Россия и современный мир №2 / 2013
Шрифт:
В тумане былого и сутолоке настоящего «вдохновляющие» мифы помогают отринуть «проклятое прошлое». И неважно, что они не стыкуются с реальностью. Это начальная часть самопознания. Путь к истине пролегает сквозь череду «соблазнов», порожденных лукавством заведомо слабого разума.
Впрочем, куда интереснее старых, как мир, военных мифов нынешние историко-политические мифы. На их почве разгораются настоящие сражения между современными либералами и «патриотами», вкупе с коммунистами. И это не «бои за историю», это бои за монополию распоряжаться формированием исторической памяти.
Так, в свое время либералов новой формации пленила фигура П.Б. Струве: в известные времена феномен вероотступничества смотрится вполне привлекательно. Напомним, что Струве, бывший социал-демократ, сочинивший манифест I-го съезда РСДРП, превратился в ведущего автора «этапных» для российской либеральной идеологии сборников «Проблемы идеализма» (1903), «Вехи» (1909), «De profundis» (1918).
7
Колеров М.А. Сборник «Проблемы идеализма». – М., 2002. – С. 212, 215.
Конечно, Струве стал необходим в качестве антипода Ленину: в тени потускневшего кумира вырос его культовый «преемник». Однако следовало бы подумать о сопоставимости данных фигур – они словно вынырнули из разных психосоциальных измерений. Некогда Струве убоялся «грубого» материализма, им же по наивности спровоцированного. Но если вторжение марксизма – этого злого пасынка стареющего Просвещения – в Россию, влекло за собой столь катастрофичные последствия 8 , то из этого вовсе не следует, что реальную преграду на его пути мог составить неокантианский «идеализм», предложенный все тем же Струве.
8
См.: Булдаков В.П. Вторжение марксизма в Россию: Акт первый // Леонид Михайлович Иванов. Личность и научное наследие историка. Сборник статей к 100-летию со дня рождения. – М., 2009.
«Вехи» Ленин назвал «энциклопедией либерального ренегатства» – так он воспринимал всех людей, подверженных естественным человеческим сомнениям. Это было заведомо несправедливо, но психологически объяснимо. Ныне эту книгу почитают пророческой, что вряд ли более справедливо. Стоит ли хвалить авторов прошлого, которые фактически подписались под историческим приговором заемному «экстремизму» собственной юности? Строго говоря, «Вехи» – памятник бессилию всей русской интеллигенции: левые ее представители (революционеры) не ко времени подстрекали равнодушный к ним народ; правые (либералы) пытались сторговаться с властью на базе исторически запоздалых законов. Те и другие оказались людьми «вредными» для неизживаемого российского авторитаризма. Но стоит ли радоваться его победе? «Вехи», веховство и современные стенания по поводу того и другого – типичное интеллигентское лукавство разума и блудливость совести, призванные выдать за прозрение собственную капитуляцию. Или апофеоз «историософской» безответственности.
Встать вровень с героями прошлого, посвятив им панегирик, особенно заманчиво для людей, неспособных реализовать себя более серьезным образом. Как известно, с подачи своего друга С.Л. Франка, Струве предстал в амплуа англизированного «консервативного либерала», естественно, «непонятого» в России 9 . В связи с этим особенно забавными выглядят попытки представить уникального своей безответственностью идейного подстрекателя глубоким политическим мыслителем. Конечно, Струве – ярчайшая фигура своего времени – талант не спрячешь. Но превращать его в умудренную фигуру русского либерала 10 – занятие сомнительное. Однако традиция агиографии «недопонятых» мудрецов со стороны особо претенциозных историографов, похоже, неистребима.
9
См.: Франк С.Л. Биография П.Б. Струве. – Нью-Йорк, 1956.
10
Pipes R. Struve: Liberal on the Left. – Cambridge (MA), 1970; Idem. Struve: Liberal on the Right. – Cambridge (MA), 1980.
Реальная судьба русского либерализма поистине символична. Либералы упорно пытались встать на почву законов, созданных самодержавием sui generis против них самих. Уговаривая самовластных правителей, либералы уверяли, что «ничто не вредит так авторитету власти, как распространение в обществе убеждения, что она не желает подчиняться никакому определенному порядку» 11 . Но стоило ли забивать амброй дух тления, исходящий от тогдашней системы?
11
Цит. по: Аронов Д.В. Сергей Андреевич Муромцев – от Лазавки до Таврического дворца: Политик, ученый, педагог. – Орел, 2010. – С. 255.
Характерно, что современные либеральные мифотворцы правеют куда быстрее либералов прошлого. В 1990-е годы историки пребывали в поисках альтернатив «коммунистическому» прошлому, сочиняя вместо пресловутой «истории КПСС» историю многопартийности. Со временем интерес стал смещаться с либералов на консерваторов. И вот уже стал респектабельным (а не каким-то иным!) консерватором Н.М. Карамзин 12 . Столь ли респектабельным? Пушкин, восхищаясь «Историей государства российского», тем не менее указал, что ее автор воспевает «необходимость самовластья и прелести кнута». Похоже, нынешние лейб-либералы подхватили эстафету сакрализации власти, дабы облагородить свою сервильность.
12
Никонов В. Карамзин как респектабельный консерватор // Родина. – 2012. – № 2.
Тяга к «развенчанию» либерализма и поныне выдает склонность к апологетике авторитаризма. Примечательны в этом отношении работы еще одного историка. Б.Н. Миронов, взявшись живописать процветание дореволюционной России, увидел главнейший индикатор роста благосостояния крестьянства в прогрессирующем потреблении спиртного 13 . Другим надежным спутником российского прогресса стал рост суицидальности и преступности населения 14 . Должно быть, логика нынешнего «общества потребления» подсказывает: если мужик сыт и пьян, а баба «в теле», – прогресс состоялся. Что до тотального неверия населения в легитимность монаршей власти, то это от лукавого. И, конечно, автор также скатывается к конспирологии (опять либералы!), сдобренной, что примечательно, осуждением «дурного» поведения масс 15 . В общем в революции повинны «издержки, или побочные продукты модернизации». Но что это за модернизация, которая становится жертвой собственных последствий? Оказывается, «общество испытало то, что называется травмой социальных изменений, или аномией успеха» 16 . Это можно понимать так: общество взялось за «самовивисекцию».
13
Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революция в имперской России: XVIII – начало ХХ века. – М., 2010. – С. 544.
14
Миронов Б.Н. Уроки революции 1917 года, или Кому на Руси жить плохо // Родина. – 2012. – № 1. – С. 74–77.
15
Родина. – 2012. – № 2. – С. 16–17.
16
Родина. – 2011. – № 12. – С. 13.
Историкам следовало бы задуматься над тем, почему и как внутри таких устойчивых институтов, как культура, хозяйство или ментальность, «вдруг» происходит лавинообразный рост «малых возмущений», оборачивающийся тотальным хаосом, который пытается изнутри взломать сам генетический код системы. Ответ окажется прост: хаос приходит изнутри, из душ маленьких людей, тихое существование которых бюрократический монстр делает невозможным. Сегодня бюрократическая машина вновь воспринимает этих людей как некое среднестатистическое существо. За ней следуют мифотворцы от истории.
У всех авторитарно-архаичных систем один конец: власть либо закисает от безволия «самодержцев», либо деревенеет от тупости бюрократии. Это происходит в пору материального расцвета: в условиях кажущегося изобилия элиты теряют чувство самосохранения и начинают заигрываться; низы, напротив, требуют своей части «дармового» общественного пирога. Достаток развращает – все считают себя обделенными. То, что считают стагнацией, застоем, годами реакции, несет в себе чудовищный революционный потенциал – люди превращаются в жертв собственных прихотей и предрассудков.