Россия, подъем! Бунт Расстриги
Шрифт:
Вот с этого начинаем, ну, и понеслась.
В сентябре началась жесткая борьба двух телеканалов. Борьба за влияние, борьба за выборы, в конечном итоге – за судьбу страны. С 3 сентября, с четверга, меня берут на работу на Первый канал, а я не был на Первом канале уже полгода, потому что меня выгнали с Первого канала, как мне объяснили, по просьбе Примакова.
И вот я поступаю на работу 3 сентября, в четверг, 5 сентября, я вступаю и сразу же делаю «гребенку». Без моих комментариев я ставлю высказывания Лужкова: пять высказываний «за» и пять «против» Ельцина. «Россия, Ельцин, победа!», «Россия, Ельцин, свобода!» – кричит Лужков на Васильевском спуске, танцуя с Ельциным за плечи. «Россия, Ельцин – наше будущее!» – кричит Лужков у меня в видео и затем говорит: «Ельцин – глубоко больной человек, он не правит Россией, нами правят больные люди! Что это такое? Семья Ельцина проворовалась!» Я все это ставлю в «гребеночку». То есть он говорит одно – он говорит другое, он говорит одно – он говорит другое. Когда заканчивается «гребенка», я просто появляюсь
«Пятнадцать серебряных пуль».
Как они были сделаны? Нами втроем, все мы трое участвовали в этих телепередачах: я, Лужков и Примаков. Дело в том, что по вторникам, после моей воскресной передачи, была программа «Лицом к городу», где Лужков на ТВЦ, на третьем канале, рассказывал про меня. Он рассказывал, какой Доренко подонок. Поймите, политик федерального масштаба со вторым в стране рейтингом влияния, с рейтингом влияния выше Ельцина и Путина, целый ч ас говорил на телевидении, какой Доренко подонок. Конечно, большей славы придумать было нельзя. Собянин не обладает такой славой, как Лужков тогда, но представьте себе, скажем, три Собянина три часа подряд кричат, что Доренко подонок. Вот это примерно одно и то же. Конечно, я это подхватил, я считал это прекрасным пасом. Причем надо сказать, что Лужков не сдерживается, он кричит слова, которые не подобает градоначальнику. Он кричит, что «с Доренко на одном гектаре не сяду!». Понятно, да? То есть он кричит слова, которые его изобличают как человека из простонародья и с неподобающей лексикой. А я каждое его слово препарирую, то есть я говорю: «А если я, например, был бы за Юрия Михайловича, то он сел бы со мной на одном гектаре? Ну а если бы я был близок к нему, сильно дружественно к нему, он сел бы со мной, может быть, даже на одной сотке? То есть получается, что вот Шаймиев, например, или, условно говоря, Музыкантский, Бирюков, какие-то люди к нему близкие – они какают с ним на 10 квадратных метрах, то есть как бы совсем вплотную прижимаются? То есть, если Лужков объясняет, что если он со мной на одном гектаре не сядет, то есть смысл в том, что чем ты к нему ближе, тем ближе ты с ним какаешь? Правильно, он же это говорит?»
Я это препарировал с абсолютно холодной такой иронией, что выводило его еще сильней, он еще сильней кричал, страшно кричал! Старика было жалко. Надо сказать, что в какой-то момент ко мне пришел человек, который представился другом Евтушенкова, я не знаю, в какой-то степени это правда, а Евтушенков, как вы знаете, свояк Лужкова. И этот посланец сказал: «Лужков впадает в ступор с четверга, он ждет твоей программы в воскресенье, с четверга ничего не подписывает, его трясет. Давай нам верстку, чтобы мы старика готовили к удару, потому что иначе у него будет инфаркт». Я говорю: «Хорошо, нет проблем!» А то получается, что я как будто жестокий человек. «Хорошо, – говорю. – У меня во вторник летучка, я прямо материал летучки буду выкладывать на свой сайт – dorenko.net в форуме под ником «пулеметчик», и заголовок будет всегда один и тот же: «За синий платочек строчит пулеметчик». Вот это мои тексты, а автор – пулеметчик. Он сказал: «Давай». Я ему так и делал. Они ему носили мои тексты, то есть заранее писал для Лужкова, заранее писал верстку, все свои планы. Прямо в онлайне писал, и это может быть очень интересным – опыт онлайн-интернета в 99-м году, обратите внимание. И значит, ребята все это видели, несли ему и говорили: «Вот, этот подонок в воскресенье скажет вот это». Старика успокаивали, старик успокаивался.
Телевизионная дуэль, надо сказать, однажды приводит к тому, что Первый канал побеждает НТВ. НТВ строго, жестко на стороне Лужкова и Примакова. Первый канал побеждает таким образом, что в конце октября Евгению Киселеву, главному телеаналитику НТВ, звонит Примаков, демонстративно в прямой эфир. Евгений Киселев очень рад, до этого он говорил с Кириенко, и он произносит: «Вот еще один бывший премьер-министр позвонил к нам в программу, сейчас напрямую к нам подключаем Евгения Максимовича Примакова». И в этот момент Евгений Максимович ему говорит, прямо Жене говорит в эфире: «Евгений Алексеевич, а вы видели сейчас программу Доренко?» А Женя отвечает: «Евгений Максимович, простите, но я не мог, я был в эфире». А Евгений Максимович Примаков говорит: «Да, но я вам сейчас расскажу». И начинает коротенько рассказывать мою программу. Вот, то и то он сказал, «у меня не было такой кровавой операции. Да, меня оперировали в Швейцарии, но у меня была не такая кровавая операция». Представьте себе эту ситуацию – в программу конкурента звонит бывший премьер страны и номер один по политическому влиянию в стране и пересказывает мою программу. Беспрецедентный успех. В каждой программе мы разбирали вопли, крики всевозможные против нас Лужкова и Примакова. И надо сказать, что если в начале сентября мы начинали с рейтинга президентского: Примаков – 32 %, Лужков – 16 %, я напоминаю,
Но надо сказать, что дело не только в телевизионной дуэли. В этот момент идут боевые действия в Чечне, и это принципиально важно. Я расскажу о Чечне и расскажу, с глубоким сожалением, о взрыве дома в Рязани, о взрывах домов в сентябре в Москве. Я скажу вам о наших интервью, о наших встречах с Путиным. Каждые две недели был такой порядок. Порядок, потому что я сказал, что нам надо, хотя бы раз в две недели, встречаться, и надо сказать, что Путин в этом смысле очень точно понимал роль телевидения.
Был такой курьез, когда Дмитрий Козак подходит и говорит: «Сережа, Владимир Владимирович просит тебя полететь с ним в Ереван». Я говорю: «А что мне в Ереване-то делать, господи?» Я просил об интервью, и мне говорят: «Приезжай во Внуково-3, Путин приедет заранее, даст интервью, а потом полетит в Ереван». И вдруг Путин просит меня полететь с ним в Ереван. Я говорю: «Дим, а чего делать?» Дима Козак говорит: «Ну, пообедаете с ним, посидите 3,5 часа до Еревана, 3,5 часа назад. Посидите, поболтаете, он хочет с тобой пообщаться». И говорю такую вещь, которая сейчас кажется дикой, абсолютно дикой. Я говорю: «Дим, передай, что у меня в самолете ноги отекают. Я буду лететь 3,5 часа туда, у меня отекут ноги. А там выйду, вся делегация пойдет работать. А я чего буду? Слоняться по аэропорту, что ли? Либо прихвостнем при вас скакать, не понимаю. Дальше, назад 3,5 часа, Дима. Опять у меня отекут ноги, ты понимаешь, Дима?» Он говорит: «Ну, короче, ты летишь или нет?» Я говорю: «Нет! Я же сказал, у меня ноги отекают!» Он говорит: «Я так и скажу!» Я говорю: «Так и скажи!» Я думаю, что сейчас, честно говорю, Путин сказал бы мне: «Полетели в Сидней», а это в Сидней 20 часов в самолете. Я бы сказал: «Да, да, я хочу, чтобы у меня отекли ноги! Можно два раза в Сидней слетать? Три раза? Вокруг всей Земли?» Я вот думаю:
«Какой же был все-таки звезданутый в то время, боже милостливый. Я ведь был абсолютно звезданутый на всю голову. Прямо неловко сейчас».
Урок 2
Мы говорили с вами о непростой ситуации в августе, я напомню: это была ситуация, когда окончательно вся элита страны отвернулась от Кремля. Я абсолютно не преувеличиваю: и Кремль был таким местом позорным, прокаженным, ужасным для элит, внимание – для всех элит. И самое красноречивое, самое удивительное, такой яркий удар плетью просто в лицо сделал кадрово Ястржембский. Ястржембский был очень публичным и ярким человеком, очень много его было в медиа. Сергей Ястржембский, который был пресс-секретарем Ельцина и который покинул этот пост с тем, чтобы уйти к Лужкову. И вот этот переход был окончательным приговором, я думаю, что значение его понимали все участники процесса.
Путин не занимался конфронтацией с лужковцами. Путин приходит с этой своей ласковой улыбкой, с этим интенсивным свечением глаз… На самом деле он человек абсолютно обаятельный. Вот вы заходите к Путину с любыми идеями и с любым представлением о нем, может быть, нейтральным, или даже осторожным, или даже враждебным представлением, и Путин вас очаровывает. Притом он проводит с вами ровно столько времени, он же не следит за часами, которые у него на правой руке, но он на них не смотрит. Он проводит с вами столько времени, сколько нужно, чтобы вы вышли очарованным. Надо десять минут – десять, значит, надо сорок – сорок.
Путин вообще – и это я отметил с первой встречи с ним – абсолютно тяжело работает над отношениями. Это не само с неба валится, это не дар божий, это тяжелая работа. Представьте себе, что вам надо интенсивнейшим образом очаровывать людей так, чтобы они были за вас, готовы были горло рвать, или с гранатой под танк, или еще что-то. Это тяжелейшая работа. Путин – не Де Ниро, Путин – не большой драматический актер, не какой-то такой рисованный образ, а человек с возможностями очаровывать, в общем, довольно средними от природы, и все, что он достигает, он достигает работой глаз. Когда ты говоришь с Путиным, он же говорит очень тихо, спокойно, у него глаза постоянно работают, постоянно лучатся. И ты мгновенно попадаешь в ситуацию, когда ты должен отвечать, глядя в глаза. Глаза Путина – интенсивные, ласково поощряющие, типа: «Ну, давай, давай!» Я думаю, что я же захожу, допустим, а за мной еще кто-то заходит, это же не ко мне – это ко всем. Это вообще ко всем!
И вот он приезжает на работу, не знаю, как сейчас, прежде приезжал на работу в 12 часов дня и уезжал в 1 ночи. И вот он должен 13 или больше часов в сутки постоянно излучать энергию, которая обращает довольно странных, мятых людей вдруг в его сторонников. Это не легко. И я еще хочу сказать, что это действует не только на русских. Если вы думаете, что это действует только на русских, тогда объясните мне, как он очаровывает Олимпийский комитет, как он очаровывает целую кучу немцев, например, Шредера, который стал на него работать. Как он очаровывает людей на переговорах, как он очаровывал членов FIFA, которые дали чемпионат мира по футболу. Путин на иностранцев действует не меньше, чем на русских. И я думаю, что он, конечно, в этом смысле запахивает тяжело.