Россия и мусульманский мир № 12 / 2015
Шрифт:
Современный мир является глобальным в экономическом, информационном, экологическом аспектах, но все еще остается фрагментарным в политическом и социокультурном отношении. Почти две сотни суверенных государств взаимодействуют друг с другом, имея определенные противоречия интересов и целей, вступая в конфликты или, наоборот, формируя коалиции и союзы. Весь спектр этих противоречивых взаимоотношений, от яростного противодействия друг другу до конвергенции, служит одной из причин глобализационных политических процессов.
В настоящее время все более актуальными и востребованными являются анализ и прогноз тенденций развития глобализационных политических процессов. Наиболее очевидными и значимыми тенденциями являются следующие [Чумаков 2013: 32].
В формирующемся глобальном мире фиксируют некие «глобальные состояния тех или иных явлений и процессов», пишет А.Н. Чумаков [там же].
Мы считаем, что «глобальные состояния» – это качественно новые состояния мировой политической системы, которая постепенно эволюционирует в глобальную политическую систему. Таким образом, эти новые «глобальные состояния» означают трансформацию системы международные отношений, изменение характера и содержания мировых связей и отношений, изменение геополитического статуса отдельных государств и глобальных акторов и т.д. Глобализация ведет к структурным изменениям в мировой политической системе и перестройке всей системы международных отношений.
Одним из примеров «глобальных состояний» мировой политической системы является взаимодействие глобализацион-ных политических процессов разного уровня: глобального и регионального, глобального и локального, регионального и локального, – которые происходят прежде всего в экономической сфере, информационной, экологической и в последнюю очередь – в политической.
Через их взаимодействие и взаимосвязь мир постепенно становится глобально-целостным.
Глобальный мир XXI в. будет структурироваться по иным основаниям и принципам, начнет выстраиваться иная его иерархия, иные основания определят геополитический статус глобальных акторов.
Иерархия глобального мира представлена следующими структурными элементами: центры силы, претенденты на статус центра силы, экономические, политические, военные и цивилизационные полюса, глобальная держава, региональная держава. Данная иерархия структурных элементов, точнее борьба за место в ней, будет определять протекание глобальных политических процессов в мире и будущий сценарий его развития [Ильин, Леонова 2013].
Можно констатировать, что глобальный мир формируется не как сообщество равноправных наций, но как система подчинения, как жесткая иерархия государств и региональных политических систем.
С появлением новых экономических, военных и политических полюсов постепенно возникнет новая конфигурация глобального мира, которая в свою очередь будет характеризоваться «подвижностью структур мировой системы» и «изменчивостью правил» своего функционирования [Гринин 2013: 73].
Структуры глобального мира будут подвижными, а правила функционирования и принципы жизнедеятельности – изменчивыми. Основное значение будут иметь не правила, не международное право, а экономические и геополитические интересы глобальных акторов. Увеличение размаха глобализационных процессов, которые будут охватывать все большие и периферийные в глобализационном отношении территории, увеличение числа глобальных акторов (в число которых войдут крупные ТНК, НПО, террористические организации, криминальные синдикаты и т.п.) усилит данную тенденцию.
Следствием формирования новой структуры глобального мира станет изменение его геополитического ландшафта.
Одной из важных тенденций XXI в., как прогнозирует В.И. Сегуру-Зайцев, станет «континентальная, а затем и трансконтинентальная кристаллизация и консолидация мирового геополитического пространства», в котором сценарий движения к будущему будет происходить не в форме «столкновения цивилизаций», а в контексте естественной в рыночной среде «конкуренции цивилизаций». В.И. Сегуру-Зайцев считает, что «это будет иметь следствием переход от нынешнего волатильно-однополярного мира, – с одной главной валютой USD и одним международным языком: “глобальным” английским, – к суперкрупным взаимно конкурирующим пяти блокам: демократическая христианская Северная конфедерация на базе ЕС, России и США, Восточно-азиатско-китайский блок, арабо-мусульманский мир, Южно-азиатский индийский союз и Латинская Америка. Соответственно с не меньшим количеством валют и языков», – уточняет автор. Мы не будем комментировать прогнозируемый состав участников гипотетической «Северной конфедерации», памятуя о «подвижности структур мировой системы» глобального мира [Сегуру-Зайцев 2011: 186–187].
Наличие ядерного оружия может нивелировать различия в политическом весе между данными странами и блоками, или же, если таковое оружие у некоторых из них отсутствует, углубить иерархическую дистанцию между ними.
Исходя из данного прогноза мы можем с большой долей уверенности предполагать, что США и в XXI в. останутся центром силы глобального мира.
В последнее время много писали о заметном ослаблении гегемонии США, однако данные прогнозы оказались явно преждевременными. Прав был Л.Е. Гринин, который считает, что «обычной смены лидера в мире не будет, на место США не придет столь же абсолютный фаворит» (курсив наш. – Авт.). Он считает, что «хотя США ослабят свои позиции, в новом мире никто не сможет стать абсолютным лидером». Пророческими выглядят его слова о том, что «сегодня Соединенные Штаты сосредотачивают в себе сразу политическое, военное, финансовое, валютное, экономическое, технологическое, идеологическое и даже культурное лидерство. Между тем в мире нет – и в обозримом будущем не предвидится появления – ни одной страны и даже группы государств, которые смогли бы соединить в себе несколько аспектов лидерства. Кроме того, ни Китай, ни Индия, ни кто-либо еще не сможет взвалить на себя столь тяжелое бремя ни по экономическим возможностям, ни по политическим рискам, <…> ни по причине отсутствия опыта и нужных союзов, а также идеологической слабости» [Гринин 2013: 65, 73].
Н.С. Розов также полагает, что «США, несмотря на все свои долги и многообразные трудности, обладают непревзойденным научным, образовательным, технологическим, военно-политическим потенциалом и поэтому еще долго будут сохранять глобальное лидерство» [Розов 2010: 90].
Примечательной чертой формирующегося нового геополитического ландшафта, станет, по мнению исследователей Н.В. Осокиной и А.С. Суворова, «десуверенизация Европы».
«Происходит экономическая десуверенизация в Европе в результате реализации проекта европейской интеграции. Этот проект, задуманный как инструмент конкуренции Западной Европы с США и Японией, превратился в проект, управляемый Штатами в нужном им направлении». В результате «главные страны Западной Европы все больше превращаются в их вассалов» [Осокина, Суворов 2011: 184].
Но этим дело не ограничивается. События последнего времени, в том числе события на Украине, показывают, что происходит и процесс политической десуверенизации Европы. Учитывая же роль США в НАТО и их право решающего голоса в Североатлантическом альянсе, можно говорить и о процессе военно-стратегической десуверенизации Европейского союза.
Можно с уверенностью прогнозировать, что такая судьба ждет и другие зоны американского влияния в мире.
В глобальном мире намечается «поляризация двух модернизационных и геополитических стратегий» (термин А.С. Панарина). Он в свое время отмечал в Дальневосточном регионе альтернативность двух моделей: японской и китайской, атлантической и некоей «альтернативной».
Постепенно пространство Евразии раскалывается на достаточно пеструю по составу азиатско-тихоокеанскую систему, развивающуюся на основе стратегии атлантической западной модернизации (где лидерами являются США и Япония), и новую континентальную, находящуюся в поиске альтернативы (где лидирует Китай, но и вакансия для России пока открыта).