Россия и Дон. История донского казачества 1549—1917.
Шрифт:
Если вспомнить, что Донская колония получала хлеб и порох единственно из Московского государства, если присоединить к этому жестокие репрессии против казачества со стороны Годунова, то, не касаясь уже социальных причин, легко объяснить политически, почему казачество взяло сторону Лжедимитрия против Годунова и приняло затем такое энергичное участие в так называемой Смуте. Войско хорошо запомнило угрозу Бориса «поставить город на Раздорех» и в течение всего своего существования все усилия прилагало к тому, чтобы на войсковой территории не было ни крепостей царских, ни войска царского, ни воевод.
Итак, к началу XVII в. определилось достаточно ясно, что Донская колония была чем-то отдельным от Руси и что она стояла на пути государства Российского к южным морям. Борис, предшественник Петра I и Екатерины II, первый решил, что у самодержавно-крепостнической метрополии не может быть вольных республиканских колоний. Смерть унесла его раньше, нежели блокада, объявленная им Дону, принесла результаты. Смута же, возникшая
Глава 8
Дон и Смута
Роль, сыгранная казачеством, в частности донским, в эпоху Смуты была очень велика. Можно было бы путем исторического анализа выяснить разницу между действиями казачества вообще, «воровского» казачества, в особенности, и Войска Донского, как отдельного государственного организма, в частности. Во всяком случае, нельзя согласиться с некоторыми историками, которые видят в казачестве исключительно анархический протест закабаляемой народной массы против московского общества и государства. «Казачество на Дону, – пишет С.Ф. Платонов, – служило выражением недовольства гонимых и угнетенных тяглых людей – государством. Оно (донское казачество) себя ставило в стороне от государства, бывало всегда почти ему враждебно». Мы видели уже, что донское вольное казачество было враждебно лишь Московскому государству. На Дону же оно создало иную государственную организацию, довольно примитивную, но основанную на равенстве и свободе.
Точно так же и в эпоху Смуты донское казачество сыграло роль, которую нельзя назвать ни противогосударственной, ни антинациональной [91] . Колония вышла из Смуты организовавшейся более прочно, окрепнувшей и вступила в более определенную связь с метрополией. Что касается казачества вообще, то в эпоху Смуты все холопы и крестьяне, взявшиеся за оружие, чтобы искать свободы, немедленно принимали на себя звание казака. Все служилое казачество «Польской» Украины приняло участие в движении. Наконец, «черкасские казаки», приходившие на Русь то с «литовскими людьми», то служившие самозванцам, а то и самостоятельно гулявшие по всей Руси, думали об одной лишь наживе. «Воровским» казачеством крестьянская Русь выразила протест против порядков Московского государства.
91
Ср.: рассуждения: Локоть Т.В. Смутное время и революция. Берлин, 1923. Выдающуюся роль казачества в ликвидации Смуты признают и Платонов, и Пресняков. Ср.: Платонов С.Ф. Вопрос об избрании Михаила Феодоровича в рус. ист. литературе // Журнал Министерства народного просвещения, 1913. II; Его же: Моск. правительство при первых Романовых // Журнал Министерства народного просвещения. 1906. XII; Пресняков А.Е. Три столетия. М., 1912.
Донская же колония отразила не разрушительные, а созидательные стремления русского народа, желание его возродить и укрепить народоправство. Вместе с тем, отвергнув попытку царя Бориса превратить их республику в служилую общину, донские казаки всегда помнили, знали и выражали во всех актах, что царь является национальным вождем всего русского народа. Поэтому донское казачество всегда, кроме редчайших исключений, свое политическое недовольство и протест направляло не против царя лично, но против «лихих бояр», объединяя в этих словах ненависть к московскому политическому и общественному устройству. Поэтому, от начала и до конца Донской республики, верховная национальная гегемония царя является непререкаемой для граждан этой колонии и других казачьих демократий. Из этого-то чувства по отношению к царю, наряду с энергичной защитою казаками их республиканского устройства, и вытекает всегдашнее желание казачества видеть во главе Руси царя народного, казачьего и крестьянского. Отсюда и идет казачья традиция, особенно со времени Лжедмитрия, поддерживать и даже создавать сознательно самозванцев, собственных кандидатов в «казачьи» цари. Начиная от «цариков» Смутного времени, «ублюдка, Маринкиного отродья», которого возил при себе донской атаман Заруцкий, до «царевича Алексея Алексеевича» при Стеньке Разине, до царевича «Петра Петровича» (1732), до самого «амперадора» Емельяна Ивановича (1773) тянется эта история с исканиями такого справедливого, народного царя.
Донская колония, защищая свой суверенитет от Бориса, увидела в нем не столько последовательного защитника интересов метрополии, сколько плохого царя: татарского племени, не царского рода, а главное, врага казачьей республики. Отсюда понятен восторг Дона при первой же вести о Лжедмитрии. Как раз в 16001601 гг., когда Борис объявил блокаду непокорной республики, в Киеве появился самозванец. Он правильно сообразил, что Дон мог бы поддержать его, и одним из первых дел его была посылка на Дон какого-то чернеца, чуть ли не подлинного Гришки Отрепьева. Круг отправил 8000 человек к польским границам, и в Краков к самозванцу явились два депутата, атаманы Корела и Нежакож, признавшие его за подлинного Дмитрия [92] . Кроме того, как писал впоследствии Шуйский, самозванец «многия свои грамоты прелестные к украинным людям писал, называючи себя царевичем Дмитрием Углетцким и на Дон, к вором, к Донским атаманом и казаком, знамя свое воровское с Литвы с Литвином с Часным Свирским посылал» [93] .
92
Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства. СПб., 1868. Т. I. С. 83, 108. «Рустии з Дону казачее приидоша к нему в Литву». Русская историческая библиотека. Т. XIII. С. 25–26 и 156.
93
Собр. гос. грамот и договоров. Т. II. С. 323. Письмо (дек. 1606 г.).
Узнав, что Дон готов поддержать Дмитрия, Годунов не нашел ничего умнее, как послать на Дон Петра Хрущева, того самого, который в 1592 г. должен был стать начальником всего Войска Донского по назначению. Не слушая его уговоров, Войско заковало Хрущева в кандалы и выдало его Дмитрию (сентябрь 1604 г.). Станица, привезшая Хрущева, заявила, по словам польского источника, «как и прежде сего, что Войско находится в готовности и подданстве Царевичу, яко природному государю своему» [94] .
94
Там же. С. 173. Допросы. 3 сент. 1604 г.; Акты исторические. Т. II. С. 281.
Самозванец постоянно подчеркивал свой демократизм. В Туле (май – июнь 1605 г.), принимая главнейших представителей боярства, признавшего наконец его царем, он демонстративно «преже московских бояр» принял донских атаманов и казаков со Смогою Чертенским во главе, и казаки потешились тут над высокомерным и гордым боярством, тут же при царе «лаяли и позорили» их, а потом и Дмитрий «наказываше и лаяше» бояр «якоже прямый царский сын», указывая, что они признали его позже казаков и простого народа [95] .
95
Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства. Т. I. С. 209; Платонов С.Ф. Очерки. С. 271.
Сцена в Туле показала боярам, чего им ждать от Самозванца. Впоследствии сам Сигизмунд, помогавший Самозванцу сесть на престол, попрекал его память, говоря, что он «боярские дворы и животы, и поместья, и вотчины роздал худым людям, каков сам, и казаком донским и запорожским» [96] . Не лучше было боярам и от тех донцов, которые поместий не искали. Атаман Корела расхаживал по Москве и «чудил», говоря, что он презирает блага мира сего. «Тогда, – говорит современник, – от злых врагов казаков и холопей все умные только плакали, не смея слова сказать; только назови кто царя разстригою, тот и пропал» [97] .
96
Акты исторические. Т. II. С. 350.
97
Палицын А. Сказание об осаде… 1822. С. 27. См. также: Русская историческая библиотека. Т. XIII. СПб., 1891.
Мы не знаем, дошло ли до Главного Войска знамя Самозванца, но оно не присягнуло ему, как не присягало, впрочем, ни Иоанну, ни Феодору, ни Борису. Равным образом не присягнул Дон и Василию Шуйскому, хотя тот и посылал на Дон – приводить донских казаков к присяге – Василия Толстого [98] . Шуйский не питал нежных чувств к казакам и не снискал их симпатии. При нем часть донцов приняла участие в движении Болотникова, который заявлял себя верным слугою Дмитрия, но боролся в сущности во имя мести не только боярам, но и торговому классу. Как только кн. Шаховской поднял в Путивле и на Северской Украйне восстание против Шуйского, во имя якобы уцелевшего Дмитрия, донцы снова двинулись на север на защиту «своего» царя. В это время на Дон явились терские казаки, которые шли на Русь с изобретенным ими «царевичем Петром», якобы сыном царя Феодора. Донцы охотно помогли «Петру» взять и разорить дотла г. Царев-Борисов, им ненавистный [99] .
98
Донские дела. Т. I. С. 23.
99
Кн. Катырев-Ростовский писал об этом: «к Петру прилепишася несмысленнии человецы казацкого того сонма», и c Дону «Петр» пошел «со множеством казацкого собрания». Памятники древ. письменности, относящиеся к Смутному времени. СПб., 1891. С. 662–663.