Россия нэповская
Шрифт:
Последнее выступление Троцкого в Коминтерне состоялось 27 сентября 1927 года, когда его исключали из ИККИ. Значительную часть своей речи он посвятил проблеме внутреннего режима в ВКП(б) и Коминтерне, ответственного за фатальные поражения СССР и компартий на международной арене. «Чем ошибочнее линия, тем больше требуется репрессий для поддержания формальной дисциплины. Бюрократическая дисциплина на основе ложной политической линии является не орудием сплочения, а орудием дезорганизации и разрушения партии. Этими словами характеризуется сталинский режим, целиком перенесенный ныне на Коминтерн» [893] . Буквально реагируя на эти слова, его зарубежные представители вместе со Сталиным и Бухариным продемонстрировали хорошо отрепетированный спектакль на тему «небольшевизма» Троцкого.
893
Цит.
В отличие от коминтерновского руководства зарубежные компартии выступали скорее в качестве пассивных наблюдателей за заключительными актами конфликта в верхушке ВКП(б). Жесткая реакция лидеров большевизма на попытки ряда компартий — германской, польской — вмешаться во внутрипартийный конфликт конца 1923 года привела к тому, что в последующие годы такие акции являлись уже редким исключением. Как правило, их предпринимали партии, работавшие в условиях стабильной демократии и выступавшие за соблюдение уставных норм в жизни ВКП(б). Для иностранных коммунистов не было секретом то, что широко освещавшаяся в западной прессе борьба группы Сталина против Троцкого, Зиновьева и Каменева вредила образу СССР как «нового мира», показывала лидеров большевизма мелкими политиками, погрязшими в борьбе за личную власть.
Так, ЦК бельгийской компартии 27 ноября 1927 года принял специальную резолюцию, посвященную конфликту в ВКП(б), в которой выражались требования прекратить исключения из партии до рассмотрения этого вопроса на конгрессе Коминтерна, а до того дать возможность оппозиционерам изложить в печати свою точку зрения. При обсуждении этого демарша в Коминтерне раздавались голоса о снятии первого секретаря КПБ Оверстратена, на что Пятницкий резонно заметил, что за ним стоит большинство и прибегнув к карательным мерам, «мы получим партию против нас» [894] .
894
РЦХИДНИ. Ф. 495. Оп. 3. Д. 46. А102.
Рано или поздно любая фронда отдельных партий по отношению к коминтерновскому руководству заканчивалась посылкой комиссий ИККИ в соответствующую страну, обсуждением вопроса в Политсекретариате и в конечном итоге — «обновлением национальных кадров». Если небольшие легальные компартии (Австрии, Бельгии, Швейцарии) на протяжении 1920-х годов неоднократно напоминали Москве о своих уставных правах, то крупные партии и партии, работавшие в подполье, находились в гораздо более жесткой зависимости от Исполкома Коминтерна.
Стремясь обогнать друг друга в выражении лояльности «ленинскому ядру» большевиков, их лидеры трезво рассчитывали на взаимность. В большинстве компартий Европы в тот период по инициативе ИККИ проходили чистки, в ходе которых партийное руководство избавлялось от потенциальных или явных оппонентов, записывая их в ряды «троцкистов» и «зиновьевцев».
Перенимание стиля споров в ВКП(б) и методов их разрешения подталкивало компартии к конструированию международного заговора оппозиционеров, не гнушающихся провокациями и сотрудничеством с полицией. П. Тольятти и Ж. Эмбер-Дро в своем письме в ЦК ВКП(б) и ИККИ от 26 сентября 1927 года подчеркивали, что «русская оппозиция легкомысленно использует персонал посольств, не считаясь с элементарными правилами предосторожности, чтобы руководить деятельностью своих зарубежных единомышленников… это доказывает, что оппозиция, ослепленная своей фракционной борьбой, не считается с опасностями разрыва и войны против Советского государства и ставит свои фракционные интересы выше самых священных интересов русской революции» [895] . Спустя десять лет подобные обвинения лягут в основу сценария сталинских показательных процессов.
895
Там же. Ф. 508. Оп. 1. Д. 110. Л. 61–62.
Лишь на своем XIV съезде в конце 1925 года большевистская партия признала завершение послевоенного кризиса в Европе, а следовательно — исчезновение революционной ситуации, на использовании которой строилась деятельность Коминтерна. Как и любой другой политический вывод, вопрос о стабилизации стал предметом острых баталий между большинством и оппозицией в ЦК ВКП(б) [896] . В этих условиях Наркоминдел получил относительно большую самостоятельность в определении конкретных путей выполнения стратегической задачи — внешнеполитического обеспечения строительства социализма в СССР.
896
См. дискуссию об уроках английской стачки на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 14–23 июня 1926 г. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 246. С. 8. Накануне пленума Сталин сформулировал позицию большинства в этом вопросе: «Стабилизация не кончилась, хотя она была и остается непрочной» // Письма И.В. Сталина В.М. Молотову… С. 62.
В самом Наркомате все более заметным становилось различие позиции Чичерина, сохранявшего верность «блоковому» подходу в международных делах и делавшему ставку на Германию, и его заместителя Литвинова, который выступал за интеграцию СССР в существующую европейскую систему в рамках Лиги наций. Позиция последнего отражала «нараставшую эррозию идеологических параметров советской внешней политики» во второй половине 1920-х годов [897] , опосредованно связанную с утверждением курса на построение социализма в одной стране.
897
Советская внешняя политика в ретроспективе 1917–1991. М., 1993. С. 19.
7 января 1926 года Политбюро дало согласие на приглашение Лиги наций принять участие в международной конференции по разоружению [898] . Усиление позиций Литвинова было связано и с тем, что Германия высказалась за прозападную ориентацию, подписав на конференции в Локарно Рейнский пакт, гарантировавший ее западные границы и открывший путь для вступления в Лигу наций. Советское руководство вновь почувствовало себя во внешнеполитической изоляции, в прессе Локарно называли не иначе как прелюдией к пересмотру восточноевропейских границ.
898
Там же. Д. 3. Л. 3.
Определенной компенсацией за отход Германии от рапалльской политики стало заключение 24 апреля 1926 года советско-германского договора о нейтралитете и ненападении. Каждая из сторон обязывалась не участвовать в коалициях, направленных против другой стороны, причем имелись в виду не только военные блоки, но и экономический или финансовый бойкот. Германия предоставляла советскому правительству новые кредиты, что являлось известной компенсацией за трудности тайного военного сотрудничества двух стран.
Комиссия Политбюро по спецзаказам, занимавшаяся советско-германскими военными контактами, 9 января 1926 года пришла к выводу, что сотрудничество с рейхсвером «за истекшее время не дало никаких реальных результатов для развития нашей военной промышленности и вооружения Красной Армии» [899] . В июле 1926 года были начаты переговоры о прекращении концессий с германскими фирмами «Юнкерс», построившей авиастроительный завод в Филях, и «Берсоль», занимавшейся изготовлением отравляющих веществ. Несмотря на неоднократные решения о приостановке военного сотрудничества [900] , обучение офицеров рейхсвера в советских военных школах продолжалось вплоть до 1933 года. Когда в начале 1927 года в Германии были вскрыты факты поставок снарядов из СССР, Политбюро рекомендовало немецким коммунистам «сосредоточить центр внимания на политической стороне дела, что же касается фактической стороны, то доказывать ложность утверждений, что правительство СССР направляло гранаты в Германию» [901] .
899
Там же. Л. 9.
900
По докладу Уншлихта 13 января 1927 г. Политбюро приняло следующее постановление: «…Решительно отказаться как от организации совместных с рейхсвером военно-промышленных предприятий, так и от дальнейшей совместной организации военных школ». // Там же. Д. 4. Л. 42–43.
901
Там же. Л. 67.