Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 3
Шрифт:
После войны продолжилось институциональное оформление англо-американской элиты. Сначала в Лондоне был создан Королевский Институт международных отношений. Подлинным основателем института был Кёрзон, а состоялось основание на совместной конференции британских и американских экспертов в гостинице «Мажестик» в 1919 г. Штат института составили совет с председателем и двумя почётными секретарями и небольшая группа сотрудников. Среди последних наиболее значительной фигурой был Арнолд Дж. Тойнби, племянник друга Милнера по колледжу Бэллиол (Оксфордский университет), в будущем – автор знаменитого 12-томника «A Study of History» и многих других работ, а также координатор деятельности британских спецслужб во время Второй мировой войны.
КИМО организовывал дискуссии и исследовательские группы, спонсировал исследования и публиковал их результаты. Институт опубликовал «Историю мирной конференции» и издавал «Журнал» с отчётами о дискуссиях,
В 1924 г. в Вашингтоне был создан американский аналог КИМО – Совет по международным отношениям (СМО). Кроме КИМО и СМО как в Великобритании, так и в США стали формироваться клубные структуры, так или иначе связанные с «Группой». Хорошую характеристику клубам англо-американской элиты дал Г.Дж. Препарата, который определил их как «укоренившиеся и самовоспроизводящиеся братства, правившие англосаксонскими государствами: они были (и есть) образованы конгломератом династий, происходящих из банкирских домов, дипломатического корпуса, офицерской касты и правящей аристократии. Этот конгломерат и по сей день прочно вплетен в ткань современных «демократий». Такие «клубы» действуют, управляют, воспитывают и мыслят как компактная, тесно спаянная олигархия, привлекающая к сотрудничеству средний класс, который она использует как фильтр между собой и пушечным мясом – простолюдинами. Действительно, в так называемом демократическом выборе, который в настоящее время представляет собой наиболее хитроумную модель олигархического правления, электорат по-прежнему не имеет никакого влияния, а политическая способность есть не что иное, как иное название силы убеждения, необходимой для построения «консенсуса» вокруг жизненно важных решений, которые принимаются отнюдь не избирателями».
Особое внимание в 1920-е годы англо-американская верхушка уделяла двум странам – России и Германии. Это вытекало, во-первых, из макиндеровской логики окружения евразийского массива и недопущения его объединения в единое или союзное целое. Во-вторых, из того, что Россия (СССР) и Германия на тот момент представляли собой два полигона, два экспериментальных поля отработки двух различных брутальных новых форм создания нового мирового порядка и технологий (прежде всего массово-манипулятивных) его установления. В России «Группа» и ее американские «коллеги» установили контакт с большевиками, интернационал-социалистами; в Германии она активно поддерживала связи с националистами, которые со временем станут национал-социалистами. Во время Гражданской войны в России большевики интернационал-социалисты устраивали англосаксов больше, чем настроенные на восстановление империи белые. Курс на мировую революцию вполне устраивал Фининтерн, поскольку она ломала, подрывала, ослабляла национальные государства, устраняя помехи на пути товарных и финансовых цепей и обеспечивая условия для создания Венеции размером с Европу или даже мир. Понятно, что революционеры и буржуины, левые и правые глобалисты – враги, однако по-своему мировая революция, разрушающая государства и стирающая государственно-политические границы, приводила в соответствие политическую организацию капиталистической системы с экономической (мировой рынок без границ). Разумеется, у революционеров были свои цели, а у мировой верхушки – свои: мир-революционеры стремились организовать системный кризис капитализма и создать новую систему во главе с мировым коммунистическим правительством, а сверхкапиталисты использовали революционеров (словно заглянув в будущее и посмотрев «Матрицу-2») для углубления кризиса старой структуры и создания новой структуры прежней же капиталистической системы, но уже без государств, а во главе с мировым правительством.
Характеризуя сегодняшнее сотрудничество радикальных глобалистов и радикальных исламистов, С.А. Горяинов пишет: «В истории существуют достаточно короткие периоды, когда будущие противники вынуждены работать сообща, исключительно ради создания прочных долговременных основ глобального конфликта, который определит мировой баланс». Ситуация 1920-х годов с противостоянием радикальных глобалистов «слева» и «справа» была аналогичной. И если у глобалистов и исламистов 2000-х годов враг – государство вообще, то у левых и правых глобалистов 1920-1930-х годов врагом было конкретное государство – сталинский СССР, который ломал планы и тех и других. С
На роль ударной силы (и хвороста для) мировой революции планировалась Советская Россия, где после Октябрьского переворота 1917 г. у власти оказались интернационал-социалисты Ленина и Троцкого. Однако после окончания Гражданской войны, введения НЭПа, формирования партаппарата как особого субъекта русской истории и с началом борьбы за власть в большевистской верхушке ситуация изменилась: команда Сталина, особенно после провала в 1923 г. революции в Германии начала постепенно сворачивать курс на мировую революцию, переходя на рельсы строительства «социализма в одной, отдельно взятой стране». Этот курс победил в 1925-1927 гг., импер-социалисты оказались сильнее интернационал-социалистов, поскольку выражали интересы Большой системы «Россия». А Большая система «Капиталистический мир» в ее послевоенном состоянии, раздираемая противоречиями, не смогла навязать волю Советской России – СССР. Так команда Сталина и СССР в первый раз сорвали планы глобалистов – левых и правых. Теперь путь к мировому контролю для закрытых структур англосаксонской верхушки лежал на пути реализации не проекта «мировая революция», а проекта «мировая война», и решающая роль здесь отводилась Германии, точнее ее националистам, которые должны были создать новый рейх, сокрушить СССР и на этом сокрушиться сами, сработав в конечном счете на англосаксонские клубы.
Националистами Германии англосаксы начали интересоваться с 1919 г. Британская и американская разведки контактировали с Гитлером, но так сказать в спокойном режиме, в режиме «активного ожидания», про запас. С конца 1927 г. (подавление троцкистского путча 8 ноября 1927 г. в Москве) контакты усилились, а 1929 г. стал переломным. Тот год вообще был одним из важнейших в ХХ столетии. Высылкой Троцкого из СССР Сталин «объяснил» Коминтерну и Фининтерну, что возврата к проекту «мировая революция» не будет, только «Красная империя», а там поглядим. В ответ «правые глобалисты» начали подготовку новой мировой войны, с этой целью именно с 1929 г. к власти в Германии повели Гитлера, чтобы Германия и СССР, немцы и русские еще раз сцепились в смертельной схватке, чтобы германско-русский вопрос, таким образом, получил окончательное решение. В том же 1929 г. человек, который на весах истории весил, возможно, столько же, сколько Рузвельт, Черчилль, Гитлер и Муссолини вместе взятые – директор Центрального Банка Англии Монтэгю Норман начал закрывать Британскую империю от внешнего мира (процесс завершился летом 1931 г.), т.е. прежде всего от США, от Рокфеллеров, и те начали решать свои проблемы, вкладывая не только в Третий рейх, но и в СССР.
Решение Нормана, продиктованное определенной частью англо-американских банкиров, вымостило дорогу к Великой депрессии, а вместе с ней – к войне, в ходе которой США должны были разрушить не только Третий рейх, но и Британскую империю. Однако прежде нужно было, чтобы вспыхнула война в Европе, с этой целью и стали ускоренно создавать то, что Г.Дж. Препарата назвал «Гитлер, Инкорпорейтед». То есть, Третий рейх. В создании этой структуры кровно были заинтересованы не только англо-американские закрытые структуры, но также немецкие и французские банкиры и промышленники и, конечно же, исторически тесно связанные с Лондоном «швейцарские гномы».
11
Одной из задач (разумеется, не единственной) мирового экономического кризиса 1929-1933 гг. было создание условий для прихода к власти в Германии Гитлера. «Никому и никогда не удастся подобрать ключ к пониманию того, как возвысился и пришел к власти Гитлер, – заметил Г.Дж. Препарата, – если не разобраться в функционировании традиционной банковской системы и в природе денег. Именно недостаток такого понимания и приводит к тому, что самые решающие события, приведшие к возвышению и приходу к власти нацизма, списывают на неудачное стечение случайных обстоятельств в обстановке кризиса. Но в истории не бывает таких вещей как случайность – плохая или хорошая, – да и кризис никогда не принадлежит к числу природных катаклизмов, но всегда отражает нижнюю точку экономической ситуации в циклических процессах, обусловленных относительно простой динамикой денежного обращения».
О связи изощренных финансовых игр 1920-х годов, интересных и важных самих по себе, но не являющихся предметом данной работы, говорит простой факт, на который обратил внимание все тот же Г.Дж. Препарата. Спустя три месяца после того, как 30 января 1933 г. Гитлер был приведен к присяге рейхсканцлера, нацисты призвали прозванного «американцем» (за ним стоял крупный англо-американский бизнес) Ялмара Шахта руководить рейхсбанком, а ровно 6 месяцев спустя Монтэгю Норман без объяснений и извинений публично объявил о продаже нацистских долговых обязательств на лондонских рынках.