Россия перед лицом истории: конец эпохи национального предательства?
Шрифт:
В 2000-е дорогая нефть создала угрозу «сладкой жизни» Минфина. Выходом стало искусственное поддержание денежного голода: сверхдоходы бюджета сначала замораживались в нем, а когда общество возмутилось их обесценением из-за инфляции, стали вывозиться из страны.
Всесильный Минфин, по сути, блокировал развитие все «нулевые» годы. Причина — не только лень бюрократических «малюток-не-надрывайся», освободившихся от ответственности и исповедующих принцип «Если хочешь поработать, ляг поспи, и все пройдет».
Важна либеральная идеология, отрицающая неспекулятивное вмешательство государства в экономику как ересь и не дающая и помыслить о создании конкуренции
Вероятно, влияет и коррупция: чего стоит постоянное убыточное размещение взятых займов в иностранных ценных бумагах: проценты, которые они приносят, качественно ниже тех, которые платит по ним Россия!
Даже честный сотрудник Минфина заинтересован в его всевластии, — а это значит блокирование развития. Ведь Минфин — ключевое ведомство, лишь пока государство живет ради экономии денег. Если государство вновь начнет развивать Россию, ключевым станет организатор развития, а Минфин вернется в естественное положение финансового директора.
Его доминирование противоестественно и пагубно. Так финансист во главе корпорации часто вместо ее развития урезает издержки: без понимания технологии это блокирует ее развитие и разрушает.
Схожую роль играет и Минфин, — в частности, удавливая Россию пресловутой «петлей Кудрина».
Ее суть в том, что, создавая искусственный денежный голод концентрацией средств налогоплательщиков в бюджете и их выводом из страны, Минфин способствует удорожанию кредита, подавляя основную часть бизнеса, а лучшую выталкивая на внешние кредитные рынки. Наш бизнес занимает у иностранцев, по сути, свои деньги, заплаченные в виде налогов и выведенные Минфином из страны для поддержки Запада (по «максиме Дворковича», Россия должна платить за финансовую стабильность США).
Обоснование этого безумия удивительно.
«Новые Плюшкины» (в отличие от гоголевского, они морят голодом только страну, а не себя) требуют «копить на черный день», — не желая знать, что инвестиции в развитие исключать его опасность, а вот отказ от развития гарантирует и приближает его.
С начала реформ нас пугают инфляцией, игнорируя ее главную причину: произвол монополий. Денежная масса играет второстепенную роль, но и ее определяет Банк России, а не Минфин: его борьба с инфляцией — лишь признак мании величия. Но Шариковы из Минфина душат инфляцию так же маниакально, как их предшественник — бродячих кошек.
Третья ария, художественно исполняемая с начали 90-х, — недопущение развития из-за угрозы корруп ции, причем «все украдут» в хоре либералов сливается в кажущееся честным «все украдем!»
Мысль об ограничении коррупции либералам, разрешившим коррупционерам отделываться штрафами, похоже, враждебна в принципе: ведь это подорвет влияние глобальных монополий, ограбит правящий класс и, вероятно, сменит государственный строй.
Подобно тому, как почти в каждой значимой организации есть два мистических места — отдел кадров и бухгалтерия, в нашем государстве есть Администрация Президента и министерство финансов, не просто верстающее и исполняющее бюджет, но и являющееся, по сути, вторым правительством, влияние которого порой отчетливо превышает влияние первого.
Бюджет — важнейший инструмент государства, отражающий почти всю его деятельность. Разрекламированные стратегии, концепции и программы можно забывать сразу после их торжественного принятия (а иногда и раньше), но то, как государство собирает и тратит свои деньги, характеризует его почти столь же исчерпывающе, как и домохозяйку.
Формально бюджет — это закон, и, как всякий закон в российской бюрократической культуре, он важен не сам по себе, а лишь как канва для практики. Бюджетный кодекс разрешает правительству самостоятельно корректировать расходные статьи в пределах 10 % — но на деле возможности даже Минфина еще выше. Например, деньги в рамках бюджета можно выделить 1 января, а можно и 31 декабря, когда их уже нельзя истратить. Недаром на протяжении почти всех 2000-х годов выполнение бюджета по расходам отставало от выполнения по доходам: что бы ни происходило, переживала ли страна бурный рост или удешевление нефти, Минфин «зажимал» часть денег, накапливая заначку и разъясняя, что бюджетополучатели-де не могут правильно оформить документы.
Конечно, научить иного чиновника правильно заполнять бумажки сложнее, чем козу по проволоке ходить, — но более чем за десятилетие можно было сделать и это. С другой стороны, если правила так сложны, что их не удается выполнить годами, — значит, они неадекватны и должны быть изменены.
К счастью, в связи с ростом (после изгнания Кудрина) объема раскрываемой Минфином информации, у нас есть шанс постоянно заглядывать на «кухню» реального государственного управления. После многолетнего перерыва общедоступными стали данные о текущих расходах по 13 укрупненным статьям. Более того, Минфин публикует данные по 93 более детальным статьям, чего раньше никогда не было, и эти данные позволяют видеть реальные, а не декла рируемые широкой публике государственные приоритеты.
Подход прост: расходы, осуществляемые в опережающем порядке, — приоритетны. Если бюджетополучатель получает в первые же четыре месяца не треть, а более 85 % (как молодежная политика, во многом сводящаяся к «нашистам» и им подобным) или почти 80 % годовых расходов (как, например, ядерно-оружейный комплекс), — это признак исключительной значимости данных расходов для государ ства. Причины приоритетности могут быть разными (и в том числе связанными со спецификой отрасли), но, как правило, выделение денег вперед является ее убедительным признаком. С другой стороны, говорят сами за себя и задержки в финансировании.
Использование бюджетного критерия раскрывает совершенно неожиданные закономерности, идущие вразрез не только с официальной госпропагандой, но и с устоявшимися представлениями оппозиционеров.
Прежде всего: никакого развития, никаких порой еще иногда громогласно провозглашаемых по инерции медведевских инноваций и модернизаций для государства на самом деле не существует.
Финансирование реального сектора убедительно срывается: коммунальное хозяйство получило за полгода лишь 3 % годового уровня, топливноэнергетический комплекс — 15,7 %, жилищное хозяйство — 18,5 %, дорожное — менее трети, водное — 35,7 %, транспорт — 35,8 %.
Не в лучшем состоянии выделение средств и на нужды дошкольного (21,9 %) и общего образования (29,6 %). Амбулаторная медицинская помощь профинансирована на треть, удаление отходов — на 34,7 %, санитарно-оздоровительные мероприятия — на 36,7 %.
Приятная неожиданность: государство не входит в число своих собственных бюджетных приоритетов, так как финансируется весьма средними темпами. В первом полугодии 2014 года служба исполнения наказаний получила 50,1 % годовых средств (все расходы в целом — 46,4 %), пожарные — 47,8 %, пограничники — 46,0 %. Хуже всех финансируются налоговики и таможенники (37,8 %), что похоже на эхо старого принципа «на пистолет и крутись, как знаешь».