Россия и современный мир №2 / 2013
Шрифт:
В.О. Ключевский высказался на этот счет весьма скептично. «Историк задним умом крепок. Он знает настоящее с тыла, а не с лица. Это недостаток ремесла.., – писал он. – Отсюда оптимизм историка, их вера в нескончаемый прогресс, ибо зад настоящего краше его лица. У историка пропасть воспоминаний и примеров, но нет ни чутья, ни предчувствий» 25 . Конечно, можно сказать, что подобный «оптимизм» – позитивистское порождение эпохи Просвещения, о которой теперь впору вспоминать как о «бесполезном прошлом». Но дело в том, что сомнения в познавательной (а не поучительной) пользе историографии высказывались во все времена. И в наше время в России для этого есть особые основания.
25
Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IX. Материалы разных лет. – М., 1990. – С. 358.
Разумеется, базовым событием Года истории стал год 862-й – год
Лично на меня из всех юбилейных событий наибольшее впечатление произвела Всероссийская научно-общественная конференция «Российская государственность: Исторические традиции и вызовы XXI века», проходившая в сентябре 2012 г. в Великом Новгороде. Поскольку организаторами конференции выступили наши ведущие университеты, на нее слетелись свыше 200 вузовских преподавателей, причем тех, в послужном списке которых безошибочно угадывалось преподавание «истории КПСС» или «научного коммунизма». Правда, Рюрика они никак не вспоминали, тем более, что даже не слышали имени автора самой серьезной работы о нем 26 , зато in corpore костерили нынешних врагов российской государственности.
26
См.: Пчелов Е.В. Рюрик. – М., 2010.
Наши пращуры воспринимали историю в парадигме коллективного сопереживания. Собственно прошлого для них не существовало, они отваживались на «исторические» суждения в той мере, в какой это соответствовало их коллективному инстинкту. Они нуждались в герое, с помощью которого ощущали себя сильнее. Таким «коллективным» героем для россиян по сей день остается государственность.
Впрочем, данная конференция смотрится вполне безобидно на фоне некоторых современных «открытий». Так, один известный по телеэкрану оптимист-сатирик (произносить его имени не хочется) разом утер нос всем профессионалам, продолжающим бороться с приснопамятной норманнской теорией. Оказывается, этноним варяг связан с… варкой соли – одним из традиционных занятий прибрежных жителей всех времен и народов. Таким образом, «наши» варяги вполне могли быть славянами, т.е. удовлетворять всем критериям современного российского патриотизма. Но особенно впечатляет даже не это. Куда интереснее то, что на предложение собрать деньги на съемки соответствующего «документального» фильма откликнулось множество любителей отечественной истории. Говорят, фильм уже снят, впору ожидать серьезного зрительского успеха.
Кому-то может показаться, что современная информационная революция привела к расширению пространства смыслов. В действительности происходит его выхолащивание.
Понятно, что самодеятельный «антинорманнизм» нельзя отделять от соответствующих «достижений» некоторых «профессионалов». Скажем, одновременно с сатириком один весьма известный (также по телеэкрану) автор сообщил, что российскую государственность следовало бы удлинить хотя бы на два века – ведь было же «что-то» у древних славян, не могло не быть. Примечательно, что некогда он чисто административным способом избавился от своего конкурента-«рюриковеда». Этот начальственный «профессионал» точно угадал скрытые пожелания современной российской власти, точнее, многочисленного племени «патриотичных» начальников. Опыт у него есть: именно он убеждал, что и Русско-японскую войну мы вовсе не проиграли – могли же выиграть!
Иногда кажется, что юбилеи нам вообще нужны лишь в качестве лакмусовой бумажки на верноподданничество. Так, изгнание «интервентов» из Москвы в 1612 г. некоторые авторы готовы превратить в сакральный акт окончания Смутного времени. Между прочим, было время, когда некоторые ученые мужи усматривали в Смутном времени целый веер демократически-правовых альтернатив, открывшихся перед Россией. Получалось, что то ли Гришка Отрепьев, то ли королевич Владислав едва не осчастливили наше Отечество! Но в Год истории с телеэкрана, напротив, было кем-то произнесено, что «4 ноября из Кремля выгнали Лжедмитрия». На самом деле 2-е ополчение вступило в Кремль не 4-го, а 5 или 6 (по польским источникам даже 7-го) ноября (более точных данных нет). Как видно, навязывание властью нового праздника (взамен старого – коммунистического), вызвало очередной переполох в умах некоторых «историков».
В свое время представление об эндогенном характере Смуты было широко распространено. Писали, к примеру, о том, что среди войск, осаждавших Троице-Сергиеву лавру, поляки составляли всего одну треть. Отмечали при этом, что Смута XVII в. богата аналогиями со смутой начала ХХ в. 27 . Сегодня о таких историографических фактах не вспоминают.
Политизация и идеологизиция событий началась непосредственно в годы Смутного времени. Основу ее составлял антиполонизм. Это не удивительно, но почему это продолжается до сих пор? Приятно ощущать камень за пазухой перед лицом «вредного» соседа?
27
Трубецкой Е. Великая революция и кризис патриотизма. – Омск, 1919. – С. 21.
Между прочим, Смута не привнесла в российскую государственность ничего нового. Даже вывеска не поменялась. Приказная система оказалась устойчивой, состав Боярской думы практически не изменился, роль земских соборов почти не выросла – они заседали отнюдь не чаще, при этом работали под диктовку монарха. Роль церкви отнюдь не усилилась. Альтернативной системы не возникло, никаких шагов к правовому государству сделано не было. И конечно, монархически-патерналистские настроения в массах ничуть не ослабли. Подданные словно согласились, что легче перенести обиду от царя, чем от ближних, тем более себе подобных.
Болезненные пароксизмы нынешнего патриотизма порождены аналогичным типом восприятия власти. В принципе патриотизм – совершенно естественное чувство всякого нормального человека. Но Российское государство, в своем стремлении монополизировать все и вся, нуждалось в особых формах патриотизма. В России любят напоминать о прошлом величии государства – это взаимовыгодная форма единения бар и холопов, заменяющая естественную человеческую самоорганизацию.
Историку важно учитывать не только то, что случилось в ту или иную эпоху, не только прикидывать, что могло случиться, но и иметь в виду то, чего не произошло вопреки возможному или должному. В ходе многочисленных юбилейных мероприятий из истории России куда-то исчез Раскол. Между тем именно в нем одни авторы видят причину перманентной кризисности России 28 , а другие – символ непреходящей псевдоморфности ее устройства 29 . Большинство нынешних российских историков вновь подыгрывают власти, которая, как всегда, настолько озабочена проблемой государственной стабильности, что не желает замечать рисков уже заложенных в ее истории. Это, в первую очередь, касается проблемы российской кризисности.
28
См.: Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. – М., 1997 (2010); Его же. Quo vadis. Кризисы в России: Пути переосмысления. – М., 2007; Ахиезер А., Клямкин И., Яковенко И. История России: Конец или новое начало? – М., 2005.
29
См.: Ахиезер А. Октябрьский переворот в свете исторического опыта России // Октябрь 1917 года: Взгляд из XXI века. – М., 2007.
Для одних историк – прозектор, способный вынести точный вердикт прошлому. Для других – актер, стремящийся вдохнуть в него душу. Хотелось бы верить, что история – это судебный процесс, где слушается дело о человеческой глупости. Однако для роли прокурора на этом суде историк не созрел, а потому ему суждено разрываться между всеми возможными ипостасями своего лишь частично востребованного ремесла. А потому остается одна задача – воевать с мифами прошлого и, особенно, настоящего. История – это искусство отделения подлинных реальностей от всевозможных симулякров. Этот опыт более чем пригоден для современности.
Российская экономика: развитие и ограничители
Сорокин Дмитрий Евгеньевич – член-корреспондент РАН, заместитель директора Института экономики РАН, заведующий кафедрой Финансового университета при Правительстве РФ.
Материальным фундаментом стабильности государства является устойчивый экономический рост, способный обеспечить защиту от внешних угроз и достойные, с точки зрения большинства граждан, условия их жизнедеятельности. Для России в силу целого ряда исторически сложившихся геополитических и геоэкономических обстоятельств выполнение этого требования означает поддержание ее статуса в качестве одного из мировых полюсов влияния. О глобальной роли России отечественные мыслители писали в позапрошлом столетии 30 ; утрата этого статуса неизбежно ставит под вопрос само существование России в существующих границах. Такого же взгляда придерживается и mainstream современной российской политической экономии 31 .
30
«Нельзя не сознаться, – подчеркивал Н.Я. Данилевский, – что Россия слишком велика и могущественна, чтобы быть только одною из великих европейских держав…» [4, с. 339].
31
«Россия может либо возродиться как великая держава (великая по своему политическому влиянию в мире, по уровню экономического развития, материального достатка и духовности, по гордости, вызываемой как у своих сограждан, так и у остальных народов), либо перестать быть Россией» [1, с. 220].
«Россия должна быть мировой державой.., а не лидером “своего” блока» [13, с. 253].
См. также: [19, № 1, с. 10; № 1, с. 9].