Россия и русские в современном мире
Шрифт:
Обратимся к региональным эскизам в сегодняшних геополитических реальностях. Соперничество за лидерство в славянском мире, неприязнь к православному славянству – все это было задолго до всяких разделов Польши и наполняло в равной мере умы магнатов и шляхты XVI века, либералов XIX века, было ядром «антикоммунизма» Ю.Пилсудского и лидеров польской «Солидарности». Какими бы ни были исторические реминисценции, очевидно, что Польша примеряет на себя роль организатора региона и лидера его «демократизации», которая сменила культуртрегерский импульс католичества. Амбициозный проект имеет геополитические очертания, весьма напоминающие Балто-Черноморскую унию, которая весьма вписывается в геополитический проект Вашингтона. Вопрос только в том, насколько может Польша рассчитывать на США, предлагая нести за него
К сожалению, приходится напомнить, что Запад всегда Польшу предавал, причем это делали и «марксиды», и монархи, и лидеры демократий.
Казалось бы Ф.Энгельс, оставивший неприличные для классика интернационализма уничижительные суждения о славянах, делал исключение для поляков. Но мысль о возвращении германизированных славянских земель – той же Силезии, что Польше вернула Русская армия в 1945-м, – была Ф.Энгельсу невыносима. Поляков он поддерживал единственно ради того, чтобы польское восстание ввергло в революцию Россию: «Неужели уступить целые области народу, который до сих пор не дал ни одного доказательства своей способности выйти из состояния феодализма»? Да и на Восток поляков он подталкивал, чтобы решить западные польские границы в пользу Германии. Не Розенберг, а Энгельс дает впечатляющие рекомендации: «Взять у поляков на западе все, что возможно, занять их крепости немцами, пожирать их продукты, а в случае, если бы удалось вовлечь в движение русских, соединиться с ними и вынудить поляков на уступки».
Похоже, ни А.Мицкевичу, благоговевшему перед Наполеоном и Францией, ни сегодняшним польским политикам неизвестна подлинная цена польского вопроса для Запада. Наполеон Бонапарт не любил Польши, он любил поляков, проливавших за него кровь (Герцен) и считал Польшу разменной картой против России, о чем свидетельствуют его предложения Александру по Тильзитскому миру.
Что же ХХ век – век англосаксов, которые осуществили все, что не удалось немцам за два Дранг нах Остен? Антанта заверяла, что ей нужна «сильная» Польша, в годы Второй мировой войны то же обещали США и Британия, сегодня США всячески демонстрируют предпочтение «новой Европе» – прежде всего «атлантической» Польше. Но вся история за более чем два века от Наполеона до наших дней, говорит о том, что ставка эта возникает лишь в моменты слабости России и немедленно сбрасывается как ненужная карта в моменты восстановления российской мощи.
Беседа Черчилля со Сталиным в октябре 1944 года показывает, как мало поляки и Польша стоят в глазах англосаксов, а столп демократии предстает не менее циничным, чем демон революции, от которого никто и не ждет скрупул. Черчилль докладывает Сталину, что «он упорно работал с поляками все утро. Поляки были весьма недовольны, но, как он, Черчилль, думает, он продолжит нажимать и они не особенно далеки от того, чтобы принять». Черчилль добивался от поляков согласия на все те условия их послевоенного статуса и границ, что были решены без них. Черчилль без смущения сдавал Польшу и только хотел скрыть это от общественности: «Если сведения об этом проникнут в прессу, то поляки могут поднять большой шум, и это принесет большой вред Президенту на выборах». «Поэтому он, Черчилль, думает, что лучше было бы держать все это дело в строгом секрете». Беседа закончилась заверением Черчилля в том, что «британское правительство полностью сочувствует желанию Маршала Сталина обеспечить существование дружественной Советскому Союзу Польши». Грустно, но поучительно.
Конечно, Запад умеет играть в бирюльки, присуждая Украине и Польше право проводить футбольный чемпионат Euro’2012. Так воспитатель детского сада объединяет пары для игры, результат же зависит от слишком многих факторов.
Итак, наши народы волей судьбы помещены на стыке соперничающих геополитических и цивилизационных систем. Польско-русские отношения – есть яркое воплощение этого сложного феномена. На всем протяжении превращения православной Московии в Российскую империю, а затем в ХХ веке – в коммунистический СССР, этот феномен, независимо от наличия реальных противоречий, вызывал заинтересованную ревность особого характера, присущую лишь разошедшимся членам одной семьи. Я имею в виду апостольско-христианскую семью, к которой мы все принадлежим.
В этот дискурс вступила и Украина. Было бы непростительным упрощением искать причины раздвоенности украинского сознания в бегстве от тоталитаризма. «Латинский» Запад никогда не оставлял мечты поглотить поствизантийское пространство, залогом чего всегда было отделение Малороссии от Великороссии. Еще Пушкин со своим историческим чутьем распознал, что в решающие моменты давления Запада на Россию встает роковой вопрос: «Наш Киев дряхлый, златоглавый, сей пращур русских городов, сроднит ли с буйною Варшавой святыни всех своих гробов?»
Распад СССР, который З.Бжезинский со смаком назвал долгожданным крушением Российской империи, был, возможно, воспринят в некоторых сферах как предпосылка для осуществления давней мечты Ватикана и Речи Посполитой – сначала духовного, затем физического овладения Киевом. Для нас же это «мать городов русских», символ византийской преемственности, что совершенно не исключает самостоятельной государственности Украины. Но вот на галицийские знамена в 1991 году подняты теории о расовом отличии «арийских украинцев» и «туранской Московщины», которая, якобы незаконно присвоила и софийские ризы, и киевскую историю. А разве идеи эти, элегантно развитые в 9-томной «Истории Украины – Руси» М.Грушевским, не выдвинул вначале поляк Францышек Духинский?
К сожалению, именно галицийское униатство сообщило антирусский характер малороссийскому православному этногенезу. Этот этногенез есть факт, и те русские, что отказываются признавать отпочкование украинской нации от первоначально общерусского корня, – строят свои заключения на химерах. Галиция, с 1349 года оторванная от остальной Украины, изрядно ополяченная, покочевавшая и в Австрию, вообще не делила с православной Украиной ее судьбу. Она стала буфером между православно-западнорусским и польско-католическим культурно-цивилизационным типом. Именно феномен греко-католика – ни русский, ни поляк, – основа самоидентификации украинства как антимосковитства. Именно поэтому в свое время на Галицию в Вене возложили надежды как на «украинский Пьемонт» еще перед Первой мировой войной – проект, который, в случае победы австро-германского блока, сулил отрыв всей Малороссии от России.
Отрыв Киева от Москвы и окатоличивание восточного славянства были устремлениями и перед Второй мировой войной. Вторя Папе Урбану VIII, митрополит Андрей Шептицкий, благословлявший впоследствии С. Бандеру и эсэсовскую дивизию «Галичина», обращался в 1929 году, то есть задолго до пакта Молотова – Риббентропа, к вверенному ему духовенству: «Многим из нас Бог еще окажет милость проповедовать в церквах Большой Украины. по Кубань и Кавказ, Москву и Тобольск».
Официальный Киев в 90-е годы был зажат между идеологически аморфным экономическим менталитетом многонаселенного промышленного востока и пассионарным антирусским западом, что и обеспечило господство галицийских идей на мировоззренческом и информационном поле. И в ходе оранжевой революции как будто в зеркале истории посредниками в переговорах появляются «тени забытых предков» – президенты Литвы и Польши – католических государств, что задолго до возрастания Москвы пытались удерживать православную Украину и замышляли в XVI веке так называемую Балто-Черноморскую Унию, санитарным кордоном отделяющую Московию от морей и от «цивилизованной Европы. Конечно, молодые киевляне протестовали на Майдане и против бюрократии, и против коррупции и стагнации, за динамическую модернизацию всего общества, но ведь их 10 лет учили, что модернизация – это антимосковитство, что Мазепа – герой только потому, что предал Россию.
На Украине уже даже атеизированный восток понял, что полное отречение от общерусской истории и от общеправославной судьбы навязывается прежде всего для обоснования не просто отдельного от России исторического проекта – его никто не оспаривает, – но курса, обязательно враждебного Москве и ориентированного стратегически и духовно на Запад. Это может привести к расколу Украины и началу крупномасштабного кризиса в регионе с обязательным усилением татарского и исламского импульса в Крыму. Европа еще вспомнит, как турки осаждали Вену. Перед лицом грядущих геополитических, цивилизационных и религиозных вызовов померкнет все, что нынче кажется таким важным, на деле же является отражением прошлых фобий.