Россия без Петра: 1725-1740
Шрифт:
И Меншиков развил бешеную активность, сделал все возможное, чтобы изменить ситуацию, использовав всю свою огромную власть и влияние в армии для возведения Екатерины на престол и — соответственно — для утверждения своего положения. Еще накануне смерти императора он предпринял некоторые упреждающие меры: государственная казна была отправлена в Петропавловскую крепость под охрану ее надежного коменданта, гвардия была готова по первому сигналу светлейшего выйти из казарм и окружить дворец. В расходной книге Санкт-Петербургского комиссарства Соляного правления за 1725 год сохранилась весьма примечательная запись о том, что 27 января, то есть еще при жизни Петра, по указу Екатерины Сенат отдал распоряжение Камер-коллегии выдать
Естественными союзниками Екатерины и Меншикова были те, кто благодаря своей судьбе оказались в сходном с ними положении. Вчерашний подьячий, зять приказного дьяка, Алексей Васильевич Макаров приобрел в государственном аппарате огромную власть. Он стал подлинным «серым кардиналом» в высшей системе управления. Без одобрения руководителя Кабинета Его императорского величества на стол Петра не ложилась ни одна сколько-нибудь важная бумага или челобитная. Эту власть Макаров мог сохранить только в том случае, когда бы Престол остался за Екатериной. Знавший досконально всю систему управления, он был необходим будущей императрице, беспомощной в государственных делах.
Надежными сторонниками Екатерины и Меншикова оказались многие сановники Петра Великого. Особенно выделялся среди них граф П. А. Толстой — опытнейший царедворец, умелый нажиматель тайных педалей системы власти. Толстого, начальника Тайной канцелярии, который вел дело царевича Алексея, в случае прихода к власти его сына ждала самая скверная судьба: фигура Петра Андреевича была слишком одиозна. Датский посланник Г. Г. Вестфален вообще считал именно Толстого главным действующим лицом заговора в пользу Екатерины.
Было что терять и двум иерархам церкви — архиепископам Феодосию и Феофану, превратившим православную русскую церковь в послушное орудие петровского государства. Множество врагов и недоброжелателей ждало момента, когда можно будет рассчитаться с низвергателями патриаршества, создателями Синода, Духовного регламента, других актов, резко изменивших судьбу церкви.
Активную роль при возведении Екатерины на престол сыграли и Карл Фридрих, герцог Голштинский, и его министр Бассевич, без совета которого молодой жених старшей дочери Петра, цесаревны Анны Петровны, не делал ни шага. Интересы голштинцев были до предела просты: приход Петра II к власти развеял бы надежды герцога стать зятем российской императрицы, мирволившей ему, и с ее помощью осуществить свои внешнеполитические планы.
Не совсем ясна позиция генерал-прокурора Сената П. И. Ягужинского, который в целом был на стороне Екатерины, но много лет враждовал с Меншиковым. В критический момент, как уже было сказано, он через Бассевича предупредил Меншикова о готовящемся заговоре «бояр», но сам, как и его тесть канцлер Г. И. Головкин, до кончины Петра открыто на стороне Екатерины не выступил. Как и многие другие, оба они осторожничали, выжидали исхода борьбы за власть, чтобы примкнуть к победителям. Не
Но Меншиков ждать и медлить не мог. Еще не закончилась агония Петра, а светлейший уже собрал в апартаментах царицы секретное совещание ее сторонников. На нем кроме кабинет-секретаря Макарова и Бассевича — нашего информатора — присутствовали старшие офицеры обоих гвардейских полков, в том числе майоры А. Ушаков и Г. Юсупов, и командир Семеновского полка И. И. Бутурлин (шефом преображенцев был сам Меншиков). Все они пришли во дворец проститься с умирающим. Участвовал в совещании и глава Синода архиепископ Новгородский Феодосий. Другой церковный вождь Феофан Прокопович оставался в конторке Петра, но, как показали дальнейшие события, душой был с товарищами, сидевшими в екатерининской половине дворца.
Как только все собрались, к ним вышла Екатерина, на время покинув умирающего царя. Ее речь была весьма лапидарна и решительна. Она сказала, что имеет право на престол потому, что была коронована императором в 1724 году, что, если к власти придет ребенок, страну могут ожидать серьезные испытания и несчастья, и — это чрезвычайно важно — она обещала, что «не только, не подумает лишить великого князя короны, но сохранит ее для него как священный залог, который и возвратит ему, когда небу угодно будет соединить ее, государыню, с обожаемым супругом, ныне отходящим в вечность» 11.
Близко к версии Бассевича передает содержание речи Екатерины и голландский дипломат В. де Вильде, а весьма осведомленный французский посланник Кампредон вообще рассказывает в своем донесении об этом совещании как о встрече Екатерины с гвардейцами, которым она напомнила, «как много делала всегда для них, как заботилась о них в походах, и выразила надежду, что они не покинут ее в несчастье». В ответ они поклялись ей в верности и в свойственной тогдашним джентльменам манере заверили, что «скорее дадут себя изрубить в куски у ног Е.и.в., чем позволят возвести на престол кого-либо иного» 12.
Бассевич, тоже говоря о клятве, упоминает весьма выразительную деталь: «Обещания повышений и наград не были забыты и для желающих воспользоваться ими тотчас же были приготовлены векселя, драгоценные вещи и деньги», которыми первым тотчас и воспользовался архиепископ Феодосий. После этого он опять-таки первым подал пример — как истинный верноподданный поклялся в верности Екатерине. За ним клятвенное обещание произнесли и все другие участники заговора.
Тут же обсудили и программу действий. Наиболее радикальные, жесткие предложения об аресте противников были отвергнуты как могущие привести к обострению обстановки в столице. Было согласно решено, что каждый участник совещания займется вербовкой тех, «которые были ему наиболее преданы или находились в его зависимости». После того как все разошлись, в комнате остались Екатерина, Меншиков, Макаров и Бассевич, которые «с час совещались о том, что осталось еще сделать, чтобы уничтожить все замыслы против Е.в.» 13.
И вот в 5 часов 15 минут утра 29 января 1725 года продолжительная агония закончилась — Петр был мертв. Ранее этого момента ни одна из сторон открыто действовать не решалась. Бассевич не без оснований писал; «Ждали только минуты, когда монарх испустит дух, чтобы приступить к делу. До тех пор, пока оставался в нем еще признак жизни, никто не осмеливался начать что-либо: так сильны были уважение и страх, внушенные героем» 14. Очень точные слова — магия власти повелителя России, правившего страной более тридцати лет, была необычайно сильна до последней его минуты.