Россия и мусульманский мир № 5 / 2015
Шрифт:
Однако с рождением информационного общества ситуация начинает меняться. Возникает информационный универсум, в котором пребывает и живет человек, взаимодействуя с мыслительными конструкциями как с объективной реальностью. Философ, не признающий эту реальность, не понимает мотивы и характер поведения «компьютерного человека». В Сети слово и значение создают информационный объект, который предстает как реальность, в которой начинает возникать и образ «компьютерного человека», «отделившийся» от реального индивида и представляющий его в информационном универсуме 16 .
16
См.: Л.В. Скворцов. Информационная культура и цельное знание. – М.: МБА, 2011. – С. 16–17; Л.В. Скворцов. Метафизика слова в контексте планетарного языка // Человек: Образ и сущность. Гуманитарные аспекты. Ежегодник. – М.: ИНИОН, 2013. – С. 53–64.
В этом универсуме субстанция – это компьютерный
17
Daniel C. Dennett. «True Believers: The Intentional Strategy and Why it works», 1997 // Цит. по: International Journal of Philosophical studies. Vol. 21. Number 3. July 2013. – P. 330.
Развивая концепцию интенциональности, Брентано проводил различение внешней и внутренней перцепции. Он считал внутреннюю перцепцию действительным признаком ментальности. Именно к домену внутренней перцепции он относил критерии интенциональной истины.
Проблема истины сознания связана с признанием первенства объектов сознания. Это первенство в тех или иных формах признается репрезентационной философией. Брентано следовал этой философской традиции. Вместе с тем Брентано признавал роль внешней перцепции в нахождении адекватных ориентации в реальном мире.
Гуссерль же считал, что строгая наука может возникнуть лишь в том случае, если внешний мир будет «вынесен за скобки».
Гуссерль подверг критическому анализу позиции Брентано, его признание связи сознания с объектом через посредство ощущений.
Для Гуссерля ощущения не являются репрезентацией объекта; они лишь материал для интенционалъных актов. Объекты, согласно Гуссерлю, воспринимаются сознанием, но они не ощущаются в опыте. Если для Брентано понятие «презентация» определяет класс психических явлений, которые коренятся во всех других актах, то Гуссерль создает иную конструкцию объективирующей интенции, которая не зависит от реальных психических эпизодов и их каузальных структур. Интенциональное отношение – это не психофизическое отношение, не отношение между сознанием и вещью. Это отношение, имеющее внутренний посыл как реалитет. Гуссерль приводил в качестве примера иллюстрации с видением ящика. Ящик всегда воспринимается сознанием как один и тот же. Между тем восприятие его посредством ощущений меняется постоянно. Значит, находящийся в сознании объект и содержание ощущений – это не одно и то же. Хотя объекты и воспринимаемы, но они не ощутимы в опыте. Мы видим ящик, но не видим наши ощущения. Истинность интенционального видения объекта отличается от адекватности ощущений. Чистая достоверность интенционального видения, считал Гуссерль, предполагает чисто феноменологическое отношение, которое будет запрещать трансцендентные утверждения 18 . Условия истинности конкретных суждений и теоретических построений изменяются. Условие истинности заложено в направленности интенций чистого эго. Направленность же определяется структурой внутреннего мира эго, который заключает в себе интеллектуальную сублимацию истории эго, его настоящего и видение горизонтов будущего. Это и есть то внутреннее построение, которое составляет истину бытия. Таким образом, мы находим объяснение принудительной силы мировоззрения.
18
International Journal of Philosophical studies, Abingdon. Vol. 21, Number 3. July 2013. – P. 336.
Истина бытия относится к интенциональной реальности, отвлеченной от реальности эмпирического мира. Реальный эмпирический мир с его текучестью и неопределенностью заключается с помощью методологии эпохэ' «в скобки». Содержание интенциональной реальности раскрывается с помощью концепции ноэмы. Ноэма – это смысл заключенный имманентно в конкретном переживании, являющийся в перцепции таким образом, что ноэма выступает как конкретное единство являющегося смысла акта. Это единство смысла акта и есть интенциональный объект. Концепция ноэмы, дополненная концепцией внутренних и внешних горизонтов, в которых располагается интенциональный объект, позволяет избежать платонического взгляда на реальный объект как эмпирическое проявление объекта идеального. Реальность интенционального объекта может быть проиллюстрирована на простом примере. Цветущая яблоня принадлежит Природе. Дерево может сгореть, может превратиться в набор химических элементов. Но смысл перцепции яблони, принадлежащий ее сущности, сгореть не может: он не содержит химических элементов и материальных качеств. Это – ноэма. Она не существует помимо акта. Дермот Морен, давая обобщающую характеристику позиции Гуссерля, отмечал: «В Идеях I (1913) Гуссерль предлагает новое толкование интенциональности в терминах ноэзис и ноэма, как движение, усилившее исследование интенциональности. Каждый акт, вне зависимости от его особенностей, имеет ноэтический аспект, понятый как “направление рассмотрения чистым эго” и как акт, заключающий в себе “чувственные вложения”, хотя ноэтический акт содержит в себе более чем это чувственное – вложение» 19 . «Чувственные вложения» эго могут трактоваться как ценностные отношения любви и ненависти, обусловливающие социальное восприятие истины и не-истины. Универсализация этих отношений заменяет собой традиционные представления о философских универсалиях как исходных началах постижения истины бытия. Истина бытия теперь считается обусловленной движением в направлении ноэматического контента или ноэмы. Ноэматическая корреляция и полагается условием достижения истины.
19
International Journal of Philosophical studies, Abingdon. Vol. 21, Number 3. July 2013. – P. 336–337.
Закономерно возникает вопрос об исторических корнях философских представлений Гуссерля.
Упреки Гуссерля в сознательном игнорировании окружающей человека реальности и попытки увидеть в гуссерлианских представлениях влияние платонизма не являются адекватными. Можно утверждать, что концепция Гуссерля является расшифровкой и конкретизацией кантианской доктрины трансцендентального единства апперцепции. Критерий истины здесь относится не к соответствию представления объективной реальности, а к внутренней корреляции контента представлений. Возникает также вопрос о практическом смысле абстрактных рассуждений Гуссерля. Можно определенно утверждать, что эти рассуждения формировали легитимную гносеологическую основу управления информацией и более того – ведение информационных войн. В XX в. они стали реальностью политики целого ряда государств. В XXI в. они набирают новую силу.
Вместе с тем во всё более острой форме возникает гносеологический вопрос: возможно ли достижение истины знания и истины цивилизационного пути лишь с помощью ноэматической корреляции, которая в качестве истины представляет выражение ценностных интересов субъекта?
Доктрина интенциональности в обеих ее вариациях – Брентано и Гуссерля – допускает фундаментальную концептуальную ошибку: она осуществляет метаморфозу человека, превращая его из модуса в субстанцию. При этом имеется в виду человек как индивид.
Эта философия служила невольным оправданием субъективизма в международной политике, проявлявшегося наглядно в преступных деяниях германского нацизма, итальянского фашизма и японского милитаризма.
Субъективизм в политике изменил всю цивилизационную ситуацию в мире.
В итоге возникает глобальная мозаичная структура ноэматических смыслов, противостоящих друг другу. Происходит эрозия общего смысла цивилизационного бытия человечества, определяющего гармонию и его восходящее развитие. Следствием этого процесса стало возникновение двух мировых войн, одна за другой. Философы интерпретировали этот процесс как разрушение разума. Воссоздание общего смысла глобальной цивилизации философы могли трактовать как возрождение Разума, воссоздание общего признания истинности нравственных универсалий, тогда как универсализация частных геополитических интересов могла трактоваться как утверждение ноэмы рассудочных истин.
Доминирование рассудочных истин в глобальном самосознании могло означать, что человечество потенциально оказывается беременным Третьей мировой войной. Философия, осмысливая процесс эрозии универсальной цивилизационной истины, оказывается перед необходимостью переоценки собственного исторического пути. Среди философов XX в. эту проблему наиболее отчетливо осознал Мартин Хайдеггер. Он попытался найти на нее ответ, переосмыслив весь исторический путь западной философии и вернувшись к ее исходному началу – к досократикам.
Хайдеггер обращается к 50-му фрагменту речений Гераклита, собранных и пронумерованных филологом Германом Дильсом и изданных в 1901 г.
Этот фрагмент гласит: «Если вы слушали только меня, но выслушивали Логос (будучи ему послушными), тогда есть знание (которое в том состоит, чтобы) вторя Логосу, сказать: одно есть все» 20 .
Одно доступно философскому восприятию, и поскольку оно есть всё, то это значит, что одно – это символ универсума. Универсум – это та реальность, которая является основанием философской истины. Одно в данном контексте затрагивает сущность бытия, не как его отдельную область или сферу, природу или искусство, а само бытие как смысл, соединяющий в одно различное и даже противоположное. Их взаимное приспособление образует целое, которое может играть роль кода универсума.
20
Цит. по: Мартин Хайдеггер. Гераклит. – СПб.: «Владимир Даль», 2011. – С. 318.