревенем. Что же до докторов, timeo Danaos et dona ferentes [10] , вот мой девиз. Вот мой девиз, - добавил он себе под нос.
– Его следует принять и Чарльзу.
Суд состоялся тридцатого мая.
Весна выдалась холодной и капризной, с сильными ветрами и промозглыми дождями. Однако с середины месяца погода начала проясняться, и последняя неделя была спокойной и неожиданно теплой. Весна и середина лета уместились в одну неделю. За шесть дней палящего солнца вся сельская местность заросла и оделась в богатейшее зеленое убранство. Запоздалые весенние цветы появились за ночь, расцвели и угасли.
10
Бойтесь данайцев, дары приносящих (лат.).
День суда оказался очень теплым, Росс ехал в Труро, слушая всю дорогу пение птиц. Зал суда и в лучшие времена был мрачным и ветхим. Сегодня потоки солнечного света проникали через грязные окна, падали на корявые старые скамейки и являли взору большие клочья паутины по углам и свисавшие со стропил. Они осветили изможденного секретаря, корпевшего над своими бумагами, с поблескивающими на кончике носа каплями, и упали на кучкующихся лохматых зрителей, которые перешептывались и покашливали позади него.
Судей было пятеро, и Росс обрадовался, что двое из них оказались ему знакомы. Один - председатель, мистер Николас Уорлегган, отец Джорджа. Другой - преподобный доктор Эдмунд Холс, которого Росс последний раз встречал в дилижансе. Третьего он знал в лицо: толстый пожилой мужчина по имени Хик, один из мелких дворян городка, напивающийся до бесчувствия. Почти всё утро доктор Холс держал платок из превосходного батиста перед своим тонким острым носом. Без сомнения, он был смочен настойкой из розмарина и бергамота, не такая уж неразумная предосторожность, когда в округе распространялась лихорадка.
Достаточно быстро в тяжелой душной атмосфере прошли два или три судебных процесса, а затем к трибуне подвели Джеймса Картера. Стоя рядом с местом для адвокатов, Джинни Картер, которая прошла вместе с отцом девять миль пешком, попыталась улыбнуться, когда муж взглянул на нее. За то время, что он провел под стражей, с его кожи сошел загар, а вокруг глаз залегли темные круги.
Когда слушание началось, пристав посмотрел на большие часы на стене, и Росс понял, что он решал, закончится ли этот процесс до обеденного перерыва.