Россия под властью царей
Шрифт:
Да, разумеется, были такие люди. Один из них - тот самый многострадальный Дьяконов, и он получил свою награду. Затем бывший городской голова Леонов, который давал свидетельские показания на суде. Пока он был городским головой, дела в банке были в порядке, книги подвергались ревизии, касса и ценные бумаги регулярно проверялись. Но Рыкова это не устраивало. Он подкупил избирателей и городскую думу. Леонова сняли с поста и вместо него избрали более покладистого городского голову. Но Леонов, даже не будучи более членом управы, не прекращал своих попыток уберечь банк от разграбления. В 1868 году Леонов и еще несколько скопинских граждан послали письмо губернатору генералу Болдыреву, описали ему положение в банке и просили назначить ревизию. Ответ пришел в 1874 году - шесть лет спустя!
– и гласил, что прошение не подлежит рассмотрению
В 1878 году была предпринята новая попытка. На этот раз ходатайство направили в более высокую инстанцию - министру внутренних дел. Ответ был столь же вразумителен: за неоплатой прошения двадцатикопеечным гербовым сбором оно оставлено без рассмотрения. Теперь уже ходатаи написали новое прошение, снабдили его надлежащей маркой и вторично послали министру, надеясь, что на этот раз что-то будет сделано. "Но мы не получили ответа по сей день", - сказал один из авторов прошения, Масленников, давая на суде свидетельские показания.
Совершеннейшее равнодушие в высших сферах столь же легко объясняется, как умышленная слепота местных властей. Губернатор Болдырев был подкуплен, как все другие, он получил от Рыкова семьдесят девять тысяч рублей. Вице-губернатор Волков лучше преуспел: ему досталось сто тысяч. Предводитель дворянства продался за жалкие двенадцать тысяч рублей. Когда в 1882 году было назначено следствие, этот господин предпочел ретироваться за границу. Советник губернского правления Румянцев, члены суда Бабин и Кормилицин, прокурор Полторацкий - все они, как выявилось на суде, находились в одной компании.
Суд не сумел представить столь же веские доказательства о роли, которую сыграла в рыковском деле петербургская бюрократия. Да ни у кого и не было особого желания углубляться в эту сторону вопроса: ни у председателя суда, ни у прокурора и тем более у защитника обвиняемого. Ни один чиновник министерства внутренних дел не был вызван в суд в качестве свидетеля, никого не просили объяснить свое поведение. Но Рыков загадочно намекнул, что некоторые высокопоставленные особы гораздо больше, чем он, заслужили того, чтобы сидеть на скамье подсудимых. Намеки такого отъявленного мошенника, как Рыков, конечно, не заслуживают большого доверия, но на суде всплыли факты, до некоторой степени подтверждавшие подозрения. Какая-то таинственная личность, по фамилии Бернар, действительный статский советник, действовала в качестве дипломатического представителя Рыкова в Петербурге, улаживая в высших сферах его щекотливые дела. В вознаграждение за услуги Бернар получил миллион рублей номинально в качестве ссуды. Но под конец они поссорились, и Бернар решил освободиться от своих обязанностей при помощи уловки столь же простой, как и хитрой. Он обратился к своему закадычному другу начальнику жандармерии генералу Черевину, и тот попросил директора Скопинского банка вернуть генералу Бернару учтенные им векселя на сумму пятьсот тысяч рублей. Рыков сделал то, что ему велели. Однако вряд ли только просьба жандармского начальника могла побудить директора к проявлению столь невиданного великодушия. Какова же была компенсация, полученная Рыковым, и в чем состояла услуга, оказанная Черевиным, влиятельной особой в Третьем отделении?
Эта тайна так и осталась нераскрытой на суде. Но имена некоторых других высокопоставленных особ упоминались на заседаниях, и в не очень выгодном для них свете. Генерал-адъютант императора Граббе, например, задолжал банку двести сорок две тысячи рублей, князь Оболенский задолжал шестьдесят тысяч рублей, и оба долга были обозначены как "безнадежные". Как могло статься, что эти господа, никак не связанные с коммерцией или финансами, умудрились получить от банка столь крупные суммы? Когда при допросе от Рыкова настойчиво добивались ответа на этот вопрос, он лишь повторял, что давал им ссуды "под залог высоких титулов". Не будет слишком большой смелостью предположить, что Рыков считал необходимым раздавать деньги в Петербурге налево и направо, беспорядочно и не скупясь. Ведь у нас нельзя ни шага сделать, не платя.
Рыкова прекрасно принимали в высшем свете и весьма ценили. В высокоторжественные дни министры посылали ему поздравительные телеграммы. "Что стоили им эти телеграммы!" - с невинным видом воскликнула по этому поводу одна русская газета. Позволительно спросить: а что стоили ордена и титулы, которые они ему столь щедро расточали? О поразительной заботливости, проявленной
Разоблачить мошенничества Рыкова и компании и наказать преступников удалось только благодаря усилиям трех честных скопинских граждан - Леонова, Попова и Ряузова, а также мужеству одной-единственной газеты - "Русского курьера". Если бы Леонов и другие не были в прошлом гласными скопинской городской думы и при этом весьма состоятельными людьми, они на горьком опыте узнали бы, каково обвинять коммерции советника и кавалера многих орденов.
После того как им не удалось произвести ни малейшего впечатления на губернскую администрацию или заставить себя выслушать в Петербурге, Леонов и его товарищи сделали то, что в России считается опасным, даже отчаянным шагом, - они обратились в печать. Но и здесь неукротимый директор становился им поперек дороги. Целых два года письма, направляемые в различные газеты, не доходили по адресу: они задерживались на скопинской почте. Как показывал на суде свидетель Симаков - и его показания не были опровергнуты, - почтмейстер Перов получал от Рыкова 50 рублей в месяц, за что обязан был перехватывать и передавать ему все письма, адресованные в редакции газет, а также и другие письма по желанию директора. Подобные же услуги на аналогичных условиях оказывал Рыкову телеграфист Атласов. Только в 1882 году Леонову и другим удалось напечатать в "Русском курьере" несколько писем о злоупотреблениях в Скопинском банке.
Газета, оказавшая обществу столь добрую услугу, - один из немногих уцелевших либеральных органов, и она непрестанно подвергается столь большим притеснениям, что уже несколько раз находилась на грани жизни и смерти. Другие газеты - то ли им заплатили за молчание, или они не осмелились напасть на учреждение, тесно связанное с бюрократическим аппаратом и пользующееся доверием многих блюстителей порядка, - отказались публиковать письма о Скопинском банке. Знаменитый редактор "Московских ведомостей" Катков имел, кстати, сомнительную честь быть публично превознесенным Рыковым на процессе как один из самых больших и почитаемых его благодетелей!
Письма, напечатанные в "Русском курьере", были смертным приговором Скопинскому банку. Кредиторы бросились со всех концов страны вынимать свои вклады. Но осада банка окончилась так же быстро, как началась. Касса была пуста. В ней не только не нашли 13 миллионов рублей, значившихся в балансе, но в шкафу лежали одни только кипы опротестованных векселей, стоимость которых равнялась нулю. Банк был объявлен несостоятельным к платежу кредитным учреждением. Разразился страшный скандал, и паника охватила вкладчиков по всей империи. Они осаждали все общественные банки, требуя возвращения вкладов. Некоторые банки выдержали натиск и устояли, но более десятка потерпели крах, и когда их дела всплыли на поверхность, то обнаружилась почти такая же картина, как в Скопинском банке.
Среди других пришлось закрыть свои двери Камышинскому банку в Саратовской губернии, и ревизия раскрыла крупные злоупотребления. Городской голова и несколько богатых купцов города были арестованы и преданы суду. Они очистили банк, вынув из него всю оплаченную часть акционерного капитала, как и весь резервный фонд, остались одни лишь ничего не стоящие векселя. Это была та же скопинская история, только в меньших размерах.
В Кролевце, Черниговской губернии, был арестован весь штат служащих городского общественного банка. Они обвинялись в том, что в сговоре с несколькими местными коммерсантами совершали крупные хищения. Директор и помощник директора Рославльского банка в Смоленской губернии, тоже объявленного несостоятельным, были посажены в тюрьму за растрату двадцати восьми тысяч банковских денег. Книги в Рославльском банке не ревизовались более одиннадцати лет. В Тамбове при ревизии раскрылось сплошное надувательство. Когда директор банка хотел оказать услугу приятелю и в то же время сохранить видимость порядка в книгах, он переписывал вексель на имя жены приятеля и обеспечивал оплату векселя в срок, производя обратную операцию. В чужой карман залезали также в общественных банках Воронца, Котельнича, Козлова и других городов. Газеты сообщили, что в Орле бывший директор городского банка и все его коллеги по правлению обвиняются в растрате четырех миллионов рублей банковских денег. Их подвиги растянулись на двенадцать лет, и потому орловское дело весьма напоминает скопинское.